В воскресенье мне предстояло позвонить Тодду, ведь мы с ним должны были попросить прощения у Мэгги Кляйн в письменной форме, и я откладывала это до самого последнего момента.
Когда я наконец собралась с духом, то обнаружила, что по телефону на кухне разговаривает мама, помешивая мясные тефтели в соусе, которые она готовила на ужин. Спагетти с тефтелями – мое любимое блюдо. Значит, меня ожидает стоящее вознаграждение за это идиотское письмо Мэгги. Мама сказала: «Отлично, Сибил. Полная боевая готовность. Увидимся завтра» – и повесила трубку. Я попросила у нее телефон и уединилась в своей комнате. Я не рассказала родителям о своих проблемах в школе, да и не собиралась рассказывать.
Я набрала номер Тодда. Он сам снял трубку.
– Йоу, алло!
– Здравствуйте, Господин.
– О, привет, Принцесса. Насчет письма звонишь?
– Угу.
– Я слышал, ты вчера с Мерсером встречалась, – сказал он.
– Как ты узнал?
– У меня ведь шпионы повсюду расставлены. Вы типа вместе?
От невозможности ответить «да» у меня желудок сжался до размеров ореха.
– Не знаю… То есть… нет. Ну, не знаю. Нет, наверное. Нет.
– А надо бы, – сказал он. – Мерсер – хороший чувак. Куда лучше этого недоноска Веббера.
– Это да, – согласилась я.
– Я пытался тебя предупредить. Аманда его вообще не выносит. Говорит, что он эгоистичный ублюдок.
– Да, слышала такое.
– Слушай, так что ты там будешь писать?
– Не знаю. Как только подумаю, что надо извиняться, просто беситься начинаю. Мы ничего плохого не сделали. Формально-то.
– Давай тогда не будем писать.
– Что? Просто забьем?
– Ага. Ну его в жопу. Как они помешают нам школу закончить? Предки тогда еще больше шума поднимут. Блин, твоя мать, наверное, в силах добиться увольнения директрисы, и та это понимает. Мне вообще пофиг, что мне за этот курс поставят. И мне не стыдно ни за что. Они же сами нас вынудили.
– Я считаю, что мы вообще нехило постарались, учитывая, как мы друг друга ненавидим, – добавила я. – Мне тоже не за что извиняться.
Тодд рассмеялся:
– Да, мне за ту надувную куклу не стыдно.
– А мне за хот-дог. Или за подгузник. Я лишь чуть-чуть сожалею о том объявлении, но и то потому, что Джонни за него огреб.
– Да, но шутка была хорошая. Все же не стоит раскаиваться.
– Ну ладно, тогда не раскаиваюсь.
– А мне не жаль, что тебе пришлось в команду вступить.
– А мне – что ты столько времени потратил на мое обучение.
Мы немного помолчали. Нам совсем не было стыдно.
– Ладно, значит, не будем писать? – спросил Тодд.
– Нет. Но, думаю, надо будет объясниться. Защищать свое мнение и все такое.
– Идея дельная. Тогда увидимся завтра.
– Если не разминемся.
Щелк.
Ночью я почти не спала, все думала, что мы скажем директрисе и Мэгги Кляйн. Даже от спагетти с тефтелями мне не полегчало. Но от мысли сдаться и все же написать эти чертовы извинения мне становилось лишь хуже. Я понимала, что мы с Тоддом приняли правильное решение.
Ну, я, во всяком случае, на это надеялась.
На следующее утро мы с ним первым делом отправились в директорский кабинет. Тодд хлопнул по столу, миссис ДельНеро подскочила и так схватилась за грудь, что красноносый олень с подсветкой на ее жилетке перестал мерцать.
– Ладно, дорогие. Погодите-ка. – Дрожащими пальцами она принялась нажимать кнопки на телефоне. – Миссис Миллер, к вам пришли ребята, – сказала она в трубку с придыханием. Потом повесила ее. – Входите.
Там же оказалась и Мэгги Кляйн, она стояла позади стола директрисы.
А миссис Миллер сидела в кресле рядом с ней.
– Мисс Шихан и мистер Хардинг, здравствуйте. Полагаю, вы принесли письмо с извинениями.
Мэгги Кляйн насмешливо улыбнулась и протянула нам открытую ладонь, ожидая письма.
– Не совсем, – сказала я.
Тодд добавил:
– Письма нет.
Пальцы Мэгги сжались в кулак, и она медленно убрала руку. Директриса распрямила спину.
– Объяснитесь, – сказала она.
За окном активисты ПОМ закричали в мегафоны новую кричалку: «Супругов нужно выбирать! Не заставляйте школьников страдать!»
– Нам не за что просить прощения, – начала я. Мэгги Кляйн возмущенно фыркнула, что смотрелось крайне неблагородно. Я не стала обращать на нее внимание. – Мы соблюдали правила курса. Делали все, что вы просили, потому что вы принялись размахивать аттестатами у нас над головой. И да, мы прикалывались. Но вы что, реально полагали, что сможете избавить нас от страданий в будущей жизни, придумывая искусственные проблемы сейчас? – Директриса отвела взгляд, подняв его к потолку. – Я смотрю на чужие отношения и не вижу, чтобы они подчинялись каким-то правилам. Разные сложности возникают, и с ними приходится справляться, как и со всем остальным в этой жизни. Готовых шаблонов нет. Никаких, блин, стандартных схем. И именно этим и интересны отношения, разве нет? Этим элементом неожиданности.
– Да, например, некоторые случайно находят свою любовь в вахтерской будке, – добавил Тодд.
У меня сердце в пятки ушло. Неужели он осмелился? Но я и глазом не моргнула. Что бы ни сказал Тодд, я была готова его поддержать. Я посмотрела на миссис Миллер, думая, что она вскипит от ярости. Но злости на ее лице не было. Это было что-то другое. Более мягкое.
А вот Мэгги Кляйн отреагировала иначе. Она вся затряслась, стиснула челюсти, у нее начал дергаться глаз. И она взорвалась:
– Как вы смеете нас обвинять? Вы вели себя как малолетние наглецы!
Директриса подняла руку и закрыла глаза:
– Мэгги, хватит.
– «Хватит»? Что значит «хватит»? Почему меня никто не защищает? Когда начнут уважать мои чувства? Как же я? Почему меня все ненавидят?
Миссис Миллер ответила шепотом:
– Мэгги! Остановись. Иди в свой кабинет, приди в себя.
Мэгги явно не хотелось, чтобы ей закрывали рот. У нее накопилось столько, что надо было выпустить пар. Она фыркнула, пискнула, а потом все же вылетела за дверь. До меня вдруг дошло, что ей, наверное, просто мужика нужно.
Директриса открыла глаза, потом рот, но тут вдруг раздалась электрическая барабанная дробь, заглушившая монотонное скандирование протестантов. Миссис Миллер резко развернулась и открыла жалюзи.
Я затаила дыхание.
Там маршировала – точнее, даже танцевала – огромная толпа пикетчиков в радужных майках и с радужными флагами и баннерами под предводительством моей мамы, миссис Бофорт и Сибил Хаттон. За мамой шел папа с тележкой, также покрашенной в цвета радуги, на которой стояла его стереосистема с огромным удлинителем. Из колонок гремел техно-ремикс песни «Дождь из мужиков».
«Увидимся завтра, – говорила мама вчера. – Полная боевая готовность».
Я даже представить такого не могла.
Надо признать, что родительский поступок был смелым и альтруистичным. Вот только как я смогу это пережить? Как я буду смотреть людям в глаза после этого? Они ведь устроили перед школой настоящий гей-парад!
Тодд положил мне руку на плечо и прокомментировал:
– Теперь я хотя бы знаю, в кого ты такая.
Директриса снова задернула жалюзи:
– Фиона и Тодд, вы свободны. Возвращайтесь в класс, пожалуйста. Скоро звонок.
Мы с ним, как зомби, вышли из кабинета, пересекли приемную, пошли по коридору. Во всех классах все ученики и учителя прилипли к окнам.
Мы вошли в класс как раз по звонку, и мистер Тамбор принялся отгонять всех от окна. Я плюхнулась рядом с Мар. Тодд сел со своими друзьями. Я собралась, ожидая презрительных взглядов и перешептываний по поводу моей дебильной семьи. Но их не последовало, и я поняла… что собрались родители практически всех ребят. По-моему, даже мама Кэлли Брукс.
Так что, может быть, я все это и переживу.
Через некоторое время из динамиков раздался голос директрисы:
– Доброе утро, ребята. Во-первых, хочу напомнить, что в пятницу состоится зимний бал для старшеклассников, я надеюсь, что соберутся все. – Она замолчала, и послышались щелчки и писк – директриса то выключала, то снова включала микрофон. – Дополнительно хочу сообщить, что я решила отменить ваш брачный курс. Я поняла, что он несколько… ограничен в затрагиваемых темах и направлен на формирование навыков, не играющих особой роли. Таким образом, я объявляю об аннулировании учебных браков старшеклассников. Все заработанные вами за это время деньги будут компенсированы в полном объеме.
Вся школа так завизжала от восторга, что чуть не сорвало крышу. Мы чувствовали себя амнистированными смертниками. Наконец-то освобожденными военнопленными. Рыбой, снятой с крючка и брошенной обратно в бушующее море. И поскольку школьные динамики вещали также и на улице, протестанты тоже возликовали вместе с нами.
Мы были свободны! Я посмотрела на Тодда. Он мне подмигнул. Я тоже подмигнула ему, улыбнулась, показала средний палец. Он рассмеялся.
