– У тебя есть водительские права?
Он пожимает плечами в знак того, что их у него нет.
– Значит, нельзя. – Хотя, увидев, как Доминик водит машину по африканским равнинам, я уверена, что круговые развязки в Милтон-Кинси его бы не испугали. – Надо будет организовать тебе сдачу экзамена по вождению.
Доминик улыбается.
– Не могу поверить, что теперь я живу здесь.
– Я тоже.
В торговом центре Доминик останавливается и смотрит вокруг с благоговением.
– Это все магазины?
– Да.
– Никогда не был в таком месте, – говорит он. – Почему людям нужно покупать так много вещей?
– Не знаю. Мы здесь так живем.
– Я – воин масаи, – продолжает он. – Я не должен бояться, но сердце у меня в груди колотится.
– Это реакция нормального парня, – уверяю я его.
– Ты говоришь серьезно?
– Да. Большинство мужчин боится ходить в магазины. Но мы с тобой войдем и выйдем с быстротой молнии, – обещаю я.
– Так много людей. Очень оживленное место, – замечает Доминик.
Это правда. Хотя еще рано, но в торговом центре становится все больше народу, и толпы движутся туда-сюда по проходам.
– Это еще ничего. Приехал бы ты сюда в субботу.
– Что-то не хочется.
– Ну и правильно.
Даже я стараюсь не приезжать сюда по субботам, когда покупатели впадают в неистовство. Доминику же это покажется полным безумием. В Мара ближайший магазин – обмазанная глиной хижина, в которой есть немного товаров, и до нее надо идти пешком километров десять, а то и больше. Наш торговый центр должен казаться Доминику раем. Или адом – это с какой стороны смотреть.
В «Высоких парнях» к нам направляется продавщица средних лет. Она сперва обалдевает при виде Доминика, а потом начинает хлопотать, как наседка, и помогает ему, пока он борется с пуговицами рубашки, которую примеряет.
– Боже мой, Боже мой, Боже мой, – повторяет она снова и снова.
Тем не менее, она в мгновение ока находит джинсы, которые не только годятся ему в талии, но и хороши в длину. Мы покупаем рубашки и свитера, джинсы и элегантные брюки, а еще – теплое пальто. В этом магазине есть обувь, и теперь мы знаем, что у Доминика сорок восьмой размер. Впервые в жизни он надевает закрытую обувь – ботинки, а не сандалии, – и теперь ступает так, будто у него на ногах ласты. А еще я покупаю ему выходные туфли и кроссовки.
– Мне не нужны все эти вещи, – протестует Доминик.
– Да нет, будут нужны, дорогой, – уверяет его продавщица. – Обязательно.
– У всей моей семьи нет такого количества одежды.
Да и у Доминика нет ничего, кроме пары красных shuka, одеяла и сандалий. Вещи, которые мы считаем само собой разумеющимися, ему абсолютно чужды. Когда мы будем отправлять деньги его семье, я приготовлю для его матери и сестер посылку с моими лишними футболками.
– Это страна изобилия, – говорит он. – У вас есть все. Еда, одежда, деньги.
Это страна расточительного потребления и огромного количества отходов, думаю я, но не поправляю Доминика. Я видела, как мало вещей у него, по сравнению с тем, как много их у нас, и одно это уже наполняет меня чувством стыда. Я всегда была очень экономна, но с тех пор, как встретила Доминика, я не выбрасываю пищу, а все мои старые вещи отправляются в Оксфэм[66]. Это мелочи, но это только начало.
Одежда Майка отправляется в сумку, и час спустя мы выходим из центра. В новой европейской одежде Доминик выглядит великолепно.
– Спасибо, Просто Дженни. Asante. Я обязательно верну тебе все деньги, когда получу работу.
– Ну, пока ты этого не можешь сделать, – напоминаю я ему. – Поэтому не беспокойся. Это мой тебе подарок. – Я просовываю руку в его ладонь. – Мы не можем допустить, чтобы ты замерз до смерти.
Когда мы проходим мимо витрин, он с удивлением смотрит на свое отражение, не в силах отвести взгляд.
– Теперь никто не догадается, что я не английский джентльмен, – гордо говорит он, поглаживая рубашку.
– Конечно, – соглашаюсь я, оглядывая его с головы до ног. – Конечно, никто не догадается.
Возвратившись в «Маленький Коттедж», я звоню Майку. Он сразу же приходит, чтобы забрать свою одежду, которая нам больше не нужна.
– Приятель, да ты только посмотри! – говорит Майк, и в его голосе слышится неподдельное восхищение. – Я с трудом узнал тебя.
Доминик светится от гордости и поглаживает на груди свою рубашку. Майк поднимает руку, и они «дают пять».
– Что думаешь о Милтон-Кинси, приятель? – спрашивает Майк, когда я протягиваю чашку чая, который приготовила специально для него.
– Это было очень пугающее место, – признается Доминик.
– Тогда ты и вправду стал европейским парнем, – уверяет его Майк. – Нас всех пугают торговые центры.
Доминик смеется.
– Дженни мне так и сказала, но я подумал, она просто шутит. – Он сидит и время от времени отпивает из стакана теплое молоко.
– Вовсе нет.
– Тогда я не буду чувствовать себя так, будто я не мужчина. – Доминик улыбнулся.
– Ну, как тебе здесь? Устраиваешься понемногу? Если, конечно, не считать посещения магазина?
– Да, – отвечает Доминик. – Думаю, мне здесь понравится.
– Чтобы подружиться, вам надо заняться мужскими делами, – предлагаю я. – Майк может пойти с тобой в паб и на футбольный матч.
– Я болею за «Арсенал», – сообщает соседу Доминик.
– О вкусах не спорят. Я болею за Шпоры[67].
– «Тоттенхэм Хотспур». Робби Кин, Питер Крауч, – говорит Доминик, хвастаясь своим знанием английских футбольных команд.
– Надо как-нибудь вместе сходить на их игру.
Доминик сияет.
– Мне бы этого очень хотелось, Майк.
По оконному стеклу начинают ударять капли дождя, оставляя мокрые пятна.
– О, глядите, – жалуюсь я. – Разве предсказывали дождь?
– Всю неделю, – говорит Майк.
– Чертова погода, – бормочу я. – А я собиралась после ужина вместе с Домиником пройти по деревне.
Доминик подходит к окну и прижимает руку к стеклу.
– Я уже много лет не видел дождя, – шепчет он. – Как я жалею, что не могу послать часть его моей семье. Он им ужасно нужен.
Теперь я чувствую себя виноватой из-за того, что пожаловалась.
– Мне хочется выйти и стоять под ним, – говорит Доминик, и мне ясно, как сильно он желает, чтобы я согласилась.
– Конечно, – говорю я, – если хочешь. Только надень пальто, чтобы не умереть от холода.
– Нет. Я сниму свою прекрасную одежду, – говорит он. – Не хочу ее испортить.
– Немного дождя не повредит…
Но он уже на лестнице, и через несколько секунд возвращается в своем shuka и босиком. Дождь уже стал проливным. От сильного ветра струи его падают косо.
– Нельзя так идти, – протестую я.
– Я хочу чувствовать дождь кожей, – говорит Доминик, через секунду выскакивает из задней двери и оказывается в саду.
Мы с Майком идем к окну и смотрим. Доминик останавливается в середине моего маленького кусочка лужайки, вытянув руки вверх и подставляя их дождю, и начинает петь высоким голосом песню, которую обращает к небесам. Потоки дождя льются вниз. Доминик начинает танцевать по кругу, притопывая ногами. На лице у него восторженная улыбка.
Я грызу ноготь.
– Думаю, я должна пойти к нему, – говорю я своему другу.
– Возможно, лучше не оставлять его одного, – соглашается Майк.
Но вопрос в том, одеться мне или раздеться?
– Не буду тебе мешать.
– Не хочешь присоединиться к нам?
– Я много делаю для тебя, Дженни, но промокать до костей в середине зимы в мои планы не входит.
– Трус.
Майк смеется и направляется к двери.
– Не провожай меня.
– Спасибо, Майк.
– Hakuna, что бы это ни значило, – отвечает он.
– Hakuna matata, – кричу я ему вслед.
В кухне я раздеваюсь до белья и заворачиваюсь в большое пушистое полотенце, которое беру в подсобке. А еще надеваю резиновые галоши, которые храню там для работы в саду.
– Черт побери, – бормочу я себе под нос, а потом храбро выхожу в сад и присоединяюсь к Доминику под дождем.
Он прерывает свою песню.
– Это прекрасно, Просто Дженни! Прекрасно! – Доминик заключает меня в свои объятия. – Я пою благодарственную песню. Песню для моей семьи. Надеюсь, что пошлю им дождь.
– Научи меня этой песне, – говорю я.
Он опять начинает петь тонким голосом, и я пытаюсь копировать его. Танцуя, мы движемся по кругу, а дождь льется на нас. Я с громким воплем «Ву-ху!» сбрасываю полотенце и могу честно сказать – это первый раз, когда я оказалась в своем саду в лифчике и трусиках. И кожа, и белье мгновенно намокают. Доминик сияет. Его улыбка такая заразительная, что, несмотря на холод, дождь и ветер, я начинаю смеяться. Мы кружимся по саду, сплетясь в объятиях. Я откидываю голову назад и позволяю дождевой воде сбегать по моему лицу. Я чувствую себя очищенной, освобожденной и очень сильно влюбленной.
– Я люблю тебя, – кричу я Доминику. – Я очень люблю тебя!
