Начну сама заниматься своими делами, раз они меня не включают в свои. Но сначала мне нужна одежда. Я жила в одолженных рубашках. И почти так же важно, как одежда, мне нужно кое-что из моего барахла. Ноутбук, одноразовый телефон и наличные. Большая часть этого хранилась на моих конспиративных квартирах, но я все равно хотела иметь что-нибудь под рукой на случай, если не смогу добраться до одной из них сразу.
Я выяснила все о их службе безопасности. Похоже, там нет никаких внутренних камер, что для меня хорошо. Единственный видимый вход был через лифт, для чего требовалась карточка-ключ. Им следовало нанять кого-нибудь получше для создания своей системы безопасности, потому что проблема с ключ-картами заключалась в том, что их можно взломать.
Я устала сидеть на заднице. Если они не хотят давать мне какую-либо информацию, я найду ее сама. Тот факт, что Энзо не пытался связаться со мной, заставлял нервничать. Ни за что на свете мой дядя не позволил бы выходке, которую выкинули парни, остаться безнаказанной. Даже если бы он не смог повлиять на них, я бы все равно пострадала от последствий.
Беспокойство скрутило меня изнутри при этой мысли, когда моя рука взялась за ручку двери, слегка открывая ее.
Бесшумные петли были сладкой мечтой вора, а в этой квартире были именно такие, тихие, как церковные мыши. Напротив моей комнаты в коридоре тянулись еще две двойные двери. Я предполагала, что это, должно быть, спальни парней, но не было никаких подсказок, указывающих мне, чьи именно. Я также задавалась вопросом, почему третья спальня в этом холле была гостевой. Я прикусила нижнюю губу, размышляя, какую комнату попробовать первой.
Я решила выбрать ту, что ближе всего к моей, чтобы, если кто-нибудь вернется, я быстро уберусь к чертовой матери. Я подергала ручку и с удивлением обнаружила, что дверь не заперта. Еще до того, как я продвинулась в комнату, чтобы все разглядеть, я поняла, чья она. Аромат окутал меня, как объятие. Удушливое объятие, — пряное и насыщенное. Если я считала, что моя комната впечатляет, то комната Калеба была просто изысканной.
Черт, может, напроситься к нему?
Комната выкрашенная от пола до потолка в угольно-серый цвет. Стена, к которой была прислонена его кровать, выглядела как какой-то темный камень, а его кровать была из кожи коньячного цвета с черным постельным бельем, которое выглядело таким мягким, что хотелось упасть туда лицом. Но что действительно захватило мое дыхание, так это гигантские гравюры, которые он развесил по всей комнате. Черно-белые фотографии известных нью-йоркских гангстеров.
Я на цыпочках прокралась через его комнату, стараясь ничего не потревожить. Калеб относился к тому типу мужчин, которые замечают, когда кто-то побывал в его комнате. На прикроватных тумбочках не было ничего, кроме журнала и рамки. Я осторожно приподняла рамку, любопытствуя, что Калеб решил выставить напоказ. Уголки моего рта поползли вверх при виде неуклюжего Калеба, обнимающего своими долговязыми руками плечи достигших половой зрелости Кенджи и Нико. Нико был меньше, чем сейчас, но все еще массивнее по сравнению с двумя другими. И Кенджи выглядел таким… голым без всех этих рисунков на коже.
Моя улыбка сползла с лица, когда я заметила, что на фотографии были не только мальчики. Каким-то образом я пропустила хрупкую девушку, стоящую перед ними, обвивавшую руками талию Калеба. Я нахмурилась от укола ревности, пронзившего меня насквозь. Все четверо выглядели такими счастливыми. Я не могла не задаться вопросом, кто она такая и почему Калеб решил вставить в рамку фотографию, на которой была она. На этой фотографии запечатлены воспоминания. Воспоминания, на которые я не имела права, но очень хотела узнать.
Позади меня кто-то прочистил горло.
Я отреагировала чисто инстинктивно. Присев и поднеся руку к бедру, но у меня не было ни пистолета, ни ножа.
— Есть какая-то причина, по которой ты вломилась в мою комнату? — спросил Калеб. Его тон был нейтральным, но глаза сузились, глядя на рамку, которую я все еще сжимала в руке.
— Вряд ли это можно назвать взломом, дверь была открыта, — я закатила глаза, притворяясь, что мое сердце больше не колотится в горле, когда встала. — Кто это? — спросила я, когда он выхватил рамку из моих пальцев и поставил обратно на тумбочку. От его близости по моему телу пробежали электрические разряды.
Ревность сжалась внутри, когда он с любовью посмотрел на фотографию, прежде чем перевести свой пронзительный взгляд на меня.
— Не беспокойся о ней. Я ведь женат на тебе, верно?
Отношение, прозвучавшее в его тоне, вывело меня из себя. Это было пренебрежительно и горько — он не хотел жениться на мне. И, по логике вещей, я тоже не хотела выходить за него замуж, но логика не могла нейтрализовать горький привкус отвержения на языке.
Я покачала головой, пытаясь выкинуть из головы ощущение нежеланности.
— Я как раз тебя искала, — сказала я, указывая рукой на просторную рубашку, которая полностью поглощала меня, делая полуправду правдоподобной. — Мне нужна одежда. Кенджи должен был сказать тебе.
Калеб сморщил нос от моего заявления. Я не смогла прочесть эмоции, промелькнувшие на его лице.
Кроме того, какого хрена я молчала о том факте, что Кенджи прислал мне видео, на котором он трахает свою руку? Или что я трахалась с Нико? Предполагалось, что в этом и был весь смысл той маленькой эскапады. И все же я была здесь, стояла в его комнате, одетая в рубашку чужого мужчины, избегая этой темы.
Мой психотерапевт сказал бы, что я избегала говорить ему об этом, потому что все еще не оправилась от отказа. Нико отстранился, и я не хотела, чтобы еще один человек своими действиями говорил мне, что я недостойна.
Блять.
Терапия была наихудшим решением, если вы полны решимости сидеть в отрицании и диссоциации.
Калеб подошел ближе, снимая пиджак и бросая его на кровать.
— Ты же одета, Скар. Ты что, жадничаешь и хочешь рубашку от каждого из нас? — спросил он, придвигаясь так близко, что мне пришлось вытянуть шею, чтобы наши глаза встретились.
У моего рта был свой собственный разум. Потому что я пыталась сказать «нет, я не хочу надевать твою гребаную рубашку». Но вот что получилось:
