Моана покачала головой.
– Я надеюсь, Джеймс приедет до того, как начнется самое серьезное, – объяснила она не очень уверенно. Предстоящие роды, кажется, тоже выбили ее из колеи. – Впрочем… у меня ведь пять сестер, а я самая старшая. Все они родились у нас дома. И конечно, я кое-что знаю. Если это произойдет, значит, мы должны справиться, Хелена. Попытайся не переживать. Дыши спокойно, думай о чем-нибудь хорошем…
Девушка попробовала восстановить дыхание и думать о Джеймсе, о Киуорд-стейшн и конных прогулках под ярким солнцем.
Вместо этого ей на ум приходили воспоминания о смертном одре матери. В сибирском бараке тоже было темно. И Люцина плакала, а здесь плачет Марти. Тогда она пыталась успокоить сестру. Может, разговоры с ребенком немного отвлекут ее.
– Марти, не плачь, – прошептала она. – Ты этим очень печалишь своего ангела-хранителя. – Так их мать все время говорила Люцине. – Ты же знаешь, что у тебя есть ангел-хранитель?
Марти помотал головой. В Халдоне не было католиков.
– Это какой-то дух? – спросил мальчик.
Видимо, его очень волновали духи. Хелене стало интересно: это увлекло мальчишку после того, как они делали воздушных змеев в общинном доме нгаи таху, или его просто напугал отец?
– Нечто подобное, – ответила девушка. – Как бы то ни было, у каждого ребенка есть ангел-хранитель, наблюдающий за ним. Есть… есть одна песня, в которой говорится об ангелах-хранителях.
Перед глазами Хелены вдруг всплыла сцена львовской оперы с роскошными декорациями. Рождественский спектакль. Люцина, Хелена и их родители, нарядно одетые… Тогда давали оперу Хумпердинка «Гензель и Гретель». Девушка тихо запела.
Abends will ich schlafen gehn,
vierzehn Engel um mich stehn[25]
Моана и Марти завороженно слушали. Воспоминания Хелены рассеялись как во сне.
– Мне кажется, Марти заснул, – прошептала Моана, когда Хелена закончила петь.
Девушка едва не застонала, почувствовав новые схватки.
– Это ты хорошо придумала. Ты будешь хорошей матерью…
Моана снова погладила ее живот.
– Нет! – резко возразила Хелена и нахмурилась. – Этого точно со мной не случится. Я не хочу этого ребенка. Я его ненавижу!
Моана, удивленно взглянув на нее, покачала головой.
– Будешь, будешь, – спокойно промолвила она. – Когда ребенок появится на свет, ты его полюбишь. Это точно. Это у всех так. Даже если сначала ты его не хочешь. Поверь мне, в нашей мараэ половина детей нежеланные. Женщины находят какую-нибудь работу в деревне или на Киуорд-стейшн, потом пакеха приглашают их пропустить по стаканчику, женщины соглашаются… а девять месяцев спустя у нас очередной маленький метис, у которого нет отца. Но мамочка любит его, и в мараэ никто на него косо не смотрит. Злоба появляется позже, когда в школе дети пакеха обзывают его ублюдком… А ведь твой ребенок родится белым. И Джеймс наверняка станет хорошим отцом.
– При чем тут Джеймс? – ошеломленно спросила Хелена.
Моана спокойно ответила на ее взгляд. В темных глазах маори, казалось, застыла печаль.
– Ребенок ведь от него, да?
Хелена помотала головой и скорчилась от новых схваток, прежде чем успела ответить:
– Нет! Конечно нет! Разве… разве мисс Глория тебе не рассказала? Или Джеймс?
Хелена совсем растерялась. Ведь это было полностью в интересах Джеймса – рассказать обо всем своей подруге. И почему Моана сама не спросила его об этом, если подозревала в неверности?
– Мисс Глория не любит болтать, – ответила Моана. – А Джеймс… Я думала… я думала… Он считал, что меня это не касается. – В ее голосе слышалась легкая обида.
– Если… если бы я только знала об этом… – Хелена не договорила фразу. – Я ведь была уже беременна, когда познакомилась с Джеймсом.
Хелена не могла взять в толк, почему Моана все эти месяцы превратно думала об измене, но хранила молчание.
– Я полагала, вы познакомились в Европе, – ответила девушка маори. – Но это все равно. Джеймс – хороший парень. Он будет любить ребенка так же, как любит тебя.
– Он ведь не любит меня! – ответила Хелена и подавила стон.
Схватки становились сильнее, казалось, они разрывают девушку изнутри, но она ни в коем случае не хотела разбудить Марти. Ему нельзя видеть такое.
– Нет, Хелена, любит, – печально улыбнулась Моана. – Я увидела и почувствовала это с первого взгляда, когда он привел тебя в комнату с камином, а я как раз говорила с его матерью. Я сразу поняла, что он любит тебя. А когда позже узнала о твоей беременности, мне стало ясно: я его потеряла… Если он вообще когда-то принадлежал мне. Наверное, он и не любил меня по-настоящему никогда… – девушка вздохнула. – Человека нельзя заставить любить силой.
У Хелены вновь начались схватки, и она впилась ногтями в ткань своего платья.
– Ты ошибаешься! – объяснила чуть позже. – Он не может меня любить. Никто меня любить не может, я… – девушка всхлипывала от боли, изнеможения и страха. – Я очень плохой человек.
Моана покачала головой.
– Ты человек, над которым висит черное облако. И это я тоже видела. Именно об этом с тобой сегодня хотела поговорить Ахурева. Потому что это нехорошо для ребенка, – маори улыбнулась. – Похоже, он совсем не хочет выходить наружу. – Моана ненадолго задумалась. – Я должна сейчас спеть ему песню, тогда он будет знать, что его тут ждут. Просто произошло как раз…
Хелена чувствовала, что ребенок жаждал появиться на свет, вне зависимости от желания его матери.
– Ты видишь… это облако? – спросила полячка, чтобы отвлечься от боли и от мыслей о Джеймсе. Моана наверняка ошибалась. Этого не могло быть, чтобы Джеймс любил ее.
– А разве я не права? – настаивала Моана.
Хелена, взглянув на нее, кивнула.
– Кажется, меня обволакивает темнота. И это на самом деле так. Я… наказана за то, что сотворила, – она снова вспомнила лицо Люцины. На глаза наворачивались слезы.
Моана положила руку на плечо Хелены.
– Не плачь, – прошептала она. – Не пугай ребенка. – Девушка напевала мелодию, но потом, словно опомнившись, поняла: Хелена совершенно не готова к родам. Еще не настало время звать младенца. – Не хочешь мне рассказать? – осторожно спросила Моана и отставила лампу в сторону, так, чтобы свет не падал на лицо Хелены. – Что тебе довелось пережить? Расскажи о твоей пепеха.
– Объясни еще раз, что такое пепеха, – попросила Хелена и застонала, когда накатила следующая волна схваток.
– Твоя история, – сказала Моана. – История твоего прошлого. И даже больше. Твоя пепеха рассказывает о том, что было и что будет…
Хелена цинично засмеялась.
– И нга ва о муа, – ответила девушка. – Скоро я этого больше не услышу. И да, конечно, вы правы. Мое предательство в прошлом определяет мое будущее, которое навсегда разрушено. Это правда, это справедливо… но с меня сейчас хватит. Я больше не могу…
– Что же ты такого сделала? – продолжала осторожно расспрашивать Моана. – Может, все не так уж плохо.
– Это очень плохо, – сказала Хелена. Она теперь громко всхлипывала. – Это связано с моей сестрой… и моей матерью…
– Просто расскажи мне… – подбадривала ее Моана. – Я сохраню все в тайне. Совершенно точно. И я не стану тебя осуждать.
– Я с этим и сама хорошо справляюсь! – выпалила Хелена. – И судьба уже давно предопределила мой приговор. Я должна его принять, я…
– Я не знаю, как у вас там, в Польше, но в Новой Зеландии у людей есть право на адвоката! – пошутила Моана. Ее голос звучал ободряюще. – Расскажи мне об этом, Хелена. И о своем ребенке. Ты не должна ничего от него скрывать. Это отравляет ему жизнь.
Хелена покачала головой.
– Он еще не понимает, о чем речь! – настаивала девушка.
– И что же ты имеешь в виду? – строго спросила Моана. – Наказание? Ты считаешь, этот ребенок – наказание за то, что ты когда-то сделала с сестрой? Разве это справедливо? Как может ребенок расплачиваться за это? Если уж ты не хочешь, чтоб я стала твоим адвокатом, тогда позволь мне стать им хотя бы для ребенка. Он не заслуживает такого бремени, которое ты на него взваливаешь!
Хелена поджала губы. Моана права. Маори убеждена в том, что Хелена поступает в отношении своего ребенка несправедливо, предает точно так же, как и Люцину.
– Это было еще в Персии, – тихо начала девушка. – Мы приехали из Сибири, Люцина и я, нашим жизням больше ничего не угрожало, но и надежды на будущее не было…
Сначала Хелена говорила медленно, запиналась, потом все быстрее. В полутьме шахты, исполненная страхом, она рассказала всю историю, вспоминая рождение и смерть. Девушка ненадолго замолчала, когда вновь начались схватки. Потом она описала, как бросила Люцину в беде, нарушила обещание, данное матери. Она рассказала, как отдалась Витольду, чтобы тот хранил молчание.
– Тогда я еще могла бы все объяснить, если бы ответила ему отказом, – прошептала она. – Если бы я просто отказалась. Он бы меня выдал. И Люцина могла бы отправиться вместо меня… – Хелена всхлипывала.
