– Рада, что ты так считаешь. – Я снимаю комбинезон, выуживаю из шкафчика джинсы и натягиваю их.
– Думаешь, он задержится здесь?
Поскольку у нас сейчас период сердечного согласия, то пусть Нина узнает мои новости. Я набираю побольше воздуха.
– Мы собираемся пожениться!
После этих слов она замирает, изумленно глядя на меня.
– Что?
– Мы собираемся пожениться, – повторяю я. – Как только сможем.
Она ахает.
– Ты спятила!
Я закусываю губу и впиваюсь ногтями в ладонь.
– Обычно на такую новость отвечают поздравлениями, за которыми следуют бурные объятия. – Теперь я сержусь. Даже больше, чем сержусь. Я в ярости. – Мне показалось, ты только что сказала, что он тебе нравится.
– Сказала. Но он не вариант. Давай взглянем правде в глаза.
В эту минуту она говорит почти так же, как и ее тупой муж.
– Почему нет?
Нина вздыхает, с усталым видом стягивая комбинезон.
– Ему нужно только одно, Дженни. Не пройдет и пяти минут после вашего брака, как он подаст иск на развод. Попомни мои слова. Сейчас он может быть сама сладость и свет, но потом он попытается отнять у тебя половину дома и половину всего, что у тебя есть.
– Доминик вовсе не такой.
– Ну почему ты этого не видишь? – Нина сбрасывает куртку. – Все так думают.
– Кто эти все? Никто другой не знает Доминика так хорошо, как я.
– Тебе в лицо они могут притворно говорить, что любят его, Дженни, но думают, как я. Подожди, сама увидишь. Все начнется достаточно невинно, ты просто будешь время от времени посылать деньги, чтобы помочь его семье…
Она смотрит на меня, и мое лицо, видимо, выдает меня.
– Вот-вот, – говорит она. – Похоже, это уже происходит.
– Мы послали им несколько вещей и немного денег, – возражаю я. – И это предложила я. У Доминика даже и в мыслях этого не было. И почти все будет потрачено на лекарства. Я ни о чем не жалею, Нина. Если бы ты только видела, как мало у них всего, ты почувствовала бы то же самое.
Она пожимает плечами, отвергая мое объяснение.
– Я только говорю, что так это и начинается.
– Ты ошибаешься насчет Доминика, – твердо говорю я. – И очень сильно. Неужели ты не видишь в нем того, что вижу я?
– Могу согласиться, что парень во многом великолепен, – продолжает подруга, и ее тон становится более раздражительным, чем мне бы хотелось. – Но уж если тебе хочется чего-то экзотического, то для этого есть много веб-сайтов, Дженни. Ты не должна заходить так далеко. Даже не думай о том, чтобы удержать Доминика, тем более выходить за него замуж.
– Не могу поверить, что ты и вправду это сказала. – Я хлопаю дверцей шкафчика, едва сдерживая свой гнев, и выдергиваю ключ.
– Из него вряд ли получится прекрасный муж только потому, что он прирожденный сноубордист.
– Тогда из кого получается прекрасный муж, Нина? Из того, кто не может оставаться верным своей жене больше десяти минут подряд? Или из того, кто начинает клеиться ко всем твоим подругам, – даже к твоей лучшей подруге! – стоит тебе на минуту оставить его без присмотра? А иногда он даже обходится и без этой малюсенькой любезности, Нина, и делает все прямо у тебя на глазах. Так, значит, это Джерри прекрасный муж? – Я уже очень тяжело дышу. – Как ты смеешь критиковать Доминика! Он добрый, внимательный, веселый и очаровательный. И я бы доверила ему свою жизнь. А ты можешь сказать все это о своем муже?
– Ты не можешь сравнивать его с Джерри, ради Бога.
– Уж точно не могу, – соглашаюсь я. – Джерри – вечно обманывающий тебя бабник. – Возможно, у него и был некоторый шарм, хочу крикнуть я, но этого не достаточно, чтобы компенсировать то, что он полный ублюдок. – Что ты в нем находишь?
– По крайней мере, он работает, – говорит Нина. – Он держится на работе. Он не живет за мой счет, посылая деньги какой-то нуждающейся семье, живущей в какой-то подозрительной стране. Доминик уйдет, Дженни. И ты никогда его больше не увидишь. Он исчезнет в ту же минуту, как только обчистит тебя… В этом уверены все. Ты одна не хочешь этого понять.
У меня за спиной кто-то едва слышно закрывает дверь раздевалки. Мой инстинкт подсказывает мне, кто это. Я мигом бросаюсь к двери и вылетаю в коридор. Конечно же, там стоит Доминик.
– Доминик!
– Я слышал, что она говорила, Просто Дженни. – Его глаза наполнены печалью. – Я все слышал.
– Ну, пожалуйста, – умоляю я его. – Не обращай на нее внимания. Она мстительна и ревнива.
Я забираю свое снаряжение, полностью игнорируя Нину, а потом увожу Доминика из снежной зоны, крепко держа его за руку и избегая встреч с коллегами. Моя кровь кипит. Не могу даже вспомнить, когда я была так сердита.
Во время поездки домой Доминик сидит очень тихо. Он смотрит в окно, а на лице у него изумленное, страдающее выражение. Я и сама так расстроена, что едва могу думать о том, как вести машину. Но, если я не буду осторожна, мы окажемся в канаве. Опять идет дождь, и из-за раздражающего щелканья дворников по ветровому стеклу мне хочется скрипеть зубами. Я пытаюсь сосредоточиться на дороге, но вот-вот могу разрыдаться, а потом закричать что есть сил.
– Она не то хотела сказать, – говорю я, переключая передачу.
– Думаю, именно то, – возражает Доминик.
– Возможно, – соглашаюсь я. – Но она ошибается. В том, что она сказала, нет ни слова правды. Я это знаю. Ты это знаешь. Только это и важно.
– В моей деревне у меня была хорошая репутация. Старшие уважали мое мнение. Они гордились тем, что я ходил в школу. Вся община относилась ко мне с почтением. Поскольку я воин масаи, причем образованный, мной восхищались и мне завидовали. А здесь я не понимаю, каково мое место в обществе.
– Но все в деревне любят тебя, – напоминаю я ему. – Посмотри на пожилых леди, которые хлопочут вокруг тебя, как наседки. Они же не думают, что ты собираешься забрать мои деньги.
Один Бог знает – у меня едва ли осталось хоть что-то, так что и забирать-то нечего.
Доминик выглядит опустошенным. Очень тяжело видеть его таким, особенно после того, как мы прекрасно провели вечер, а Доминик оказался настоящей звездой снежной зоны.
– То, что сказала Нина, позорит меня. Если бы такое случилось дома, если бы моя репутация была так запятнана, я был бы вынужден уйти и жить на равнинах в одиночку.
– Но здесь не так. Здесь вообще все по-другому. Мы просто думаем: «Ну так черт с ними» и живем дальше. Правда, так мы и делаем.
– Моя семья, мои любимые захотели бы, чтобы я ушел. Они были бы рады, если бы я унес свой позор от их двери.
Ну как мне объяснить Доминику, что это просто буря в стакане, что на самом деле мне наплевать на то, что думают о нем мои коллеги! Но я вижу, что это тяжелым грузом лежит у него на сердце. Что бы я ни сказала Доминику, легче ему не станет.
– Если я навлек позор на себя, то навлеку его и на тебя. Сельские жители, твои друзья, перестанут любить тебя.
– Да мне все равно, что думает о нас с тобой кто-то другой. Пожалуйста, не зацикливайся на этом. Я никому не дам испортить то, что есть у нас. Я уйду с этой работы и займусь чем-нибудь еще, – говорю я. – Я и так уже об этом думала. Они все сводят меня с ума. И тогда мне не придется видеть ни Нину, ни остальных. Мы сможем завести новых друзей, друзей из деревни. А когда ты начнешь работать, то заведешь друзей и на работе.
– А что, если все они думают, что я плохой человек? Что, если все они думают, будто я хочу забрать у тебя твой дом и твои деньги? Вдруг они всегда будут смотреть на мою кожу и одежду и относиться ко мне подозрительно?
– Они не будут. – Я хватаю его за руку и сжимаю ее. – Не будут.
Кажется, я его не убедила.
– У Нины полно проблем с мужем. Вот и все. Она не может доверять Джерри, их отношения рушатся. Она просто не может вынести, что кто-то другой счастлив.
– Она – твоя лучшая подруга.
– Была лучшей подругой. Если она и дальше будет так себя вести, то я вообще не буду иметь с ней никаких дел.
– Но ты не должна разрушать вашу дружбу.
– Это не я ее разрушаю, Доминик, а она, потому что ведет себя как круглая дура.
Я подъезжаю к нашему дому. Дождь уже хлещет вовсю, и я рада, что мы целыми и невредимыми добрались домой.
– Я приготовлю тебе теплого молока, – утешаю я Доминика. – А потом мы посидим у камина и поговорим обо всем.
Он нерешительно открывает дверцу машины и выходит под дождь.
– Я должен это обдумать, – говорит он. – Я должен подумать о том, что будет лучше всего.
Я открываю входную дверь и говорю:
– Не надо ничего делать. – Арчи сбегает по лестнице и, счастливо мурлыча, крутится у нас под ногами. Я поворачиваюсь и обнимаю своего возлюбленного. – Мы просто будем жить, как жили, любить друг друга, планировать нашу свадьбу.
– В деревне я бы поговорил о своих страхах со старейшинами. Здесь у меня никого нет.
– У тебя есть я. И Майк. Хочешь, я позову Майка? Как думаешь, ты сможешь поговорить с ним?
– Нет, он европеец. Он скажет то же самое, что и ты. Я должен обдумать все сам. Пойду в сад.
