Ознакомительная версия.
Я отключаюсь и решаю этот вопрос, а ты ложишься спать. Спокойной ночи, дурашка.
– Уэллси, подожди, – говорит он, прежде чем я успеваю нажать на кнопку.
Я выключаю громкую связь и снова подношу телефон к уху.
– Что?
На том конце пауза, длиннее которой я не слышала.
– Гаррет, ты здесь?
– Гм, да. Извини. Я здесь. – Он тяжело вздыхает. – Ты могла бы поехать со мной домой на День благодарения?
Я холодею.
– Ты серьезно?
Еще одна пауза, более длинная, чем предыдущая. Я почти уверена, что парень сейчас возьмет обратно свое приглашение. И вряд ли это сильно меня расстроит. Я уже имею некоторое представление об отце Гаррета и сомневаюсь, что смогу высидеть весь праздничный ужин и не придушить его.
Что это за человек, который может бить своего сына? Своего двенадцатилетнего сына?
– Ханна, я не могу ехать туда один. Ты поедешь со мной?
При этих словах его голос срывается, а у меня раскалывается сердце. Я судорожно вздыхаю и говорю:
– Конечно, поеду.
Ханна
Вопреки моим ожиданиям, дом отца Гаррета – совсем не хоромы, а обычный особняк, расположенный в престижном районе Бостона в Бикон-Хилле. Я была в Бостоне несколько раз, правда, не в этой его шикарной части, и не могу не восхищаться красивейшими домами девятнадцатого века, вымощенными брусчаткой тротуарами и изящными газовыми фонарями, освещающими узкие улочки.
За два часа дороги Гаррет не сказал и пары слов. От него исходят ощутимые волны напряжения, и от этого я нервничаю еще сильнее. Кстати, Гаррет одет в дорогой костюм – черные брюки, хрустящую белую сорочку и пиджак с галстуком, – который красиво облегает его мускулистое тело. Он похож на мужчину-мечту, и даже хмурое выражение на лице не умаляет его сексуальности.
Очевидно, это отец потребовал, чтобы он надел костюм. Когда Фил Грэхем узнал, что сын приезжает с девушкой, он попросил, чтобы и я оделась официально, так что сейчас на мне элегантное голубое шелковое платье до колена, в котором я выступала на прошлогоднем конкурсе. К платью я надела серебристые туфли на десятисантиметровых «шпильках». Когда Гаррет заехал за мной и увидел на мне эти туфли, он улыбнулся и сказал, что теперь сможет целовать меня без риска получить растяжение мышц на шее.
Нас встречает не отец Гаррета, а милая блондинка в красном коктейльном платье до щиколоток. Платье дополняет черный кружевной жакет с длинными рукавами, что меня сильно удивляет, так как в доме дико жарко, и я спешу снять с себя верхнюю одежду.
– Гаррет, – тепло говорит женщина, – я очень рада наконец-то познакомиться с тобой.
На вид ей лет тридцать пять, но мне трудно судить, потому что у нее глубокий, мудрый взгляд, как у человека, прожившего несколько жизней. Я называю это «старые глаза». Не знаю, почему у меня возникло такое ощущение. Ведь ничто в ней – ни элегантный наряд, ни дружелюбная улыбка – не говорит о том, что она знавала трудные времена, но я, как человек, переживший травму, мгновенно чувствую странное родство наших душ.
Гаррет отвечает коротко, но вежливо:
– Я тоже рад познакомиться с вами…
Его фраза повисает в воздухе, и в ее бледно-голубых глазах мелькает страдание, как будто она только что поняла, что Фил Грэхем не сообщил сыну имя женщины, с которой живет.
Уголки ее губ на долю секунды опускаются, но в следующее мгновение улыбка снова озаряет ее лицо.
– Синди, – договаривает она. – А вы, должно быть, девушка Гаррета.
– Ханна, – представляюсь я и протягиваю руку.
– Рада познакомиться. Отец в малой гостиной, – говорит она Гаррету. – Твой приезд сильно взволновал его.
Ни от Синди, ни от меня не укрывается сардоническое хмыканье Гаррета. Я сжимаю его руку, намекая, что нужно оставаться любезным, и одновременно спрашиваю себя, а что здесь подразумевают под «малой гостиной». Я всегда думала, что малая гостиная – это та комната, где богатые люди сидят в креслах и пьют шерри или бренди, прежде чем перебраться в столовую на тридцать посадочных мест.
Внутри дом значительно больше, чем кажется снаружи. Мы проходим через две большие гостиные, прежде чем доходим до малой. Которая выглядит, как… еще одна большая. Я вспоминаю уютную разноуровневую общую комнату в крохотном, всего на три спальни, родительском доме, который практически обанкротил их, и меня охватывает печаль. Несправедливо, что у человека вроде Фила Грэхема есть все эти комнаты и деньги на то, чтобы их обставить, а хорошим людям вроде моих родителей приходится из кожи вон лезть, чтобы заработать себе на крышу над головой.
Отец Гаррета сидит в коричневом «вольтеровском» кресле, и у него на колене балансирует стакан с янтарной жидкостью. Как и Гаррет, Фил Грэхем одет в костюм, и сходство между отцом и сыном сразу бросается в глаза. У них одинаковые серые глаза, одинаковый упрямый подбородок, одинаковые точеные лица, но у Фила черты резче, и у него морщины вокруг рта, как будто он так часто сердился, что это выражение застыло на его лице.
– Фил, это Ханна, – весело говорит Синди, усаживаясь на плюшевый пуфик рядом с креслом.
– Рада познакомиться, мистер Грэхем, – вежливо говорю я.
Он кивает мне.
И все. Один кивок.
Я не представляю, что говорить дальше, и моя ладонь, зажатая в руке Гаррета, становится липкой от пота.
– Присаживайтесь, – жестом приглашает нас Синди, указывая на кожаный диван у электрического камина.
Я сажусь.
Гаррет продолжает стоять. Он не произносит ни слова. Ни отцу. Ни Синди. Ни мне.
Черт. Если он собирается молчать весь вечер, тогда это будет самый длинный и трудный День благодарения.
Вокруг нас повисла абсолютная тишина.
Я потираю влажные руки и старательно выдавливаю из себя улыбку, но у меня получается, как мне кажется, не улыбка, а гримаса.
– Что… футбол уже закончился? – с наигранной веселостью говорю я, глядя на плоский экран телевизора, висящего на стене. – Мне казалось, футбольные трансляции традиционны для Дня благодарения. – Господь свидетель, мое семейство следует этой традиции, когда мы приезжаем к тете Николь на праздники. Мой дядя Марк ярый футбольный фанат, и хотя остальные предпочитают хоккей, мы все равно целый день смотрим матчи по телевизору и при этом отлично проводим время.
Гаррет, однако, наотрез отказался приезжать к отцу раньше назначенного срока, так что все дневные матчи уже выиграны и проиграны. Хотя, насколько я помню, как раз сейчас начинается матч с Далласом.
Синди быстро мотает головой.
– Фил не любит футбол.
– А, – говорю я.
Отгадайте, что дальше. Молчание.
– Кстати, Ханна, а на каком факультете вы учитесь?
– На музыкальном. На вокальном отделении, если точнее.
– А, – говорит она.
Молчание.
Гаррет прислоняется к дубовому книжному шкафу возле двери. Я бросаю на него быстрый взгляд и вижу, что он стоит с отсутствующим выражением на лице. Затем я бросаю быстрый взгляд на Фила и замечаю, что у того точно такое же выражение.
О, боже. Вряд ли я смогу пережить этот вечер.
– А чем так вкусно пахнет? – начинаю я.
– Мне надо взглянуть на индейку… – начинает Синди.
Мы обе смеемся, испытывая неловкость.
– Давайте я вам помогу. – Я в буквальном смысле вскакиваю на ноги, что довольно большая проблема, когда ты на десятисантиметровых «шпильках». Одно чертовски долгое мгновение я балансирую, боясь упасть, но вестибулярный аппарат справляется с задачей, и мне удается сделать первый шаг.
Да, я ужасная подруга молодого человека. Неловкая ситуация заставляет меня нервничать, и хотя мне ужасно хочется быть рядом с Гарретом и помочь ему дотянуть до конца этого кошмарного праздничного вечера, у меня холодеет в желудке при мысли, что придется остаться в комнате с этими двумя мужчинами, чья враждебность практически выжгла весь кислород.
Взглядом попросив прощения у Гаррета, я вслед за Синди иду в большую современную кухню с бытовой техникой из нержавейки и черной мраморной столешницей. Восхитительный аромат здесь гораздо сильнее, и все заставлено блюдами и салатниками, закрытыми фольгой. Еды столько, что хватит накормить целую страну третьего мира.
– И вы все это сами приготовили? – восклицаю я.
Она смущенно улыбается.
– Да. Я люблю готовить, но Фил редко дает мне такой шанс. Он предпочитает есть вне дома.
Синди надевает рукавицы и открывает дверцу духовки.
– И как долго вы с Гарретом встречаетесь? – спрашивает она, вынимая противень с гигантской индейкой.
– Почти месяц. – Я наблюдаю, как Синди снимает с индейки фольгу. – А вы с мистером Грэхемом?
– Чуть больше года. – Женщина стоит ко мне спиной, так что я не вижу ее лицо, но что-то в ее тоне заставляет меня насторожиться. – Мы познакомились на благотворительном мероприятии, которое я организовывала.
– А. Так вы профессиональный устроитель праздников?
Синди втыкает термометр в грудь индейки, потом в ноги, и ее плечи заметно расслабляются.
Ознакомительная версия.
