Розамунда нахмурилась, указывая на шлейф.
– К сожалению, я не могу танцевать, даже если бы захотела. Шлейф будет мешать нам, путаться под ногами. Более того, в глазах окружающих мы будем смешно выглядеть, не так ли?
– Значит, проблема в шлейфе?
– Как видите, да. Ничего не поделаешь.
Гриффин ухмыльнулся.
– Неужели ничего?
Не успела Розамунда сообразить, что он имел в виду, как Гриффин нагнулся и одним сильным и резким движением оторвал шлейф.
Выпрямившись, он бросил на пол бесполезный кусок атласа.
Радостный смех вырвался из груди Розамунды. Стоявшие поблизости люди удивленно переглядывались и перешептывались, лишь немногие понимающе улыбались.
Опершись на протянутую им руку, Розамунда, счастливая, улыбающаяся, пошла к танцующим.
Откровенно говоря, он не был хорошим танцором, хотя среди джентльменов можно было бы легко найти и таких, которые танцевали хуже его.
Наконец-то они танцевали! Ее давнишняя мечта сбылась, и Розамунда буквально не чувствовала ног под собой от счастья. Тем не менее ее ножки помимо воли быстро и легко порхали над полом. Вальсировать в его объятиях, было величайшим наслаждением.
Ею овладело пьянящее чувство восторга, которое только усиливалось от сознания того, что она танцует в порванном платье, что было неприлично в глазах света. Его близость кружила ей голову.
Они разговаривали, и их разговор протекал легко и свободно. Им было что сообщить друг другу. Розамунда рассказала о Жаклин, как она призналась во всем, а он, в свою очередь, поведал ей всю правду о Крейне и Бесси.
– Значит, Жаклин ни в чем не виновата! – воскликнула Розамунда. – С какой радостью она встретит это известие!
Гриффин кивнул.
– У меня есть письменное признание Бесси. В случае необходимости его можно будет использовать. Впрочем, я очень сомневаюсь в том, что такой случай действительно возникнет.
– Кроме того, у тебя есть алиби, – веско заметила Розамунда. – Как известно, по четвергам ты сидишь у викария. Когда Жаклин упомянула, что это произошло в четверг, я тут же вспомнила о викарии.
– И верно, алиби, – согласился он. – Но я не мог бы им воспользоваться. Из-за Жаклин, если бы подозрения пали на нее.
– Ты не просто чудовище, ты благородное чудовище, – улыбнулась Розамунда. – Как я счастлива, что ты вернулся.
– А я тем более. – Вдруг он стал серьезным. – Розамунда, сейчас не самое подходящее время, но я…
Она заморгала, прогоняя навернувшиеся слезы.
– Нет-нет, сейчас не надо об этом. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Гриффин, но об этом как раз не надо говорить.
Отвернувшись, она заметила, что герцог Монфор наблюдает за ними. Улыбнувшись ему, она тряхнула головой: у них все прекрасно, что бы там ни говорили.
Поняв, что она хотела сказать, Монфор, улыбнувшись, поклонился в ответ, затем отвернулся и как ни в чем не бывало продолжил беседу с леди Арден.
– С кем это ты переглядываешься? – заинтересовался Гриффин.
– С его светлостью. Герцог не верит в любовь, или по крайней мере не верит, что браки надо устраивать по любви. Однако его протеже, как это ни странно, женятся именно по любви. – Розамунда вздохнула. – Интересно, способен ли герцог кого-нибудь полюбить?
– Он? – фыркнул Гриффин. – Да никогда в жизни.
Она лукаво поглядела на него.
– Да. А мне известен кое-кто, кого тоже считали совершенно неспособным на такое, и тем не менее…
– Когда ты на меня так смотришь, я готов забыть обо всем на свете. Даже о том, что мы на балу, в толпе танцующих.
Застонав, он схватил ее за руку и повлек за собой. Они вышли из дома в сад прямо под дождь. Ноги разъезжались на намокшей земле. Гриффин подхватил на руки не поспевавшую за ним Розамунду. В темноте возник темный силуэт летнего домика, того самого, где прошло их первое любовное свидание.
– Как быстро у нас все получилось, – прошептала Розамунда, соскальзывая с его рук на диван.
– Розамунда, я люблю тебя.
В его голосе звучала неподдельная теплота и искренность. Он обнял ее, прижал к себе и начал осыпать поцелуями.
– Нас могут увидеть, – испугалась она.
– В такой дождь никто даже носа из особняка не высунет.
Она отдалась ему, радостная, желанная, счастливая. Она дарила ему свою любовь, а он с неменьшей радостью принимал ее, щедро одаряя своей нежностью и пылкостью. Забыв обо всем, влюбленные слились, охваченные пламенем страсти.
Когда все было закончено, Розамунда замерла в блаженстве, глядя сквозь застекленную крышу на мерцавшие в ночном небе звезды.
– Постой, я чуть было не забыл, – прошептал Гриффин и, вынув что-то из кармана, протянул ей.
– Боже, мой медальон.
Она схватила вещицу, сгорая от желания узнать, открывал ли ее Гриффин. Если открывал, то видел свой портрет.
В смущении она искоса посмотрела на него. Он понял ее без слов.
– Я не открывал его.
– Да-а, – полувопросительно отозвалась она. Было приятно, что он из уважения к ней не стал открывать его, но тут ее уколол червячок ревности: неужели он так равнодушен к ней…
– Неужели тебе не хотелось увидеть, что там, внутри?
– Нет.
– Ни капельки?
Озорно улыбнувшись, он покачал головой.
– Ни капельки, так как знаю, что там.
– Откуда же ты узнал об этом? – кокетливо спросила она.
– Мне это подсказала твоя любовь. Ты любишь меня, и всегда любила, – целуя ее, ответил он.
– Точно так же, как и ты меня.
– И пусть так будет всегда. – Он рассмеялся и прижал ее к своей груди.
Для герцога Монфора стало традицией оканчивать свой ежегодный бал дружественно выпитым бокалом вина вместе с леди Арден в библиотеке.
Впрочем, дальше вина дело не заходило. Пока не заходило.
Герцогу просто нравилось завершать бал приятной во всех отношениях беседой. Подобные дружеские отношения – надо заметить, что герцог и леди Арден вот так встречались на протяжении пятнадцати лет, – нравились Монфору, и ему ничего не хотелось в них менять. Несмотря на кокетство, тонкие намеки и шутки и прочие разыгрывания герцог оставался непреклонным. Отношения между ними так и оставались дружескими, хотя леди Арден, откровенно говоря, волновала чувственность герцога.
Леди Арден была весьма привлекательна. Карие глаза, каштановые волосы, тонкий благородный нос, красиво очерченные скулы – да, безусловно, она была красивой женщиной, не говоря уже о роскошной фигуре.
Она бросила на герцога лукавый взгляд.
– До меня дошли слухи, что ваша маленькая роза с острыми шипами, леди Стейн, выходит замуж. Кажется, за дипломата.
– Да, – как ни в чем не бывало ответил Монфор, – я тоже слышал об этом.
– Говорят, что ее будущего мужа вскоре ждет новое назначение в Сибирь или еще куда-то? Представляю себе, как ей будет нелегко уезжать на край земли сразу после свадьбы.
Монфор улыбнулся.
– А я слышал, что они едут в Санкт-Петербург. – Монфор твердо знал, что новый муж леди Стейн едет именно в столицу Российского государства. – Впрочем, для леди Стейн Санкт-Петербург мало чем отличается от Сибири.
– Вполне возможно, – усмехнулась леди Арден. – Как бы то ни было, она окажется очень далеко и больше не будет досаждать своими выходками Розамунде. Надеюсь, светские развлечения в Санкт-Петербурге заставят ее забыть горечь отъезда. Может быть, ей там даже понравится. Не хотелось бы, чтобы она оказалась в тягостном для нее изгнании. А то, глядишь, еще вернется в Лондон.
– Мне всегда нравился склад ваших мыслей, – усмехнулся Монфор.
– В самом деле? – не без иронии воскликнула леди Арден. – В настоящее время мой ум изо всех сил ищет хорошую партию для леди Сесили.
– Не стоит так напрягаться. Она уже помолвлена.
– Но я вам уже говорила: мне не нравится этот брак.
– Он вам не нравится только потому, что вы не участвовали в его устройстве. Но я тоже не был его сторонником. Все решили родители Сесили. Они выбрали для нее этого герцога, а через месяц трагически погибли, их карета разбилась.
– Да, понимаю, – нахмурившись, отозвалась леди Арден. – А была ли заключена формальная помолвка или все осталось на уровне устной договоренности?
– А вот это, дорогая леди Арден, не ваша забота. – Монфор нахмурился. – Будьте довольны тем, что так ловко устроили брак между Мэддоксом и леди Жаклин. Как вам удалось добиться согласия Девера, просто уму непостижимо.
Леди Арден отмахнулась.
– Пустяки. Хотя у меня есть свои приемы.
Наступила тишина. Они как будто задумались над тем, какими хитрыми, тонкими и сложными могут быть уловки при заключении брака. Они, как люди, немало повидавшие на своем веку, лучше кого бы то ни было понимали, как непросто заключать браки. Вдруг их внимание привлекло какое-то движение в парке.
Герцог прошел к дверям, выходившим на балкон, и, приоткрыв их, выглянул наружу. Шел дождь.
Две темные тени, судя по одежде, насквозь промокшие, проскользнули к заднему выходу.
