— Вот, малышка. Мы же не хотим, чтобы это милое личико испортилось, — сказал Кенджи, сунув мне в руки гладкий черный шлем.
Он выглядел восхитительно, стоя перед таким же матово-черным «Ducati» с красными вставками на колесах. Серые спортивные штаны, которые были на нем, низко сидели на его подтянутых бедрах, и мне действительно хотелось, чтобы он немного приподнял свою футболку, чтобы я попускала слюни на четко очерченные косые мышцы. Я успела заметить их раньше, когда он убирал свою катану в ножны.
— Ты что, водить нормально не умеешь? — я указала подбородком на мотоцикл, подходя ближе. — Давай я тогда.
Наши тела были в нескольких дюймах друг от друга, и гараж растворился вдали. С Кенджи всегда было легко подшучивать. Он обнажил мою сторону сорвиголовы. Мы оба хотели погрузиться в хаос. Заводя друг друга все выше и выше. Например, кататься на байке, так быстро, будто желая умереть, но мне было все равно.
— О, детка, я прекрасно могу с ним справиться. Я мог бы вести байк и трахнуть тебя пальцами, если бы захотел, — ответил он, опустив глаза туда, где я облизывала губы в ответ на его предложение. Но затем он повернулся, перекинув ногу через красавчика. — Жаль, что нас ждут. Так что надень шлем и прислонись киской к моей спине.
Смех сорвался с моих губ. Кенджи, может, и был чертовски сломлен — как все мы? — но, черт возьми, чувство юмора у парня на высоте.
Это то, что делало его опасным.
Непринужденная улыбка и шутки заставляли людей терять бдительность. Прежде чем они осознают это, они посмотрят вниз и увидят его клинок в своей груди и безумную ухмылку на его лице. Что меня беспокоило, так это то, что мне нравились обе стороны этого ублюдка.
Моя грудь едва коснулась его груди, и он рванул с места, на головокружительной скорости завернув за угол гаража. Я взвизгнула от возбуждения, адреналин подскочил и заставил меня почувствовать себя живой. Я опустила стекло шлема как раз в тот момент, когда он влился в городское движение, лавируя между такси и легковушками.
У Кенджи была специальная кобура, прикрепленная сбоку к мотоциклу, в которой хранилась его катана, что позволяло мне прижиматься к нему всем телом. Мои бедра были практически прижаты к его, и они, наверное, будут болеть после этой поездки из-за того, что мне приходиться так обхватывать его.
У меня был собственный байк. Тот же самый «Ducati», но в поездке с Кенджи было что-то такое, что давало совершенно другой опыт. Каждое нервное окончание оживилось, когда мы на бешеной скорости пересекали полосы движения. Кровь стучала в ушах, а щеки болели от того, как широко я улыбалась. Здания были размытыми, пока мы пробирались по городу. У меня было такое чувство, что я знала, куда мы направляемся. Это часть Бруклина, с которой я хорошо знакома. Эти парни, вероятно, думали, что я ни черта не знаю о подноготной криминального мира, но я глубоко запустила здесь свои когти.
Оставаться анонимной и прятаться в тени имело массу преимуществ. Но я была хорошо известна, когда входила в определенные круги. Или клетки. Вот так мы с Райан и познакомились — на нелегальных боях. Я работала в Аризоне, и моя цель должна была прийти на бой, который проводил Лос-Муэртос. Единственный способ попасть внутрь — стать бойцом.
Мой интерес возрос, когда в один из боев в клетку вошла миниатюрная девушка с черными волосами и красивой загорелой кожей. В ней было, может быть, метр-шестьдесят, но сложена она была как человек, знающий, что делает. Но не это меня убедило. А кровожадный взгляд и то, как она расхаживала по восьмиугольнику.
Хищник в клетке.
Вот о чем кричал язык ее тела. Точно так же я выглядела перед боем.
В то время мне было за двадцать, так что я уже успела поработать на нескольких крупных предприятиях и имела собственные деньги. В тот вечер я поставила на нее сто тысяч, и я поставила не только на то, что она выиграет. Сказала, что будет нокаут. Эта сучка все еще шутит, что я должна ей половину своего выигрыша.
Она не знала, что все это будет на ее счету в тот момент, когда она, наконец, будет готова выбраться из-под этого ублюдка Марио. Все мысли о подруге оборвались, когда Кенджи заглушил двигатель перед ветхим зданием.
— Черт возьми, женщина. Я не думаю, что когда-нибудь захочу кататься на этом байке без тебя, — он повернулся ко мне, его пальцы коснулись моего подбородка, когда он помогал мне снять шлем. На наших лицах были одинаковые улыбки, электричество от поездки все еще пробегало по нашим организмам.
— Давай в следующий раз я поведу, а ты прижмешь свой член к моим ягодицам? — спросила я игриво, но моя киска затрепетала, когда его взгляд потемнел, и он шагнул ближе, наклонившись вперед, чтобы прошептать мне на ухо.
— Я бы с удовольствием кое-что сделал со своим членом и твоей задницей.
От его слов в моем мозгу произошло короткое замыкание, меня захлестнула похоть. Он увидел мое лицо, усмехнулся и потянул за руку, ведя нас к кирпичному зданию. Под ногами захрустело стекло, и до моих ушей донеслись приглушенные голоса. Кенджи посмотрел на меня через плечо, его глаза шарили по моему телу, но не в сексуальном смысле. Он оценивал мою реакцию на то, что я ночью иду в неосвещенное заброшенное здание посреди сомнительного района.
Он же не испытывал страх. Черт возьми, он даже не проявлял беспокойство.
Надеюсь, он увидит Скар, известную этой части преступного мира. Черт, скорее бы увидеть их реакцию, когда они узнают, насколько, черт возьми, я переплетена с ними. Было что-то такое приятное, наблюдая, как мужчины демонстрируют свое эго, а потом обсираются, когда их загоняют в угол.
Райан постоянно сталкивалась с этим, люди принимали ее за парня с таким именем. Вот почему ей нравилось прозвище «Бруджита де Лос-Муэртос». Это давало мужчинам понять, что женщина пришла за их гребаными яйцами. Со мной были похожие ситуации прямо перед тем, как я доставала нож и перерезала чувакам горло, всего через несколько часов после того, как позволяла им напоить меня вином и угостить ужином.
— Держись поближе ко мне, ладно? Тут много грубиянов, — его взгляд опустился на мой спортивный бюстгальтер, и он застонал. — И ради всего греховного, если кто-нибудь спросит, принадлежишь ли ты кому-нибудь, ты, черт возьми, скажешь все, как надо. Понятно? Ты принадлежишь мне, и я вырежу им глаза за то, что они посмотрят на тебя.
