На это мне нечего было ответить. Некоторое время мы оба разглядывали долину, зеленые склоны гор, домá, небо, курчавый дымок над далеким вулканом. Наконец Лина сказала:
– Мы – все те, кто здесь живет, – видели многое: войну, ураганы, засухи, экономические кризисы и многое другое, но сейчас мы все поражены одной и той же болезнью, название которой – безнадежность. Ее бациллы витают в здешнем воздухе, поэтому уберечься от нее очень трудно, но я… я стараюсь противостоять эпидемии.
– Но как… как ты собираешься это делать? – Бремя, которое взвалила на себя Лина, казалось мне неподъемным, задача – невыполнимой, и я невольно понизил голос почти до шепота.
Она улыбнулась:
– У меня есть лекарство.
В ее голосе звучала фанатическая решимость идти избранным путем, и я вдруг понял, что сам я никогда и ни к чему не относился с таким рвением и страстью.
– Какое же? – спросил я.
– Моя жизнь, – ответила она. Наши глаза встретились, и я не увидел в ее взгляде ни притворства, ни самолюбования. Оседлав мотоцикл, Лина добавила: – Это и есть лекарство – единственное, которое я знаю. Ничего другого у меня все равно нет.
* * *
Стараясь не коснуться Лины, я перекинул ногу через седло и запустил двигатель. Некоторое время мы сидели на урчащем мотоцикле, глядя на вершины гор. Лина продолжала говорить, и я чувствовал, как с каждым произнесенным ею словом в моей душе приходят в движение какие-то глубинные, могучие пласты, на которые я привык опираться и на которых строил свою повседневную жизнь. Теперь все изменилось, и я ни в чем не был уверен – и в первую очередь я не был уверен в том, что жил правильно и хорошо.
– …До сих пор, копая колодец или работая в саду, люди находят останки тех, кто погиб десять лет назад. Иногда нам удается их опознать, иногда – нет, но и в том, и в другом случае мы устраиваем еще одни похороны и ставим еще один крест. Мы не торопимся забыть… Катастрофа случилась давно, но боль жива по-прежнему, и… и каждый раз, когда я гляжу на эту землю, за которую заплачено потом и кровью моего отца, мне становится радостно при мысли о том, что в нее упали и капли моего пота. Думаю, ему это тоже приятно – ведь он, конечно, смотрит на меня с небес, потому что на самом деле папа вовсе не умер… – Она слегка качнула головой: – Но должна признаться, что мне очень не хватает кофе, который он выращивал.
* * *
Мы ехали на север – сначала по шоссе, потом по грунтовым дорогам, которые указывала мне Лина. Добравшись до побережья, мы повернули на юг. Теперь мы двигались гораздо медленнее, останавливаясь у каждого лагеря, у каждой забегаловки или клуба, где тусовались серфингисты. Таких мест нам встречалось достаточно много. Тихоокеанское побережье Никарагуа – настоящий рай для любителей «оседлать волну», поэтому в сезон здесь бывает на редкость многолюдно. Мы опросили десятки загорелых, мускулистых парней и девушек с разноцветными досками под мышками, но никто из них не видел Сэла и даже не слышал о нем. Похоже, он катался южнее – если, конечно, до сих пор оставался в стране и не перебрался куда-нибудь еще.
В Валья-Крусес мы вернулись только после обеда. Пауло уже был там, но и ему не удалось напасть на след Сэла. Мне не терпелось продолжить поиски, но Лина напомнила, что я обещал помочь Пауло.
– О Сэле не тревожься, – сказала она, заметив мое беспокойство. – До завтра с ним все равно ничего не случится. После полудня в Никарагуа принято отдыхать, поэтому между обедом и ужином здесь вообще ничего не случается. Кроме того… – И она показала на Пауло, который притащил откуда-то три бухты веревки, к которой была привязана замысловатая конструкция из прочных ремней, отдаленно похожая на альпинистскую подвесную систему.
– Ты уметь копать, jefe? – спросил тот, широко улыбаясь.
– Jefe? – переспросил я, глядя на Лину.
– Босс, – коротко пояснила она.
Я показал на веревки:
– А что, собственно, он задумал?
– Разве ты не понял? Пауло мечтает восстановить папин колодец, чтобы люди на плантации могли пить чистую воду.
– То есть он хочет спустить меня вниз?
Она кивнула.
– Я, собственно, не против, – проговорил я. – Но почему именно я?
– Пауло сильнее, ему будет проще опускать тебя вниз и вытаскивать обратно. Кроме того, кто-то должен поднимать бадьи с землей…
– Я не об этом. Почему никто не восстановил колодец раньше? Если, конечно, его вообще можно восстановить…
– Я, кажется, уже говорила: местные жители верят, что там, внизу, обитают духи горы, которые злятся на людей, – терпеливо объяснила Лина. – Вот Пауло и подумал: когда люди увидят, что ты не испугался спуститься вниз, они…
– Они окончательно убедятся в том, что гринго тупые и ничего не понимают.
Лина улыбнулась:
– Как бы там ни было, они поймут, что раз с тобой ничего не случилось, то и им бояться нечего.
– Ага… То есть, иными словами, увидев мое тело, болтающееся на веревке, они устыдятся и возьмутся за работу сами? – с самым глубокомысленным видом заметил я.
В ответном смехе Лины было столько непосредственности, чистоты и веселья, что я невольно заслушался.
– Что-то вроде этого. – Она слегка пожала плечами: – Ты, конечно, можешь отказаться, но… можешь и согласиться.
– Конечно, я согласен, ведь я же обещал! Меня смущает другое – ты, кажется, только что сказала, что после обеда в Никарагуа принято отдыхать… Или к гринго это не относится?
– Почему же? Все люди на земле равны, не так ли? Если хочешь, можешь прилечь минут на сорок… Только в твоем курятнике сейчас градусов сто, не меньше. Ты уверен, что сможешь спать при такой жаре?
– То есть ты намекаешь, что на дне колодца будет гораздо прохладнее?.. Ладно, считай, уговорила. – Я взял из рук Пауло моток веревки и стал машинально ее ощупывать, словно мог таким образом оценить ее прочность. По правде говоря, мне очень хотелось быть уверенным, что веревка выдержит мой вес, но как убедиться в этом, я не знал.
Пауло отмотал конец веревки и, зажав его в руках, несколько раз дернул.
– Очень прочная быть, – сказал он. – Нет бояться. – Выпустив веревку, он схватил меня за руку и прижал к своей могучей «попайской» правой, где под кожей играли крепкие мускулы. – Я держать веревка. – С этими словами Пауло хлопнул меня по плечу. – Нет бояться! – повторил он.
Я посмотрел ему прямо в глаза:
– Ты будешь держать веревку?
– Sí.
– В таком случае я согласен.
Пауло улыбнулся, обнажая свои немногочисленные, но очень белые зубы.
– Vámanos! – громко воскликнул он. – Vámanos!
Старому пикапу Пауло было не под силу доставить нас к сáмому колодцу, но мотоцикл вполне мог справиться с этой задачей, поэтому мы с Пауло отправились на нем. Лина и Изабелла ехали на грузовичке, пока он не начал буксовать на крутом склоне. Тогда они оставили его в безопасном месте и, подложив под колеса большие камни, двинулись дальше пешком. Я, правда, пытался убедить Лину, что прекрасно себя чувствую и что ее помощь вряд ли мне понадобится, но она только покачала головой.
– Ты что, смеешься? – сказала она. – Пропустить такое зрелище? Да ни за что!
И вот мы добрались до места. Бетон колодезного венца местами выкрошился, но надпись, сделанную отцом Лины много лет назад, еще можно было разобрать: «Agua de mi corazon».
Насколько я мог судить, чудовищный сель прошел прямо здесь. Венец колодца треснул, а от навеса не осталось никаких следов. Сам колодец кто-то накрыл толстыми ветками, чтобы никто не свалился вниз, и мы начали с того, что разобрали завал. Наконец обнажился черный зев колодца. Несомненно, он был очень глубок: из шахты даже не пахло сыростью, когда же я бросил туда обломок камня, то не услышал звука падения.
Как ни странно, ручной насос, стоявший рядом с колодцем, сохранился. Это был видавший виды механизм, состоящий из пятифутового цилиндра с двумя рукоятками на торцах. К насосу все еще был подключен желтый хлорвиниловый шланг диаметром около четырех дюймов.
– Раньше колодец быть очень полный, – сказал за моей спиной Пауло. – Вода подниматься из земля выше и выше и даже переливать через край. Очень многая вода. Однажды земля двинуться… – Он жестами изобразил землетрясение. – Воды стать меньше, но люди уже много жить на гора, сажать кофейные деревья и водить коров. Каждый нуждался вода, поэтому мы опустить трубу. – Он сделал руками движение, словно вращал рукоятку насоса. – Поднимать вода с глубоко. Очень хороший вода!
Пока мы разговаривали и оттаскивали в сторону ветки, из-за деревьев появилась стайка мальчишек. Сначала их было трое, потом появились еще двое, а спустя еще какое-то время вокруг нас собралось уже человек двенадцать. Дети с любопытством следили за нами и негромко перешептывались.
Потом мое внимание привлекло огромное дерево манго, которое росло совсем рядом с колодцем. Таких больших манговых деревьев я еще не видел, возможно, оно было самым высоким и могучим во всем Никарагуа. Выглядело оно так, словно попало сюда из сказки. Заметив, что я рассматриваю дерево, Пауло показал сначала на его верхушку, потом на землю у нас под ногами, на колодец и, шевеля пальцами, изобразил, как корни дерева годами оплетали уходящую в землю шахту. Прижав кончик пальца к уголку глаза, он сказал:
