За что был немедленно приговорен к молчанию. Но когда Сильвестр, пояснив шокированной даме, что Эдмунд подхватил это словечко, не имея понятия о его значении, рассыпался перед ней в извинениях, чем вызвал бурю восторга у тех, кто был свидетелем инцидента, и вернулся на свое место за столом, устремив на племянника взгляд, не предвещавший тому ничего хорошего, Феба встала на защиту Эдмунда, заявив:
– Это несправедливо – упрекать его! Должно быть, мальчик слышал, как кто-то употребил это слово в «Poisson Rouge», когда он случайно забрел на кухню.
– Так мадам обращалась к Элизе, – загадочно обронил Эдмунд.
– Видишь ли, так говорить невежливо, дорогой мой, – с мягким укором сообщила ему Феба.
– Я так и думал, – удовлетворенно заявил Эдмунд.
– Мне представляется недопустимым, что ему разрешали бывать на кухне, – сказал Сильвестр. – Я мог бы предположить, что из вас четверых…
– Да, а мне, в свою очередь, представляется недопустимым, что под присмотром уж не знаю скольких людей ему дозволялось бывать на конюшне! – вспылила Феба.
Возразить на это было нечего, и за столом воцарилось молчание, которое нарушил Том, задавший Сильвестру, чтобы рассеять напряжение, какой-то вопрос насчет завтрашнего путешествия. Как только они вышли из столовой, Феба увела Эдмунда, намереваясь уложить его спать, ледяным тоном пожелав покойной ночи Сильвестру и очень тепло простившись с Томом.
Завтрак на следующее утро состоялся в атмосфере церемонной вежливости. Сильвестр время от времени обращался к Фебе с учтивыми замечаниями, а та отвечала ему с холодной куртуазностью.
Но чопорность моментально слетела с нее, едва она узнала, что на сей раз ее спутником в карете вместо Эдмунда станет Том. Девушка немедленно заявила:
– Нет-нет! Прошу вас, оставьте Эдмунда мне! Я согласилась поехать с вами, герцог, только ради того, чтобы ухаживать за ним, и, уверяю вас, я счастлива, что могу заниматься этим!
– Вы очень добры, мадам, однако сегодня я возьму его к себе, – ответил герцог.
– Но почему? – спросила Феба.
Поколебавшись, он сказал:
– Потому что таково мое желание.
Это было произнесено равнодушным тоном, но Феба сочла его следствием своего неумелого обращения с Эдмундом, что проистекало, скорее всего, из его давешнего пренебрежения приличиями, и поспешно отвернулась, дабы не дать возможности Сильвестру позлорадствовать при виде стыда, который ее охватил. Взглянув на герцога спустя несколько мгновений, девушка увидела, что он наблюдает за ней, и ей показалось, будто она прочла тревогу в его строгих глазах. Шагнув к ней, герцог поинтересовался:
– Что я такого сделал, чем привел вас в смятение? У меня и в мыслях не было подобных намерений!
Она непонимающе приподняла брови.
– Меня? В смятение? Ничуть не бывало!
– Я беру Эдмунда к себе, потому что уверен, что у вас болит голова, – без обиняков объяснил его светлость.
Это была правда, но мисс Марлоу принялась уверять герцога, что он ошибается, умоляя оставить Эдмунда с ней. То, что он проявил о ней заботу, полностью обезоружило ее; вся ее сдержанность растаяла без следа; и когда она подняла взгляд на его лицо, в нем светилась робкая улыбка. Несколько мгновений герцог молча смотрел на нее, после чего с неожиданной резкостью, отворачиваясь, сказал:
– Нет, не спорьте! Я уже все решил.
К тому времени как они достигли Кале, мучившая ее головная боль стала невыносимой, чему она и приписала свое неуклонно ухудшавшееся расположение духа. Эдмунд, узнав об этом обстоятельстве, признался, что и у дяди Вестера тоже болит голова.
– У меня? – воскликнул Сильвестр. – У меня в жизни не болела голова, негодник!
– Вот как! – сказал Эдмунд и с лукавой улыбкой добавил: – Какой ты скрытный!
Поскольку у Тома достало здравого смысла заранее проконсультироваться с Синдерби, то гостиница, где они остановились на ночлег, хотя и оказалась скромным заведением в старинной и непритязательной части города, но смогла предложить им комфорт и уют. Травяной отвар в сочетании с долгим сном без сновидений полностью исцелили головную боль Фебы. Настроение у нее, впрочем, оставалось подавленным, но, открыв глаза и обнаружив мокрые от дождя оконные стекла и свинцово-серое небо за ними, она решила, что в этом нет ничего удивительного.
– Нам предстоит крайне унылая переправа, – сказал Сильвестр, присоединившись за завтраком к остальной компании. – Ветра почти нет – в чем заключается преимущество для одного из нас. Мне удалось приобрести для вас каюту, мисс Марлоу, но, боюсь, вам будет невероятно скучно во время плавания – особенно если дождь не закончится, на что он, похоже, не настроен.
– А почему это, – вдруг требовательно осведомился Эдмунд, – мне нельзя съесть яйцо? Я не люблю хлеб с молоком. Кигли называет это «кормом для кошек».
– Не огорчайся! – смеясь, ответила ему Феба. – Съешь яйцо завтра.
– Завтра я, может, и не буду голоден, – мрачно сообщил ей Эдмунд. – Зато я голоден сейчас!
– О боже! Правда?
– Чтоб мне провалиться на этом самом месте! – ответил Эдмунд.
Сильвестр, просматривавший газету, опустил ее и вперил строгий взгляд в племянника:
– Этому ты не мог научиться у Кигли!
– Нет, – признался Эдмунд. – Так говорит Джем.
– Кто такой Джем, дьявол его забери?
– Тот, с веснушками на лице. Ты разве не знаешь его, дядя Вестер? – удивленно поинтересовался Эдмунд.
– Один из подручных конюха?
Эдмунд согласно кивнул.
– Он говорит мне очень хорошие слова. Он – мой друг.
– Вот как? – зловеще осведомился Сильвестр. – Что ж, в таком случае, если не хочешь отведать трепки, не вздумай больше повторять их!
Устрашенный, Эдмунд вновь принялся за свой хлеб с молоком. А Сильвестр поверх его склоненной головы горестно сообщил:
– Я должен извиниться перед вами вместо него, мисс Марлоу. Во всем виновата пожилая нянечка и слишком старый учитель. Мне следует найти ему наставника помоложе.
– Думаю, вам стоит найти ему разумную женщину, – отозвалась Феба. – Кого-нибудь наподобие моей прежней гувернантки, которая не поднимает шума из-за порванной одежды и любит животных и которой нравится коллекционировать бабочек, собирать птичьи яйца и… Ну, ты меня понимаешь, Том!
– Моя дорогая мисс Марлоу, прошу вас, скажите мне, как ее зовут и где я могу ее найти! – взмолился Сильвестр.
– А вы уже встречались с ней, – напомнила ему Феба. – Но, боюсь, я не смогу уступить ее вам. Мы с ней намерены поселиться вместе, как только я стану совершеннолетней.
– Поселиться вместе? – не веря своим ушам, переспросил он.
– Да. Она будет вести хозяйство, а я… – Девушка внезапно умолкла, спохватившись, после чего с вызовом закончила: – А я буду писать романы!
– Понятно, – сухо заметил его светлость и вновь уткнулся в газету.
Под моросящим дождем они поднялись на борт пакетбота, встретив куда меньшее сопротивление со стороны мастера Рейна, чем можно было ожидать. Когда ему растолковали, что всемогущий дядя не способен явить чудо и одним махом перенести мальца на другой берег моря, он, едва не закатив истерику, заявил:
– Нет, нет, нет! Я не хочу подниматься на борт, не хочу, не хочу!
Голос у него срывался, грозя смениться горькими слезами. Но Сильвестр произнес «Прошу прощения» столь язвительным тоном, что Эдмунд покраснел до корней волос, поперхнулся и умоляюще сказал:
– Пожалуйста, я не хочу плыть на нем! От этого у меня в кишках возникает ужасное чувство!
– У тебя где?
Эдмунд потер глаза кулачками.
– А я-то думал, что у тебя есть характер, – презрительно бросил ему Сильвестр.
– Он у меня есть! – провозгласил Эдмунд, и глаза его яростно засверкали. – Кигли говорит, у меня крепкая задница.
– Кигли, – небрежно заметил Сильвестр, – ждет нас в Дувре. Мисс Марлоу, я должен просить вас не упоминать моему груму о том, что Эдмунд струсил. Он будет очень огорчен.
– Я поднимусь на этот корабль! – сквозь зубы процедил Эдмунд. – Мы, Рейны, ничего не боимся!
Но на сходнях его сердечко все-таки дрогнуло, однако Сильвестр вовремя подбодрил мальчика, сказав:
– Показывай нам дорогу, юный Рейн!
После чего малыш решительно ступил на трап.
– Эдмунд, ты отличный парень! – сообщил ему Том.
– Да, я настоящий храбрец! – заверил его Эдмунд.
Для Фебы же переход через Ла-Манш оказался полон невыразимой скуки и тоски. Сильвестр, набросив свой бушлат на плечи Эдмунда, увел его на палубу; а ей, поскольку заняться было решительно нечем, а дождь и не думал прекращаться, оставалось лишь удалиться в свою каюту да предаваться невеселым размышлениям о собственном безрадостном будущем, что ждало ее впереди. Пакетботу потребовалось целых девять часов, чтобы достичь Дувра, и они показались Фебе поистине бесконечными. Время от времени ее навещал Том, принося то освежающие напитки и легкую закуску, то последние новости об Эдмунде. Малыша немного подташнивает, признался Том, но поводов для тревоги пока что не появилось. Они с Сильвестром отыскали укромное местечко на палубе и по очереди укрывались там с мальчиком от дождя и ветра. Но ей решительно не о чем беспокоиться: Эдмунд чуточку поспал, поэтому сейчас был весел и оживлен.
