– Если хочешь, я могу поискать в Интернете. И еще позвонить в бюро поиска в Дублине. Фамилия очень распространенная, так что мне могут выдать несколько Джозефов и Мэри. Если дашь мне еще какие-то сведения, я сначала всех отсортирую, а потом подходящих передам тебе. Твои родственники, надо полагать? – спросила Джейд. Задание показалось ей совсем не трудным.
– Передай мне все, что найдется. Я позвоню им сама.
Все оказалось на удивление, даже до смешного легко. В Дублине нашлись три супружеские пары с такими именами, их адреса ни о чем не говорили Тимми. Сначала она растерялась – что же делать дальше? Просто звонить им и спрашивать, была ли у них когда-нибудь дочь по имени Тимми, а потом брякнуть: «Привет, я ваша дочка»? Туповато. В конце концов Тимми решила, что будет звонить как бы от имени приюта Сент-Клер. И ей повезло – если можно назвать везением – на второй попытке. Она сказала ответившей ей женщине, что приют закрывает досье, которые хранятся много десятков лет, и спросила, не хочет ли семья получить документы, приют их вышлет. К телефону подошла ее мать.
– Нет, не надо. – Женщина говорила с резким ирландским акцентом. – У нас есть копии. Да и какой смысл? Муж умер год назад.
Тимми не знала, какой во всем этом смысл, однако упорно продолжала говорить, чтобы женщина только не положила трубку. Она отчаянно искала в памяти отзвуки ее голоса, но не находила. Это был голос старой женщины.
– Не надо посылать нам ваши документы, – твердо сказала женщина, и Тимми почувствовала, что ее в очередной раз отвергли. Они отказывались даже от нескольких строчек, подтверждавших, что Тимми какое-то короткое время существовала в их жизни.
– Почему? – спросила Тимми дрожащим голосом. Ей на самом деле хотелось спросить, любили ли они ее когда-нибудь и зачем столько лет назад бросили.
– Не хочу, чтобы их увидели другие дети, если со мной что-то случится. Они ведь о ней ничего не знали, да и сейчас не знают.
Значит, у Тимми есть братья и сестры, и родители их не бросили, а Тимми они не любили и потому бросили. Ей хотелось спросить почему. И сколько у них детей? Зачем они рожали детей, если от своего первого ребенка отказались? Это невозможно, невозможно понять. И как они могли бросить ребенка, которому исполнилось пять лет? Это самая главная, самая мучительная тайна, в которую Тимми хотела проникнуть. И тут женщина задала вопрос, от которого сердце Тимми дрогнуло.
– А как она? В этих документах есть что-нибудь о ней? – печально спросила женщина. Голос у нее был совсем как у старухи. Тимми прикинула, что ей сейчас всего шестьдесят пять, а по голосу чуть ли не восемьдесят, видно, жизнь она прожила нелегкую.
– Конечно, у нас нет записей, относящихся к более позднему времени, – сказала Тимми, продолжая разыгрывать роль, которую придумала, чтобы удостовериться, что разговаривает со своей родной матерью, – но, насколько нам известно, у нее все сложилось хорошо.
– Слава богу. – Женщина вздохнула с облегчением. – Я всегда думала: интересно, кто ее усыновил, хорошие ли они люди. Мы думали, будет лучше, если ее воспитает кто-то другой. Мы тогда были еще совсем молодые. – И при этом бессердечные, трусливые и подлые, подумала про себя Тимми, и слезы обожгли ей глаза. В ней вдруг вспыхнул такой гнев, какого она не испытывала никогда в жизни. Этот гнев и еще печаль буквально ее раздавили. Вероятно, сами того не понимая, эти люди исковеркали всю ее жизнь, нанесли ей незаживающие раны, которые так всегда и будут болеть. И все потому, что бросили ее.
– Вообще-то ее так никто и не усыновил, – жестко сказала Тимми. – Когда вы ее оставили, ей уже было слишком много лет. Все хотят усыновить младенцев, знаете ли. Устроить судьбу пятилетней девочки гораздо труднее. Мы отдавали ее в несколько семей, то ли в девять, то ли в десять, но она нигде не прижилась. Несколько лет ее пытались брать на патронатное воспитание, но всякий раз отсылали обратно. Она уже стала совсем большая. Хорошая была девочка, просто не складывалось, так бывает. Так что она выросла в приюте Сент-Клер.
Молчание на другом конце провода длилось, длилось, Тимми слышала, что женщина плачет, и вдруг ей стало стыдно за свою месть.
– Господи, господи… а мы-то всегда думали, что ее удочерят какие-нибудь богатые люди, будут хорошо к ней относиться… Если бы я знала… – «Знала – что? Если бы ты знала, ты бы не рассталась со мной? Взяла бы меня с собой в Дублин? Так почему же, почему ты меня бросила?» Тимми хотелось кричать, но в горле застрял ком, надо было успокоиться, иначе женщина на другом конце провода поймет, кто Тимми такая. – А нельзя ли узнать ее адрес? Может быть, я смогу написать ей письмо и все объяснить… Ее отец так меня и не простил за то, что я уговорила его оставить ее. Я думала, так для нее будет лучше. Мы же были совсем нищие и сами почти еще дети.
– Я посмотрю, что можно сделать, – уклончиво ответила Тимми. У нее голова шла кругом от того, что она услышала. – Я вам позвоню и сообщу.
– Спасибо… – Голос у женщины прерывался. – Спасибо… А если вы позвоните, прошу вас – не объясняйте ничего моим детям… попросите к телефону меня.
– Хорошо. Благодарю вас, – глухо произнесла Тимми.
Она потом долго сидела и невидящим взглядом глядела в окно своего кабинета. В лице у нее не было ни кровинки. Потом она сняла трубку и заказала себе билет до Дублина на завтрашний утренний рейс. Она хотела ее увидеть. Телефонный разговор не дал ей того, чего она ждала. Может быть, и ничто ей этого не даст. Может быть, и в самом деле уже ничего не изменить, время ушло. Но если все же нет, если остался хоть один шанс, Тимми хотела увидеть в своей матери еще что-то, и увидеть собственными глазами. Едва она положила трубку, заказав себе билет, как в кабинет вошла Джейд.
– Пожалуйста, отмени все мои встречи. Я завтра улетаю. По семейным делам, – коротко распорядилась Тимми.
– Те самые О’Ниллы, которых я разыскала в Дублине? – Тимми кивнула. – Что-нибудь еще? – Тимми покачала головой. – Надолго улетаешь?
– Думаю, на день-два.
До свидания с Жан-Шарлем в ресторане на Эйфелевой башне оставалось еще целых три недели, и он явно был не готов встретиться с ней раньше, чем они договорились. Тимми не скажет ему, что она в Европе. И никому не скажет, зачем туда летит. Кто знает, что случится, когда она туда прилетит, и что она там найдет. Но что бы там ни случилось и что бы Тимми там ни нашла, она знала твердо и безоговорочно, что должна совершить это паломничество не только для того, чтобы встретиться со своей матерью, но и для того, чтобы найти ту частицу себя, которую искала всю жизнь.
Полет из Лос-Анджелеса до Лондона продолжался одиннадцать часов, и Тимми почти все это время спала. Она лежала в своем кресле, смотрела в иллюминатор и думала о женщине, которая была ее матерью, представляла себе, как они встретятся, как это будет тяжело. Может быть, она потеряет сознание, или у нее случится сердечный приступ, или она бросится обнимать Тимми… Какие только фантазии не приходили ей в голову! И как угадать, что произойдет на самом деле? А может быть, не произойдет ничего. Может быть, им будет тягостно и скучно, хотя, судя по вчерашнему разговору, так быть не должно бы. У этой женщины хотя бы хватило милосердия заплакать, когда Тимми ей сказала, что ее так никто и не удочерил и что она выросла в приюте Сент-Клер.
Ее родители, как и все бедняки в Ирландии, были уверены, что в Америке мостовые вымощены алмазами, а местные богачи буквально нарасхват хотят удочерить конопатых пятилетних сироток. Реальность сиротского детства Тимми отстояла на миллионы световых лет от их младенческих представлений. И теперь уже ничего не изменить, поздно. Тимми просто хотела увидеть эту женщину и постараться понять, что же случилось, что должно произойти с людьми, чтобы они отказались от родного ребенка. У Тимми у самой был ребенок, и она так сильно его любила, что у нее в голове не умещалось – как родители могли ее бросить? Да, может быть, у них не было денег, не было будущего, семья им не помогала. Может быть, они тогда смотрели на все по-другому…
И сейчас, нося в своем чреве ребенка, Тимми не позволила бы никому и ничему на свете принудить себя отказаться от этого ребенка, бросить его, как бы ей ни было страшно, как бы бедна она ни была, пусть даже она останется совсем одна на свете. Он был ее плотью и кровью, плотью и кровью Жан-Шарля, Тимми отдала бы за него свою жизнь, убила бы всех, кто покусился на его жизнь, она будет любить его до конца своих дней. Она надеялась, что Жан-Шарль будет с ней. Но пока еще ничего не решено. Сначала Тимми должна встретиться со своей матерью, постараться понять, что она за человек. Для нее это что-то изменит, может быть, она даже сможет увидеть историю своей жизни другими глазами. И будет отныне ощущать себя в этом мире иначе. Может быть, они бросили Тимми столько лет назад не потому, что в ней было что-то не так, а потому, что в них самих чего-то не хватало. Она и раньше это знала, но почему-то всегда чувствовала себя виноватой, иначе не оказалась бы в сиротском приюте. Сейчас она должна убедиться во всем сама.
