Ознакомительная версия.
В традиционном рассказе о становлении американского исследовательского университета истоки этой модели связывают не только с Гарвардом и его институциональными аналогами – скорее их видят в слиянии этой колониальной реплики Оксбриджа с моделью немецкого университета, олицетворяет которую основанный в 1809 г. Берлинский университет. Непосредственный прототип американского исследовательского университета возникнет более или менее стихийно в 1876 г. – им, как мы говорили, стал Университет Джонса Хопкинса. Исследователи сходятся в том, что это учебное заведение послужило базовой моделью для американского исследовательского университета. Согласно завещанию железнодорожного магната, финансиста и филантропа Джонса Хопкинса, после его смерти (1873) попечителям его состояния – крупнейшего на тот момент наследства в истории США – предстояло основать университет и больницу. Их решение сосредоточиться на исследовательской деятельности и пост-бакалаврском образовании надолго определит ход развития всего американского высшего образования[194]. В Университете Джонса Хопкинса оксбриджская модель университетского образования с его обучением на базе пансиона, уже закрепившаяся на этом берегу Атлантики в таких элитных колледжах, как Гарвард, Йель, Принстон и Дартмут, переплелась с углубленной исследовательской работой, характерной для немецких академических учреждений. По оценке одного исследователя американского высшего образования, учреждение Университета Джонса Хопкинса оказалось, «вероятно, решающим событием в истории образования в Западном полушарии» – подобное заявление, по мнению историка Роджера Гейгера, если и звучит «экстравагантно», то все же небезосновательно[195].
Дэниел Джилман, ранее возглавлявший Университет Калифорнии, внедрил в Университете Джонса Хопкинса – и тем самым в американском высшем образовании – принципы обучения по модели немецких исследовательских институтов, т. е. с акцентом на интеграции исследовательской деятельности в учебный процесс[196]. Но пока исследовательская составляющая не стала полноправной и – как нам сегодня представляется – неотъемлемой частью высшего образования, прижившись и в других элитных университетах, ее вклад был, по оценке Гейгера, «по большому счету случайным»[197]. Вот как описывает воздействие этой модели Наннерль Кеохэйн, бывший президент Университета Дьюка: «Старинные университеты (Гарвард, Йель) и молодые (Стэнфордский, Чикагский) переняли “германскую” модель Университета Джонса Хопкинса, прививая ее коллегиальную структуру традиционному гуманитарному бакалавриату в рамках более масштабного университетского контекста»[198]. Кларк Керр, почетный президент Университета Калифорнии, дает емкую характеристику инноваций, привнесенных в американское высшее образование Университетом Джонса Хопкинса:
С концепцией Хопкинса в новой и, по сути, еще сырой цивилизации появилась аспирантура с исключительно высокими научными стандартами; началось обновление профессионального образования, в особенности в области медицины; установилась ведущая роль кафедр; появились научные институты и центры, университетские издательства и научные журналы, а также «академическая карьера» как таковая; многократно выросло число предлагаемых учебных курсов[199].
Однако, чтобы в полной мере оценить значимость этой новой модели, стоит обратиться к ее истокам – самостоятельным академическим традициям двух стран. Английская модель, элитистская и «коллегиальная» – организованная по колледжам, предполагавшим проживание студентов на территории университетского городка, – представлена Оксфордом и Кембриджем. На протяжении примерно семи столетий – до учреждения указом короля Уильяма IV Лондонского университета в 1836 г. – эти два учебных заведения оставались единственными университетами в Англии[200]. Немецкая модель, с акцентом на научных исследованиях, представлена Берлинским университетом, основанным благодаря филологу, философу и либеральному прусскому министру образования, Вильгельму фон Гумбольдту. «Немцы подарили нам модель организации передовых исследований, а британцы – принципы коллегиальной организации бакалавриата», – объясняет Джонатан Коул[201]. «По всем Соединенным Штатам, – пишет Артур М. Коэн, – наука и исследовательская деятельность, углубленное обучение – по немецкой модели – добавлялись действовавшим учебным заведениям, на тот момент более походившим на английские закрытые школы для юношей»[202].
По мнению историка Уильяма Кларка, «в американских университетах бакалавриат в основном повторял модель колледжей Оксбриджа, тогда как на последующих уровнях образования (в магистратуре) возникала надстройка по принципу немецких факультетов или кафедр. После 1870-х годов в магистратуре нового типа стали культивироваться исследования, бакалаврские же колледжи по-прежнему выполняли традиционную педагогическую миссию»[203].
В результате, отмечает Кларк Керр, американский исследовательский университет объединил характерные черты двух великих академических традиций: «академический монастырь кардинала Ньюмена», связанный с именем Джона Генри Ньюмена, и хваленые исследовательские амбиции немецких университетов XIX в. Однако, как утверждает Керр, новый американский институт не стал ни Оксфордом, ни Берлинским университетом: вместо этого «миру был явлен новый тип учебного заведения»[204]. Канадский литературовед Билл Ридингс метко напоминает нам: «Большинство проектов обновления университетов в XXI в. поразительно напоминают университетские проекты века XIX… Огромное число современных “рецептов” вывода университета из кризиса, в сущности, представляет собой не что иное, как переложение идей Гумбольдта или Ньюмена, а их мнимая актуальность – лишь результат незнания этих основополагающих текстов по истории института. Мы часто слышим, что нужно ценить не только преподавание, но и исследование, или что чистая наука приносит выгоду лишь косвенно, и считаем, будто эти идеи новы»[205].
Генетическая ориентация американского исследовательского университета на прикладные исследования, воспринимающаяся нами как данность и одна из принципиальных целей, вовсе не была чем-то неизбежным, в особенности если учесть авторитет модели «академического монастыря», которую пропагандировал кардинал Ньюмен. По замечанию Ханны Холборн Грей, почетного президента Чикагского университета, Ньюмен сформулировал «ряд утверждений относительно набора знаний, наиболее достойных внимания, и типа личности, на воспитание которого должно быть нацелено образование», тем самым подчеркивая значимость роли общего образования, опирающегося на гуманитарные науки для воспитания «достойных членов общества». Характерные для своего времени, эти высокопарные формулировки сегодня звучат эксцентрично: «Он выдвинул идею университета, основанного, в сущности, на традиционной общеобразовательной концепции с опорой на гуманитарные науки, исключавшей исследования и помещавшей задачи развития науки и распространения знаний вне университета, ограничивая последний лишь педагогической функцией»[206]. В предисловии к своему авторитетному труду «Идея университета», основанному на цикле лекций, которые он прочел в Дублине в 1852 г., Ньюмен делает поразительное заявление: «Именно распространение и расширение знаний, а не их углубление» в большей степени описывает «сущность» университета: «Если бы его целью были научные и философские открытия, тогда я не понимаю, зачем университету студенты»[207]. Коул замечает, что хотя ностальгическая концепция Ньюмена определяла полемику о задачах университета на протяжении последующих десятилетий, «она, к счастью, не повлияла на непосредственное развитие университетов – по крайней мере в Соединенных Штатах»[208]. Вот как комментирует высказывания Ньюмена Фрэнк Роудс: «Это – концепция колледжа, а не университета»[209].
В отличие от этого, немецкая модель, в большей или меньшей степени утвердившаяся с основанием Берлинского университета, отстаивала единство исследовательской и преподавательской деятельности. Грей характеризует концепцию Гумбольдта как «сферу базового гуманитарного образования, различные части которого вместе освещали взаимосвязанную универсальность и единство мысли и обучения, которые предстояло развивать как самоцель на самом высоком интеллектуальном уровне». Такова была концепция, «превозносившая идеал Wissenschaft как широкого, так и углубленного обучения и развития, при котором исследования проводились бы для расширения знаний как таковых, посредством новых открытий и интерпретации». Менанд интерпретирует Wissenschaft как «чистое обучение – идею знания ради самого знания», а литературовед-компаративист Элинор Шаффер поясняет, что даже если термин может со всей очевидностью быть отнесен к естественным наукам, в широком смысле он обозначает знание или образованность[210]. Подобное учебное заведение основывалось бы на «академической свободе профессора и студента, так что цели интеллектуального творчества, опирающегося на строгие исследования и анализ, куда бы они ни вели, должны быть в полной мере поддержаны и реализованы»[211].
Ознакомительная версия.
