Ознакомительная версия.
Ещё одно государственное учреждение, Сиротский дом, выдавало в этот период крупные ссуды. Это учреждение, не столь строгое, как государственные банки, давало деньги в долг дворянам и купцам, русским и иностранцам. Поручительство было обязательным, а условия ссуды требовали выплаты 1000 руб. в год плюс проценты[555]. И даже когда процентная ставка была низкой, такое быстрое погашение основной суммы долга часто оказывалось невозможным.
Многие заёмщики были вынуждены просить отсрочки выплат на несколько месяцев. Некоторые частные банкиры в Петербурге, обычно иностранцы, тоже давали крупные суммы в долг, а ростовщиков, ссужающих мелкие суммы, легко было найти в любой части города. Процентная ставка у частных банкиров была выше – они брали целых 10 % в месяц[556]. Поэтому русских купцов в Петербурге едва ли стоило винить за то, что они не желали брать крупные займы для финансирования деловых начинаний, всегда подразумевающих известный риск.
Помимо уже рассмотренных мер власти мало делали для того, чтобы создать источники кредитования или поощрить рост капиталовложений в коммерцию. Коммерческий банк организовали по настоянию купечества, а Императорский ссудный банк – по инициативе Екатерины, но в целом государство не проводило сколько-нибудь последовательной политики, благодаря которой купцы получали бы доступ к денежным средствам. Впрочем, от случая к случаю правительство откликалось на личные прошения и жаловало купцам монополии или суммы на начальные основные расходы. В 1763 г. государство выделило фонды на восстановление сгоревшего здания рынка на 5-й линии Васильевского острова. Это бедствие затронуло почти сотню купцов, которые вызвались через десять лет выплатить серебром беспроцентное казенное пожалование в размере 80 тыс. медных рублей. Их план был одобрен Сенатом и позволил купцам быстро восстановить торговые помещения[557]. Если речь зашла об удачных начинаниях, то отметим, что информация о коммерческой деятельности была в целом поставлена хорошо. Как указывалось ранее, газеты регулярно публиковали объявления и новости о прибытии торговых караванов из внутренних областей.
Коммерческим предприятиям города не хватало устойчивости. Не многие из них пережили одно поколение владельцев, а тем более два. Часто сыновей не интересовало сохранение отцовского дела, и его продавали. Вдовы продолжали держать лавки своих мужей, но лишь затем, чтобы они были проданы после их собственной смерти. А так как многие коммерческие предприятия были невелики и торговали ограниченным набором товаров, то свернуть операции, если того желали наследники, было нетрудно.
Ещё одна красноречивая характеристика уровня развития торговли состояла в том, что русские купцы не пользовались уважением в обществе. Сами русские часто говорили о нечестности своих купцов. Две из трёх вероятных причин знаменитого пожара на пеньковом складе в 1780 г., как докладывал граф А.Р. Воронцов по результатам своего расследования, бросали подозрение на купцов. Согласно одной версии, некий купец, имевший множество долгов, пытался спастись от кредиторов и хотел всех их сжечь. По другой, какой-то купец-подрядчик задумал таким способом скрыть свои злоупотребления[558]. Воронцов слышал об этом от купцов, потерявших товар в огне.
Иностранные купцы, имевшие дело с пеньковыми складами, постоянно жаловались в Коммерц-коллегию на то, что русские купцы их обвешивают или продают один сорт товара под видом другого. Иностранные путешественники тоже были невысокого мнения о русских купцах. Да и сами русские были вполне согласны со стереотипом, выведенным в комической опере Матинского. Наконец, Александр Радищев в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» клеймил русских купцов за плутовство – с этим их пороком Радищев как начальник Санкт-Петербургской таможни был слишком хорошо знаком[559].
Общий вывод состоит в том, что коммерческая деятельность в Петербурге в последней трети XVIII в., при всём своём громадном объёме, оставалась на гораздо более низком технологическом уровне, чем в главных западноевропейских морских портах. Русские купцы ещё были неспособны в полной мере использовать современные достижения банковского и финансового дела и бухгалтерии, если только они не принадлежали к очень узкому кругу тех, кому размах операций позволял держать счета в Амстердаме или в каком-нибудь другом, не столь крупном иностранном центре торговли[560]. Не отличались они и особенной опытностью. Но зато Санкт-Петербург опережал все другие русские города по объёму торговли, и к моменту смерти Екатерины он один осуществлял половину объёма российской морской торговли[561]. Вопреки технической отсталости, коммерция явно выросла в количественном отношении. Это произошло благодаря тому, что при Екатерине были осуществлены на практике те возможности расширения торговли, которые просматривались в потенциале ещё в начале её царствования.
Глава 7
«Трудолюбие и способы к пропитанию…»: промышленность
В большинстве исторических работ, рассматривающих Санкт-Петербург в качестве крупного промышленного центра, подробно исследуется период с начала XIX в., потому что именно после 1800 г. в России стали появляться современные индустриальные предприятия[562]. При этом историки согласны в том, что в Петербурге XVIII в. уже существовала промышленная активность, однако не могут прийти к единому мнению относительно её масштабов. Ещё менее ясен вопрос о том, можно ли каким-либо образом связать развитие промышленной деятельности в Петербурге с наступлением британской промышленной революции[563]. Эти затруднения отчасти вызваны недостаточной четкостью терминов. В XVIII в. промышленное производство осуществлялось тремя видами предприятий: заводами, фабриками и мануфактурами. Спор о том, каково точное значение каждого из этих терминов и какого рода деятельность он подразумевает, начался ещё в XVIII в. и продолжается до сих пор[564].
В общих чертах, завод являлся самым капиталоёмким из всех трёх видов предприятий, и, как правило, на нём совершалось самое основательное преобразование сырья в готовую продукцию, зачастую с применением химических процессов или высокотемпературной обработки. Рафинадные, пивоваренные, винокуренные, стеклянные, кирпичные, кожевенные, добывающие предприятия – все они назывались заводами. Латинское по происхождению название «фабрика» (отметим, что в одном источнике того времени сказано, что единственная разница между словами «завод» и «фабрика» состоит в иностранном происхождении последнего) относилось к предприятиям, где делали галуны, шляпы, большинство тканей, бакалейные товары, канаты, табачную и бумажную продукцию и многое другое[565]. Мануфактура по масштабам деятельности была наименьшим из трёх видов предприятий. В производственном процессе там применялось мало техники, рабочие места заполняли обычно мастера-ремесленники со своими подмастерьями. Мануфактуры выпускали такие товары, как часы, шпалеры. Мы в данном исследовании будем рассматривать все эти три типа предприятий как составные части промышленности Санкт-Петербурга.
В XVIII в. петербургские производства, наверное, не были ещё индустриальными фабричными предприятиями в понимании XIX в., но в их доиндустриальной организации труда постепенно проявлялись небольшие изменения, которые должны были в итоге проложить дорогу индустриальному способу производства. Устройство рабочего места, трудовой ритм, состав рабочей силы, цель производства – всё начинало преображаться. Эти изменения ещё были далеки от промышленного переворота, и всё же производство приспосабливалось к новым запросам и стремилось удовлетворить постоянно меняющийся рынок, что способствовало возникновению предпосылок будущего роста. Это не значит, что, рассматривая производственную жизнь города, нужно искать в ней лишь признаки новой индустриальной эры или что следует оценивать промышленное развитие Петербурга только с той точки зрения, насколько продвинулась его индустриализация при Екатерине. Гораздо плодотворнее рассмотреть характер производства промышленной продукции в категориях того времени, обращая наибольшее внимание на роль промышленности в тогдашней экономической жизни города. Фёдор Сукин, вице-президент Мануфактур-коллегии, писал в 1765 г., что работа, сделанная на фабриках и мануфактурах, отличается от продукции ремесленных мастерских, так как представляет собой «рукоделие таких вещей, для приведения которых в совершенное употребление потребны особливые здания, разные припасы, различные художники и инструменты, а короче сказать, соединенные многих людей руки и сложные машины»[566]. Но для Петербурга XVIII в. были важны и ремесленная мастерская, и фабрика, находившаяся на ранней стадии развития.
Промышленное производство
Полный список петербургских мануфактур, фабрик и заводов времен царствования Екатерины никогда не составлялся. Попытки произвести их подсчет признавали неточными уже современники, потому что многие предприятия не были официально зарегистрированы[567]. В сущности, ни один конкретный административный орган не отвечал за их учёт. Мануфактур-коллегия до своего роспуска в конце 1770-х гг. контролировала большинство частновладельческих предприятий столицы, но её юрисдикция не распространялась на такие производства, как пивоваренные и винокуренные, а также на мелкие мастерские, принадлежавшие индивидуальным ремесленникам[568]. Дошедшие до нас списки предприятий за 1775 и 1779 гг., подчинённых Мануфактур-коллегии, дают самую полную имеющуюся в нашем распоряжении информацию касательно местоположения, принадлежности, масштаба производства, периода функционирования предприятий, но лишь отчасти освещают те изменения, которым они подвергались с течением времени[569]. К счастью, эти списки и некоторая другая информация всё-таки позволяют выделить несколько определённых типов промышленных производств, удовлетворявших потребности различных рынков.
Ознакомительная версия.
