Ознакомительная версия.
Фраза Екатерины о том, что она застала Петербург деревянным, а оставила одетым в мрамор, относится даже к городским мостам. В 1762 г. через реки и каналы здесь были перекинуты исключительно деревянные мосты, и Екатерина старалась заменить их новыми, построенными из камня. К числу её заметных успехов принадлежат восемь гранитных сводчатых мостов через Фонтанку, два из которых стоят до сих пор, сохраняя вид, очень близкий первоначальному[677]. Но не каждый план успешно осуществлялся. Например, Харлампиев мост через Екатерининский канал из-за небрежности чиновников и отсутствия фондов на строительство пришел в такой упадок, что его в конце концов закрыли и он развалился[678].
Инженеры в ту эпоху ещё не имели возможности сконструировать постоянный каменный мост через Неву. Вместо этого выделялись деньги на содержание понтонных мостов, пересекавших реку большую часть года, насколько позволял климат. Но был один человек, заявивший, что он разработал осуществимый проект однопролётного деревянного арочного моста через Неву. Это был И.П. Кулибин, нижегородский мастеровой и изобретатель, чьи часы и микроскопы понравились Екатерине. Он начертил проект и даже построил модель такого моста в 1770 г. Макет Кулибина сейчас выставлен в Государственном Эрмитаже. Для своего времени этот проект был интересен как диковинка, но серьёзного рассмотрения он, как видно, не удостоился[679]. Хотя главное русло Невы так и оставалось не перекрытым мостами, зато теперь постоянные мосты были перекинуты через Малую Неву с Васильевского острова на Петербургскую сторону, а оттуда через Невку на Выборгскую сторону. Поэтому в те периоды, когда временные мосты использоваться не могли, город разделялся только на две части. Возросла доступность разных городских частей, а значит, повседневное взаимодействие между ними стало интенсивнее, чем в начале царствования Екатерины[680].
Внешний облик Петербурга при Екатерине II улучшился и в других отношениях. Столица утратила внешность наскоро сколоченного приграничного поселения и приобрела многообразные черты развитого города. Суровая местность преобразилась, дороги починили, наладили ночное освещение улиц, главным строительным материалом, во всяком случае в центре города, стал камень вместо дерева. Кварталы, застроенные деревянными домами, как будто и в самом деле превратились в каменные к концу столетия. А.Т. Болотову, жившему далеко от столицы у себя в имении, приписывали нижеследующий анекдот о том, что эти перемены могли удивить даже саму Екатерину. Как-то раз она, катаясь со своим егермейстером В.И. Левашовым, приехала в одно место, известное ей убогими домишками, и вдруг увидела там два стоящих бок о бок больших каменных здания хорошей архитектуры. Государыня будто бы воскликнула: «Боже милостивый! Здесь так много строят! И что за хорошие здания! Не так давно тут стояли жалкие развалюхи, а сейчас уже готовые дома!»[681]. Как ни относиться к явному изумлению Екатерины, но Петербург за треть столетия, когда она правила, действительно преобразился. Хотя точные цифры найти нелегко (а те, что имеются, часто не совпадают друг с другом), по оценкам, в 1765 г. в городе имелось 460 каменных домов и свыше 4000 деревянных. Через 30 лет каменных домов насчитывалось приблизительно 1800, а количество деревянных выросло только до 4300, причём рост пришелся главным образом на новые районы[682].
Этот переход от дерева к камню и кирпичу произошел ради того, чтобы спастись от частых свирепых пожаров, стиравших с лица земли целые кварталы деревянных домов. Из еженедельных донесений полицейских участков выясняется, что пожары вспыхивали то тут, то там почти каждый день. Обычно удавалось остановить огонь, но раз в четыре или пять лет пожар достигал безудержной силы из-за ветра или встречал на пути легковоспламеняющиеся материалы. Дома, лавки, склады гибли в огне без числа – пожарным нужно было не столько тушить его, сколько прежде всего остановить распространение бедствия. В этом адском пламени нередко выгорало больше сотни зданий. Об одном таком пожаре в мае 1771 г. Н.Г. Курганов писал: «Сильный восточный ветер помогал огню; от этого пожара выгорела с 7-й до 20-й линии почти половина острова, и в том числе здания Морского корпуса. Некоторые дома сгорели совершенно, от других остались одни стены. Корпусное имущество, бумаги канцелярии, архив, кадетская амуниция – все было истреблено»[683]. По следам первого разрушительного пожара екатерининского времени в 1763 г. был принят к действию всеобъемлющий строительный устав, тщательно регулировавший вид и размер зданий, а также материалы, применяемые для реконструкции домов. Благодаря этому постановлению к концу царствования ни в Первой, ни во Второй Адмиралтейских частях не осталось буквально ни одного деревянного дома. Когда Екатерина похвасталась насчёт превращения дерева в камень, она имела для этого вполне реальные основания, пусть только в центре города.
Динамика развития центра и окраин
За время правления Екатерины разница между центральными и периферийными районами города выявилась ярче, чем прежде. Действительно, тенденция к усилению этих различий была заложена в мерах, принимавшихся различными органами городского управления. Градостроители сосредоточили внимание на центральных районах, целенаправленно украшая их зданиями, которые представляли собой как явления архитектуры, так и функциональные постройки. Строгая рациональность классицизма воплотилась не только в зданиях двух Академий – наук и художеств, но и в гостиных дворах и в других зданиях коммерческого назначения, а в более скромном масштабе была подхвачена лучшими частными домами – каменными особняками дворянства и купцов. Собственно говоря, правительственные учреждения и канцелярии были сосредоточены в нескольких центральных городских частях, и все те, кто имел хоть какие-то светские или политические амбиции, в 1796 г. лучше, чем в 1762 г., понимали, что селиться надо только в кварталах центра. Промышленные предприятия и неказистые деревянные дома рабочих, мастеровых, всё новых выходцев из российских деревень были вынесены в периферийные части города и в его окрестности. За время екатерининского царствования отчетливее, чем когда-либо раньше, сформировались два разных Петербурга. В первом стояли каменные дома, пролегали мощёные улицы, освещённые фонарями, в гранитных берегах текли каналы, пересечённые прочными мостами. Тут жила знать, богатейшая буржуазия, чиновничество. В другом Петербурге с его грязными зловонными улицами, ветхими домами, илистыми речными берегами жители определённо были далеко не столь богаты[684].
Тем не менее не следует воспринимать этот контраст как абсолютный. Заглянув во двор или в подвальные окна в центре города, можно было обнаружить множество бедняков – из тех, кто обычно ассоциировался с окраинами, – живущих в богатых домах, хотя внешний вид центральных улиц и не выдавал их присутствия здесь. Даже в наилучших домах число жильцов на одну комнату оставалось удивительно большим, потому что зажиточные семьи держали обширный штат домашней прислуги и к тому же нередко сдавали жильё на первых и в подвальных этажах людям, которые не могли позволить себе ни купить собственный дом, ни хотя бы снять отдельную квартиру. Бедняков легко можно было обнаружить в центре, но богатых на окраинах – очень редко. Если здесь кое-где встречались большие пышно обставленные дома, то это были дачи, и они никогда не помещались рядом с бедняцкими выселками или с заводами.
Как уже упоминалось, в рассматриваемый период застройка Васильевского острова и Санкт-Петербургской стороны не расширилась по сравнению с улицами, уже проложенными к его началу. Зато Выборгская сторона так разрослась, что с 1777 г. не входила больше в состав Санкт-Петербургской части, а сделалась самостоятельным административным районом[685]. Самые большие перемены произошли на левом берегу Невы с разделением Адмиралтейской части на четыре административных единицы, а Московской части – на три. Вверх по Неве, за Литейной частью, на территории, до которой в 1762 г. город ещё не доходил, образовалась ещё одна часть – Рождественская. Левобережная часть города развивалась особенно бурно, что было вполне естественно: это материковый берег, от него начиналась Россия, откуда приходили новые поселенцы, к тому же здесь было самое высокое и сухое место в городе[686]. К концу екатерининского царствования центральная зона столицы, т. е. город в прямом смысле слова, увеличилась, поглотив некоторые кварталы Рождественской, Московской, Каретной и, возможно, Нарвской частей, в дополнение к уже существовавшим центральным районам. Выборгская сторона так и осталась сущей окраиной – хотя она и разрослась, но по-прежнему была самой сельской из всех столичных частей. Северные территории Петербургской стороны, западная половина Васильевского острова и все оставшиеся земли к юго-западу от Фонтанки тоже сохранили пригородный характер[687].
Ознакомительная версия.
