Ознакомительная версия.
Эта чаша (диатрета) сделанна из единого куска хрусталя. Изящная работа придает ей большую ценность. И основная часть, и рельефно выполненные детали – стекло. Она была обнаружена в 1725 году и хранится в кабинете маркиза Тривулси, в Милане. Резной орнамент вокруг тулова и буквы, из которых складывается обычный девиз любого пира, BIBE VIVAS MULTIS ANNIS («Пей еще много лет»), находятся на четверть дюйма от тулова чаши и присоединяются к нему очень тонкими стеклянными нитями. Они не припаяны к чаше, но вся работа выполнена на токарном станке и кажется более или менее угловатой, поскольку инструмент направлялся так, чтобы проникнуть в самые труднодоступные места. Надпись – зеленого цвета, резной орнамент – синего. Оба цвета очень яркие. Чаша матовая, меняющая цвет. Невозможно понять, придали ей оттенок намеренно или это оттого, что стекло долгое время оставалось под землей и подвергалось испарениям из канализационных коллекторов и отходов, гниющих в почве. Существует еще одна древняя чаша, выполненная подобным образом
Помимо этого существовали чаши из чистейшего хрусталя, «хрупкость которого делала их ценность еще более высокой». За них платили дороже, чем за золото и драгоценные камни, однако намного меньше, чем за знаменитые муррины (изделия из мозаичного стекла), которые так долго вызывали бесполезные замечания древних авторов.
Среди богатых трофеев Помпея, покорителя Митридата и властителя части Азии, выставленных напоказ после триумфа, римляне впервые с восхищением узрели муррины – вазы и чаши, материал и мастерство исполнения которых превзошли все, что можно было вообразить самым изящным и изысканным. Они пользовались большим спросом. Цена была заоблачной, отчего иметь их считалось необходимостью. Один из древнеримских консулов полагал, что ему слишком повезло заплатить всего лишь чуть больше 6 тысяч фунтов за одну из таких муррин. Так назвали это хрупкое и редкое новшество. Петроний заплатил за большую чашу 28 800 фунтов, а Нерон – такую же сумму за вазу с двумя ручками, о которой напрочь забыл пару дней спустя.
Чаши из мозаичного стекла появлялись на столе с вином из столистной розы, и в них разливали фалернское, чтобы сохранить всю изысканность и благородство его аромата.
Муррины пользовались большим спросом в силу своих форм и замечательной прозрачности. Их изготавливали, согласно Белону, из перламутра, но другие утверждают, что из агата. Однако же их размеры склоняют к тому, чтобы усомниться в этом. Скалигер, Кардано и мадам Дасье считали, что древние платили неслыханную цену за простые фарфоровые сосуды, которые были столь драгоценны по причине своей редкости. Это мнение, которое разделяют несколько современных literati (образованные люди, эрудиты, писатели), достаточно правдоподобно основывается, как очевидно, на одном из стихов Проперция, в коем он говорит о «мурринах, обожженных в парфянских печах». Бытовало мнение, что парфяне, возможно, научились изготавливать фарфор у китайцев, но этому предположению, всецело лишенному доказательств, в очень категоричной манере противоречит автор прелюбопытной книги, который упорно доказывает, что муррины были не из фарфора, а из камня, разновидности оникса. Следующий факт практически не оставит в этом никаких сомнений.
Чаша из муррина Эта чаша – самая драгоценная из всех, дошедших до нас. Чаша принадлежит принцу де Бискари, правителю Сицилии, и была описана им в труде, озаглавленном De Vasi Murrini Ragionamenti. Части ее сделаны из трех кусков опала: из первого – чаша, из второго – ножка, из третьего – основание. Если она действительно древняя, как утверждает де Бискари, если правда, что было найдено несколько столь больших кусков опала и столь прекрасных (что кажется сомнительным из знания минералогии), вопрос о мурринских чашах остается открытым. Они должны были быть из опала, а не из фарфора или сардоникса, как полагают многие, и не из кахолонга (разновидности халцедона, матового, желтовато-белого оттенка), как описывал я
В 1791 году Национальное учредительное собрание назначило комиссию по инвентаризации и оценке всех предметов, хранившихся в королевской Гард-Мебль. Среди прекрасных изделий из сардоникса она обнаружила два очень старинных сосуда: один в виде кувшина, 10 дюймов в высоту и четырех – в диаметре, с ручкой, выдолбленной из единого камня, второй – в форме чаши, 10 дюймов в диаметре. Оба были признаны подлинными мурринами: красивые белые и синие прожилки и другие оттенки переходили друг в друга, не влияя на полупрозрачность изделий; дно было того же цвета, что сам кувшин. Ювелиры оценили эти сосуды в 6 тысяч фунтов каждый, хотя отсутствовала какая бы то ни было гравировка как в углублениях, так и рельефная. Их оценка основывалась исключительно на красоте материала, безупречности полировки и сложности, которая, должно быть, сопутствовала выдалбливанию кувшина.
Такая стоимость показалась бы преувеличенной, когда бы не было известно, что древний сосуд герцога Ганноверского, сделанный из сардоникса в форме графина, ранее принадлежавший герцогам Мантуи, был оценен в 150 тысяч германских крон. Рельефная гравировка изображала мистерии в честь Цереры и Бахуса, но у изделия отсутствовала даже примитивная ручка, а диаметр был всего 2 с половиной дюйма.
Подле этих бесценных муррин стояли изящные кубки из янтаря. Чудесное мастерство, с которым они были выполнены, позволяло назначать за них абсолютно любую цену, но римские транжиры никогда не считали ее слишком высокой.
Почти столь же ценными были чаши из серебра с гравировкой, при условии, что являлись делом рук какого-нибудь известного мастера: такого, как Миос, Ментор или Мирон. Их даже предпочитали сосудам из золота, если последние не украшали драгоценные камни.
Все эти изделия были намного разнообразнее по форме, чем по материалам, использованным в их изготовлении. Они были и очень большие, и узкие, и продолговатые, и украшенные двумя ручками, и всего с одной. Некоторые сосуды в форме лодочки или кувшина сильно напоминали тимпан или шофар, музыкальный инструмент древних иудеев. Одним словом, греческий или римский мастер никогда не прислушивался ни к чему, кроме своего вкуса и своей фантазии, и был очень далек от того, чтобы предположить, что плоды его труда послужат причиной долгих и бессонных часов изучения для многих антикваров, всерьез жаждущих объяснить странную игру их фантастического воображения.
Бахус (Вакх), сын Аммона, родился в Египте и был первым, кто обучил соотечественников культивировать виноградную лозу и делать вино. Он – тот же Осирис, знаменитый покоритель Индии. Если это утверждение встретит противоречия, мы лишь попросим всех и каждого из спорщиков сделать свой собственный выбор бога виноградников из пяти героев, носящих имя Бахус, поскольку мы слишком непредвзяты, чтобы предпочесть какого-то одного в частности.
Энопион, достойный сын Вакха, обогатил жителей Хиоса первым пьянящим вином, которое с тех пор неизменно туманило их рассудок. Греция, Италия и Сицилия обязаны этим чудесным алкогольным напитком египтянам. Галлы получили сей сладкий дар от этруска, который был изгнан из Клузия, города в Этрурии. Культивация винограда быстро распространялась до начала правления кровожадного Домициана, пополнившего список своих преступных деяний искоренением виноградных лоз. Император Проб вернул их безутешным галлам. Этот правитель был поистине достоин своего имени (probus – порядочный, честный)!
Современная наука, соглашаясь со священными писаниями, рассматривает Восток как всеобщую колыбель виноградной лозы и рода человеческого.
Палестина славилась своими лозами. Плиний отзывается о них с похвалой. Виноградники составляли часть богатств этой страны, и к ним относились с величайшей заботой, настолько трепетно, что Моисей со своим особым отношением к виноградной лозе запретил сеять на той же земле семена других растений под угрозой конфискации имущества. Это было сделано, чтобы способствовать их распространению: мудрый законодатель каждого, кто посадил хоть одну лозу, освобождал от военной службы и от всех общественных обязанностей до первого сбора урожая.
Урожай винограда в Ливане, в месте под названием Хелбон, и в долине Сорек пользовался удивительной славой, а вкусное вино, которое из него изготавливали, было способно вдохновить лиричного Давида на те знаменитые славословия, которыми неумеренность часто отваживается оправдать предосудительное злоупотребление этим напитком.
Однако иудеи, народ трезвенников, подобно всем восточным народам, редко использовали вино в чистом виде. Обычно они смешивали его с некоторым количеством воды и пили совсем немного в дни церемониальных празднеств и в конце своих трапез. Иногда они смешивали с вином ароматные вещества и душистые снадобья.
Ознакомительная версия.
