Эдвард Аллворт - Россия: прорыв на Восток. Политические интересы в Средней Азии

Ознакомительная версия.

Патриотизм и пессимизм

Как бы пантюркизм или среднеазиатское единство ни воодушевлялись устным или литературным героическим эпосом, патриотизм местных интеллектуалов, вызванный стремлением сопротивляться русскому вторжению, в середине XIX века отступил. Драматическое, мрачное мироощущение пришло ему на смену и нашло выражение в новой литературе следующего периода. В горьких стихах, развившихся в особый жанр, у казахов как литература зар заман, у киргизов как акир заман или тар заман (время скорби), отразилось подавленное состояние умов и сердец. Это название стало также названием эпохи. Такое подавленное состояние господствовало и среди туркменских интеллектуалов, получив название ахир заман (роковое время). Эти мотивы прежде отмечались в поэзии Махтумакули Азади-оглы Фраги (1733 – ок. 1782) как отклик на несчастья XVIII века, вызванные враждой племен и нападениями чужеземных войск. Их подхватили поэты второй половины XIX века, когда русские карательные экспедиции опустошали туркменские деревни. В это унылое время такие казахские стихи, как «Опасиз жалган» («Предательская клевета»), определяли бедствие в качестве наказания за грехи страны. Автор этой поэмы Шортамбай Канаев (1818–1881) невольно выдвигал вдохновляющую идею для будущих националистов другой своей поэмой «Зар заман» («Время скорби»). В подобном пессимистическом ключе обращался к киргизам в это время и поэт Арстанбек уулу (1840–1882), чья поэма «Тар заман» («Время скорби») перечисляла трагические итоги русской колонизации киргизских гор и обнищания местных скотоводов из-за экспроприации пастбищ:

Но безнадежная тоска кочевников Степного края редко колебала равнодушие, с которым крупные южные города относились к русским солдатам, заявляющим свои права на огромные пространства казахской и киргизской территории. Настроения оседлых людей, которые тревожились только тогда, когда враг приближался к ним вплотную, менялись после завоевания городов на сумбурное, шоковое оцепенение. Разное отношение к оккупации на севере и юге можно объяснить в значительной степени тем, что городские поэты и интеллектуалы редко владели землей. Не имея этого источника существования, который мог быть утрачен из-за прихода русских, они едва ли ощущали прямую угрозу своему мусульманскому образу жизни после того, как царские войска перешли на обычную гарнизонную службу. Кроме того, литераторы, не совсем равнодушные к общей судьбе, пришли к пониманию того, что с их цивилизацией творится что-то неладное, если она так покорно восприняла иностранное ярмо.

В Ферганской долине Мухаммад Амин-ходжа Мукими только что вернулся домой по завершении высшего образования в Бухаре, когда Кокандское ханство, уже прежде посещаемое многими русскими купцами, разведчиками и прочими путешественниками, оказалось во власти русского царя. Преимущественно лирическая поэзия Мухаммада Мукими периода 1880–1890-х годов выражала мрачные времена словами «несчастье» и «безнадежность», повторявшимися многократно в его поэме. Это были стихи о том, что «вороны замещают соловьев». В подавленном настроении Мухаммад Мукими написал поэту Закирджану Халмухаммеду Фуркату:

Творчество Мукими, а также Мавляна Мухии и Мухаммадкула Мухаммада Расул-оглы Мухаира (1850–1920), утонченное и сдержанное на фоне ясной и простой поэзии казахских и киргизских степняков, тем не менее задало тон лиричной, почти ностальгической привязанности к прекрасной Ферганской земле, которая позднее вновь воспевается во многих узбекских стихах. Такая поэзия своей вдохновленностью походила во многом на произведения казахских поэтов «времени скорби».

Кружок «Зар заман» («Время скорби»), который сформировался вокруг Шортамбая Канаева, включал таких людей, как Базар-акын (1842–1911) и Мурат-акын (1843–1906), которого из-за откровенной оппозиции русским в советской истории характеризуют как реакционного феодала-пантюркиста. Такие же эпитеты адресуются З. Нуралиханову, М. Шорманову, Д. Иманкулову и особенно Алихану Букейханову.

Букейханов под псевдонимом Кыр Баласы («Дитя степей») начал в конце 1880-х годов призывать, в духе поэзии кружка Шортамбая Кунаева, к возрождению местного патриотизма. Он выступал на страницах правительственного бюллетеня, издававшегося на казахском языке, «Дала уалайтнинг газети». Это пробудило национальное самосознание, подстегнутое контактами с татарами и другими иноземцами, которые внушили небольшому числу образованных людей недовольство внутренней обстановкой в стране. Объединяя чувство патриотизма с требованиями реформ и развития страны, лидеры новых джадидов, подобно всем грамотным людям в Средней Азии, использовали поэзию для пропаганды своих идей, так что разница между строками, которые они сочиняли, и традиционной литературой оказалась глубокой.

Часто джадид – выразитель протеста, поскольку вокруг имелось достаточно зла, чтобы держать его в постоянном возмущении. В то же время некоторые деятели джадидского движения, такие как Ахмет Байтурсынов и муфтий Махмуд Ходжа Бехбуди, хотя и имели разное происхождение – один из кочевников, другой из горожан, – объединили свои усилия в деле просвещения местного населения. Несмотря на то что Байтурсынов и Бехбуди получили известность больше как руководители джадидского движения, чем как литераторы, они оказали тем не менее огромное влияние на дальнейшее развитие литературы. Переход от традиционной к джадидской литературе произошел, следовательно, в период 1901–1911 годов, когда сформировалось новое поколение литераторов, впитавших политические, социальные и литературные идеи из-за рубежа.

Поэтическая продукция Ахмета Байтурсынова чуть превышала объем одного скромного тома. В «Маса» («Комар») (ок. 1910) содержались переводы и оригинальные стихи, а также обработка сочинений русского баснописца Ивана Крылова (ок. 1769–1844). Кроме этого, Байтурсынов внес основной вклад в разъяснение джадидской философии, в публикацию учебников по изучению местных языков и учреждение нового модифицированного казахского алфавита. Содержание стихов Байтурсынова будило в его многочисленных последователях патриотическое сознание. Преследования, которым он подвергся со стороны русских и мусульманских ортодоксов, только добавили ему популярности. Сидя в 1909 году в Семипалатинске в тюрьме, Байтурсынов вспоминал о нападении в 1885 году русского карательного отряда, которое разрушило его семью, рассеяло ее членов по Сибири, Оренбургу и другим удаленным районам. Эту катастрофу он отобразил в лирическом стихотворении «Письмо к матери» (1909):

Его страстный порыв представлял собой контраст холодной логике муфтия Бехбуди и его коллег-джадидов. Бехбуди считался самаркандским поэтом. Его наиболее известным литературным произведением является трагедия «Падаркуш» («Отцеубийца», 1911), опубликованная в 1913 году. Это одна из двух пьес (вторая, очевидно, не опубликована до сих пор), которые он написал. Бехбуди и Байтурсынов похожи друг на друга лишь в области литературной политики, журналистике, обучении, издательской деятельности, реформировании языка и тому подобном. Этому каждый из них посвящал свои главные усилия и, таким образом, привлекал сторонников, которые становились их последователями. В результате такого подвижничества после «времени скорби» возмужали убежденные молодые лидеры, подобные Миржакыпу Дулатову. Они соответствовали по духу таким влиятельным мыслителям и поэтам, как Молдо Клыч Мамырканов (1867–1917), автор поэмы «Кысса-и зильзиле» («Землетрясение»), опубликованной в 1911 году, Абылкасым Джутакеев, автор поэмы «Смятение и битва», Ысак Шайбеков, который написал поэму «Дорогой народ» (1916).

Дулатов сначала опубликовал некоторые из своих стихов в первом выпуске казахской газеты «Серке», которая издавалась короткое время в Санкт-Петербурге в 1906 году. В 1909 году вышел его сборник поэм «Oyan qazaq!» («Просыпайся, казах!»), который выдержал два издания, а затем был запрещен Департаментом по делам печати, когда Дулатов (в 1911 г.) был сотрудником журнала «Ay qap». В 1913 году вышла вторая книга стихов «Azamat» («Герои») в Оренбурге, где в то время Дулатов работал вместе с Байтурсыновым в газете «Казах». Пылкость, свойственная поэтической манере Дулатова, проявляется и в его поэме «Казахские земли»:

Ознакомительная версия.