Ознакомительная версия.
На рубеже XIX и XX веков ханы и эмир были восприимчивы также к модерну, как и прочие богатые представители мусульманской элиты. Такие журналы по архитектуре, как русский «Зодчий», были доступны в Туркестанском крае. В 1902 году «Зодчий» напечатал обширную статью в трех частях, посвященную стилю модерн. В Средней Азии работали такие архитекторы, как Ф. И. Лидваль, который полностью принимал этот стиль. Он спроектировал Азовско-Донской банк в Ташкенте.
По-видимому, имелась веская причина, почему экзотическая эстетика модерна нравилась мусульманским аристократам. Может быть, они усматривали в ней связь с Востоком? Во всяком случае, такой образец XVIII века, как михраб в мечети Маргилана, показывает, насколько совместимы свободно переплетающиеся завитки раннего мусульманского узора и декор текущей европейской моды. Модерн, который легко вбирал в себя различные национальные стили, сочетался также со славянским возрождением, в результате чего родился феномен русского балета с костюмами Бакста и декорациями Гончаровой. О расцвете модерна, впитавшего восточную экзотику, свидетельствуют поздние среднеазиатские дворцы. Но этот взрыв патетического декора не получил развития из-за революции 1917 года.
В несколько ином духе построено еще одно досоветское здание, в котором прослеживается местное влияние. Это театр «Хива» в Ташкенте. Ему предшествовал образчик ассимиляции русской и среднеазиатской архитектуры – русская православная церковь 1868 года. Из-за консервативного мусульманского предубеждения против светских удовольствий театр «Хива» был построен в первую очередь для христианских колонистов. Здание представляет собой первое полное принятие среднеазиатских форм русским архитектором. Г. М. Сваричевский после окончания в 1895 году Института гражданских инженеров в Санкт-Петербурге прибыл в Среднюю Азию, где проектировал железные дороги. С 1899 по 1905 год он служил городским архитектором Ташкента, а в 1906–1917 годах, когда появилась «Хива», был главным архитектором всего Туркестанского края. «Хиву» построили в 1910–1912 годах, но она сгорела в 1916 году и затем была перестроена в «Большую Хиву», явив миру, как сообщалось, «монументальные формы Тимуридов».
О своей первой «Хиве» Сваричевский писал следующее: «Зал отделан в хивинском вкусе. На стенах картины хивинских караванов (копии Ахматовой с картин Верещагина). Занавес представляет парад на главной площади Хивы. В фойе тропические растения, обезьяны и попугаи, а на стенах изображения тропической флоры».
На самом деле это были копии картин Н. Н. Каразина, а не В. В. Верещагина. Упоминание Верещагина, однако, неудивительно. В русском сознании имя этого художника XIX века неразрывно связано со сражениями в Средней Азии, при которых он присутствовал (например, в битве при Самарканде), и большинство его рисунков и тщательно выписанных полотен в период между 1860–1870 годами изображают экзотичный Самарканд.
Подобные рисунки и полотна пробуждали интерес русского человека к среднеазиатской цивилизации. Сваричевский после «Хивы» построил административный центр управления ташкентской железной дороги в стиле русского классицизма.
Из-за Первой мировой войны и революции 1917 года масштабное строительство в Средней Азии временно прекратилось. Так было до середины 1920-х годов. В новую эпоху одним из первых был возведен павильон Туркестанской АССР в Москве для Всероссийской сельскохозяйственной и промышленной выставки 1923 года. Он стал событием в советской архитектуре. Однако архитектор, выбранный для выполнения заказа, не был коренным жителем Средней Азии. Это был Ф. О. Шехтель, строитель Ярославского вокзала в Москве. То, что именно его выбрали для выполнения заказа, не только указывает на фактическое отстранение среднеазиатских архитекторов от участия в крупных советских проектах, но также свидетельствует о совместимости модерна с тем или иным национальным декором. Шехтель был выдающимся практиком стиля модерн и искусно применил среднеазиатские формы в павильоне Туркестанской АССР.
Конструктивизм и соцреализм
Главной фигурой в советской архитектуре этого времени был А. В. Щусев. Он особенно выделял новый архитектурный стиль конструктивизм. Это чисто русское направление возникло в России до революции 1917 года и базировалось на теории скульптора Владимира Татлина. Позже оно было модифицировано М. Й. Гинзбургом и братьями Весниными, Леонидом, Виктором и Александром.
Основываясь на функциональности и рациональном планировании, этот стиль характеризовался почти полным отсутствием декора. Здания часто включали ленточное остекление, заимствованное у Ле Корбюзье, и обычно отделывались штукатуркой нейтрального серого или желтого цвета, а при использовании цемента оставались без окраски.
Конструктивизм был подхвачен энергичными молодыми архитекторами, которые видели в нем решение проблем строительства в социалистическом государстве, однако к середине 1930-х годов их вынудили вернуться к неоклассицизму. Естественно поэтому, что первые советские здания в Средней Азии планировались в конструктивистском стиле. Одним из наиболее крупных был проект правительственного комплекса в Алма-Ате, разработанный Гинзбургом с учетом определенных аспектов стиля Ле Корбюзье. По словам архитектора, здание было построено «при помощи простых, лаконичных средств, соответствующих специфике топографии Алма-Аты, равно как особенностям (климата и т. д.) Казахской АССР» и явилось одним из первых экспериментов в советском строительстве.
Из-за последовавших позднее нападок на конструктивизм и его запрета в 1930-х годах мало известно о размахе строительства в таком стиле. Известны главным образом конструктивистские административные здания и промышленные объекты. К ним относятся здание телеграфа для Алма-Аты, школы и рабочие клубы. Большая часть таких объектов находилась в городах, которые расширялись в связи с ускорившейся урбанизацией и концентрацией на этой территории советской тяжелой промышленности. Такие населенные пункты, как Фрунзе, основанный в 1846 году в Кокандском ханстве под названием Пишпек, и Душанбе (Сталинабад), бывший обычной деревней вплоть до 1929 года, были заново спроектированы в качестве абсолютно новых городов. Но большинство проектов, разработанных для новых городов в конструктивистский период, не смогло реализоваться до 1930-х годов и в результате последовавших затем резких перемен было подвергнуто пересмотру. План города из блочных домов для Пржевальска в Кыргызстане является типичным для большинства градостроительных проектов в 1930-х годах.
Еще до революции русские планировщики без сожаления закладывали новые строго функциональные и лишенные воображения сетки кварталов в древних городах мусульманской Средней Азии, как это было в Ташкенте и Самарканде. Советские архитекторы уделяли еще меньше внимания жилым зданиям, и по этой причине их лишенные всякой эстетики проекты подвергались критике, но объективности ради следует принять в расчет огромный масштаб работ и стремительный ход событий во время осуществления таких градостроительных предприятий. В одном Казахстане было запланировано десять совершенно новых городских центров наряду с сотней поселений «городского типа». С учетом огромного объема работ просто отсутствовало достаточное количество квалифицированных кадров, чтобы их выполнить. По этой причине были задействованы спешно подготовленные, малоквалифицированные проектировщики.
Основные требования заключались в обязательности симметрии, функциональности и озеленения длинных прямых улиц. Для озеленения использовалось огромное количество деревьев. Но, хотя они служили для затенения и создания благоприятных условий жизни, их рассадка с регулярными просветами напоминала военный строй и придавала отупляющую монотонность часто бессмысленно широким, шаблонным уличным артериям, которые, на взгляд человека с Запада или даже коренного жителя, уродуют многие русские города. Такая практика советского градостроительства в 1930-х годах дополнилась громоздкой, анахроничной архитектурой в духе вульгарного возрождения классицизма, которую советские функционеры назвали архитектурой социалистического реализма. Этот стиль сохранялся до смерти Сталина в 1953 году.
Вторая мировая война вызвала еще один перерыв в среднеазиатском строительстве, но 1946 год стал свидетелем возвращения соцреализма. Он достиг апогея в Москве в виде непривлекательных высотных зданий конца 1940-х годов, которые стоят до сих пор как символ пагубного влияния Сталина на советское искусство.
Внедряя неоклассический соцреализм в Средней Азии в 1930-х годах, советские архитекторы столкнулись с той же проблемой, что и на Кавказе: как поступить с укорененной в веках местной традицией. Эта традиция была как нельзя более прочна в многонаселенном Узбекистане. Решение показалось простым: присовокупить к неоклассической постройке наиболее очевидные среднеазиатские элементы.
Ознакомительная версия.
