Ознакомительная версия.
Эти подходы пытаются имитировать рынок для указанных феноменов, и поэтому на полученных в результате ценах сказываются те же ограничения, что и на интерпретации обычных рыночных цен для частных благ. Кроме того, при оценке спроса на общественные блага возникают некоторые дополнительные проблемы из-за недостаточности и предвзятости самих технологий измерения. Так, хотя теория методов условной оценки добилась такого значительного прогресса за последние годы, что даже получила сдержанное одобрение независимой конференции, которую возглавляли два скептических нобелевских лауреата по экономике[39], остаются методологические трудности, не позволяющие в полной мере интерпретировать полученные с помощью этих методов результаты как «истинную» экономическую ценность. Например, скорее всего всегда будет существовать озабоченность гипотетической природой создаваемых рынков, несмотря на экспериментальные свидетельства конгруэнтности поведения на реальных и симулированных рынках. Несмотря на то что классическую «проблему безбилетника» можно контролировать, ее итоговое значение при определении готовности платить остается неясным.
Тем не менее, несмотря на трудности в интерпретации цен как экономической ценности, экономистам, работающим над оценкой спроса на общественные культурные блага (или на общественную составляющую в смешанных благах на культурной арене), ничего не остается, кроме как применять стандартные методы и принимать полученные оценки как наилучшие из имеющихся оценок экономической ценности данного блага. Так, например, мы с Гленном Уиверсом[40] провели оценки готовности австралийских потребителей отдавать часть своих налоговых отчислений на общественную составляющую искусства. Из-за диапазона допущений, на которых может базироваться любая такая оценка, мы не стали торопиться с выявлением единой «цены спроса». Тем не менее мы считали, что можем с достаточной степенью уверенности заключить, что средняя экономическая ценность, приписываемая австралийскими налогоплательщиками внерыночным выгодам, полученным, по их мнению, от искусства в 1983 г., превышала размер налогов, необходимых для финансирования государственной поддержки австралийского искусства. Уильям Моррисон и Эдвин Вест в своем исследовании получили в целом похожие результаты в Канаде[41]. В гл. V мы вернемся к дальнейшим методам условной оценки культурных благ и услуг. Пока скажем лишь, что, несмотря на теоретические и практические ограничения, для оценки общественных культурных благ могут использоваться традиционные методы и что полученные таким образом результаты были приняты в качестве показателей ценности таких благ.
Как мы заметили в начале данной главы, думать о культуре в любом из определенных ранее значений – это значит думать о ценности. Стивен Коннор описывает ценность в культурном дискурсе как то, «от чего некуда деться». Речь идет не только о самой идее ценности, но и о процессах установления, приписывания, модификации, утверждения и даже отрицания ценности, одним словом, о процессах оценки… Нас повсюду преследует потребность в ценности в таком активном, трансакционном смысле [42].
Таким образом, в вопросе ценности и оценки теоретик культуры поразительным образом сходится с экономистом.
Однако происхождение ценности в культурной сфере совершенно отличается от ее происхождения в экономике, и способы репрезентации ценности с точки зрения культуры будут, скорее всего, отличаться от тех, что используются в экономике. Какова природа ценности, которую сообщество приписывает традициям, символизирующим его культурную идентичность? Что мы имеем в виду, когда говорим, что оперы Монтеверди или фрески Джотто имеют ценность для истории искусства? В обоих случаях апелляция к индивидуальной пользе или цене не кажется адекватной. Вопросы культурной ценности укоренены в дискурсе культуры, хотя моделью для методов ее оценки могут послужить методы экономической мысли.
Идентификация ценности внутри широкого культурного контекста исходит из базового принципа, согласно которому ценность представляет позитивные, а не негативные характеристики, ориентацию на то, что хорошо, а не на то, что плохо. Она может быть поставлена в один ряд с принципом удовольствия, которым человек руководствуется в своем выборе. Но в то же время отождествление ценности с простым гедонизмом может оказаться недостаточным или неадекватным. Например, формирование ценностей происходит в моральном или социальном универсуме, который транслирует использование принципа удовольствия в качестве критерия, что может сказаться на интерпретации ценности[43], как мы увидим ниже.
Долгая традиция культурной мысли вплоть до культурного модернизма видит истинную ценность произведения искусства в присущих ему качествах эстетической, художественной или более широкой культурной значимости. Подобный гуманистический взгляд на культурную ценность подчеркивает универсальные, трансцендентные, объективные и безусловные характеристики культуры и предметов культуры. Суждения, конечно, будут варьироваться от индивида к индивиду, но консенсус относительно культурной значимости самых важных вещей гарантирует им попадание в культурный «канон». Музей и академия становятся хранилищем этой «высокой» или «элитарной» культурной ценности. Со временем могут произойти изменения, так что произведения, некогда бывшие оппозиционными по отношению к истеблишменту, например, живопись Пикассо, музыка Стравинского, проза Джойса, драматургия Брехта или поэзия Элиота, постепенно входят в канон; но наряду с этим всегда существуют вечные свойства абсолютной культурной значимости. Можно сказать, что концепция абсолютной ценности предметов культуры соответствует идеям внутренней, естественной или абсолютной ценности, выдвигавшимся в ином контексте классическими политическими экономистами, о которых мы писали выше.
В эпоху постмодернизма в последние два-три десятилетия новая влиятельная методология, позаимствованная у социологии, лингвистики, психоанализа, поставила под сомнение традиционные идеалы, согласно которым в основе культурной ценности лежат гармония и правильность, и создала новую, изменчивую и гетерогенную, интерпретацию ценности – на место абсолютизма пришел релятивизм. Однако постмодернизму с его более свободными представлениями о ценности все же не удалось предложить удовлетворительное объяснение того, как может восприниматься и оцениваться ценность[44]. Из-за возникшей в связи с этим неопределенности многие авторы ссылаются на «кризис ценности» в сегодняшней теории культуры.
Современные теоретики культуры, вынужденные выбирать между политически консервативным абсолютизмом и левым релятивизмом в поисках истины культурной ценности, – это слишком упрощенная картина, едва ли не пародия. Однако в такой пародии есть доля правды. Может ли идеологически непредвзятый наблюдатель найти выход из этого положения? Возможно, прогресса удастся достичь, если принять следующие положения. Во-первых, необходимо ввести различие между эстетикой (за неимением более подходящего термина) и социологией культуры[45]. Иными словами, должна быть возможность отделить область чистого, самореферентного и внутренне непротиворечивого эстетического суждения от более широкого социального и политического контекста, в котором выносится такое суждение. Если даже такие суждения обусловливаются контекстом, нельзя отрицать существование индивидуальной эстетической реакции. Во-вторых, при достаточной регулярности индивидуальных реакций возможно прийти к согласию относительно конкретных случаев, которые интересны сами по себе. Возможно, что люди приходят к согласию по «неправильным» причинам, будучи безнадежно ограничены своей социальной средой или какой-то другой внешней силой, но вполне вероятно и то, что их консенсус возникает из какого-то более фундаментального процесса, при помощи которого порождается и передается ценность. Действительно, можно сказать, что, по каким бы причинам это ни происходило, представляет интерес сам факт согласия относительно культурной ценности в конкретных случаях. В-третьих, будет нетрудно согласиться с тем, что культурная ценность – множественная и меняющаяся вещь, которая не может быть понята изнутри одной какой-то области. Иными словами, ценность отличается разнообразием видов и в то же время сама по себе изменчива. В-четвертых, некоторые из явлений могут не поддаваться измерению в соответствии со знакомыми количественными или качественными стандартами. Например, Терри Смит указывает, что культурная оценка обычно плохо поддается измерению по внутренней или по внешней шкале, потому что она «она возникает в потоке: ее модусы – порождение, концентрация, возникновение каналов, струн, иногда цепочек оценки»[46].
Ознакомительная версия.
