Анджела прилетела 17 сентября, в воскресенье, на несколько дней раньше запланированного, и программу пришлось стряпать на ходу. Ее сопровождала семейная пара: Кендра и Франклин Александри. Они были ее сверстниками, того же роста и цвета кожи, но у них не было ее изумительного обаяния. После восторженной встречи в аэропорту я отвез их в резиденцию напротив гостиницы “Плиска”.
Оставшись наконец без свидетелей, мы сели выпить кофе и принялись с любопытством и удивлением рассматривать друг друга. Я помню, как солнце, словно в черном зеркале, отражалось в грациозном изгибе ее спины. Я слышал ее дыхание, но между нами будто зияла пропасть. И разговор тоже поначалу походил на некое смутное эхо. Я попытался пошутить:
– Как поживают наши любимые “пантеры”?
Гости переглянулись.
– Если вы думаете, что мы из их числа, то ошибаетесь! – засмеялась Анджела. – “Пантеры” смотрят на интеллектуалов с недоверием. Хотя мы можем быть и пострашнее их.
Я сменил неудачную тему на более близкую – литературу. И тут неожиданно Кендра оживилась:
– О да, Анджела пишет стихи.
Анджела осадила ее и попыталась все обернуть в шутку:
– Когда мне было три года, мама отвела меня на поэтическую встречу с Ленгстоном Хьюзом. В конце по его просьбе я станцевала одно стихотворение.
Но кем на самом деле была эта Анджела Дэвис? Какое послание было скрыто в ее появлении и в ее исчезновении? Позволю себе одно
Отсутпление в черных тонах
В штате Алабама есть сравнительно небольшой городок – Бирмингем. Расовые страсти закрепили за ним прозвище Бомбингем. Но в этом немалая доля преувеличения. Его самая большая бомба родилась 26 января 1944 года в семье учителей Дэвис и была названа ими Анджелой. В то время считалось, что революционизация темнокожих афроамериканцев имеет уже двадцатилетнюю историю. Начало было положено братством железнодорожников пульмановских спальных вагонов. Это было одно из самых престижных мест работы, до которого мог тогда дорасти негр.
Рассматривая фотографии Диламса – одного из основателей братства, я вздрогнул от удивления: в нем все напоминало моего дядю Драго, Железного Человека. Возраст, судьба, даже внешность… Вымазанный в саже и смоле, мой дядя был чернее Диламса. А о черном досье на него даже не стоит упоминать. Дядя рассказывал мне, что свой первый пистолет он купил после Первой мировой войны у солдата, француза-сенегальца…
У братства железнодорожников было одно опасное качество: оно представляло собой организацию постоянно перемещающихся людей – и носильщиков идей. Люди в движении создали движение борьбы за гражданские права.
Робкая отличница Анджела Дэвис закончила нью-йоркскую гимназию имени Элизабет Эрин в Гринвич-Виллидж.
К тому времени к железнодорожникам примкнули новые, более радикально настроенные организации, такие как “Адвокаты черной силы”, влиятельная группа “Черный дом” и (что особенно важно) “Студенческий координационный совет против насилия”, которые медленно накаляли страсти на далеком Юге.
В 1961 году Анджела поступила в бостонский колледж, выбрав специальностью философию литературы. Студенты читали Роберта Лоуэлла и Алена Гинзбурга, но не бунтовали, как разночинцы, оккупировавшие университет Беркли и приглашавшие Джоан Бейс спеть им о равенстве и свободе (1964 г.).
Анджела провела каникулы во Франции и съездила на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Хельсинки. Там она познакомилась с кубинскими революционерами. Они были настоящими – даже пахли порохом. Говорят, что Анджела чаще дружила с белыми. В Париже ей понравилось. И она вернулась туда в 1963-м, потому что тема ее дипломной работы звучала так: “Ален Роб-Грийе и новый роман”. Во время стажировки Анджела добралась до самого Стокгольма. А во Франкфурте чуть не обручилась с немецким студентом.
Осенью 1964 года она снова вернулась в Бостон и стала посещать лекции Герберта Маркузе, увлекшись его критикой буржуазного общества. В своей автобиографии Анджела проявила себя как прекрасный словесный портретист: “Когда Маркузе выходил на подиум на уровне нижнего яруса амфитеатра, он как бы парил над всеми в аудитории. В нем было что-то внушительное, что рождало абсолютную тишину еще до того, как он начинал говорить”. После того как Анджела осилила научный труд Маркузе “Эрос и цивилизация”, она записалась вольнослушателем на его курс “Европейская политика после Французской революции”. Наконец она набралась смелости и попросила его о консультации, желая получить совет по библиографии. Подобную консультацию приходилось обычно ждать неделями, но Анджела получила ее сразу. Наблюдая за Маркузе вблизи, она замечает “любопытный блеск его глаз” и “слишком земную улыбку”. Но этот намек на сходство с лисой случаен. Вообще-то Анджела воспевает в своем учителе абсолютно все: “Сочетание его осанки, седых волос, сильного акцента и внушительности с исключительно богатой эрудицией способствовало тому, что он выглядел вечным, как бы резюмируя собой всю философию”. Хорошо сказано! Но наибольший интерес представляет сама их беседа: “Вы правда хотите изучать философию? – медленно, с ударением на каждом слове спросил профессор Маркузе. Он постарался произнести эту фразу так серьезно и глубоко, как будто она была ритуальной при посвящении в некое тайное общество, вступить в которое можно лишь при условии, что ты останешься в нем до конца жизни”. Тут Анджела – как великолепный медиум – уловила механизм распространения и существования идеала. Он нуждается в тайном обществе. Или, если хотите, в замкнутом обществе. Не в смысле сегодняшней псевдодемократической фразеологии, нет. Идеалу требуется философия тайны, дезинфицирующая истину. И продолжение этого ее открытия очень логично: “Тогда, – сказал ей Маркузе, – вам стоит начать с досократиков, с Платона и Аристотеля…” О да! Оттуда! И даже еще раньше – с пифагорейцев и тех, кто были до них! Самой большой бедой нашего марксизма было то, что он начинался с Маркса. А источников марксизма было всего три…
Герберту Маркузе тоже нравилась Анджела, он ценил ее и потому посоветовал вернуться во Франкфурт – традиционный центр немецких марксистов, чтобы пройти повторную стажировку у его друга Теодора Адорно. Так она снова попала в среду немецкого радикального студенчества, предводительствуемого Руди Дучке.
Как раз в это время, осенью 1966 года, в Окленде темнокожие активисты Бобби Сил и Хью Ньютон основали партию самозащиты “Черные пантеры”. Говорят, что название было придумано д-ром Мартином Лютером Кингом, но Мартин – это божий херувим по сравнению с Ньютоном и Силом, которые любили прогуливаться и фотографироваться в черных кожаных куртках, в беретах а-ля Че Гевара и с автоматами в руках. А чтобы кто-нибудь ненароком не подумал, будто оружие – это всего лишь бутафория, Хью Ньютон застрелил оклендского офицера полиции. И после дикой подстрекательской речи Рапа Брауна толпа подожгла школу в Сакраменто.
“Летом 1967 г., – пишет Хью Пирсон в своей книге “Тень пантеры”, – черный гнев против расизма перерос в насилие” (Hugh Pearson, The Shadow of the Panther. Addsion-Wesley Publishing Company, 1994).
В судьбоносном 1968 году революционная волна вроде бы достигла своего апогея. Спустя два дня после убийства Мартина Лютера Кинга две “пантеры” – Кливер и Хьютон – организовали нечто вроде шоу: получасовую стрельбу по полицейским. Были жертвы. Среди них – и сам Хьютон. Из искры возгорелись 100 городов Юга. До 1968 года партия “пантер” была немногочисленна. Но после похода ее сторонников во главе с Ньютоном и красноречивым Кармайклом через всю Калифорнию ряды партии стали быстро пополняться. Усилилось влияние маоизма. Структура партии была оригинальной. У нее были председатель – Бобби Сил – и несколько министров. Хью Ньютон назывался министром обороны. Области находились под руководством капитанов. С 1967 по 1969 год в боях с “Черными пантерами” были убиты 9 и ранены 56 полицейских. А у “Пантер” насчитывалось 10 убитых (число раненых неизвестно), и 348 человек были арестованы.
Однако уже осенью того же 1968 года стали заметны симптомы упадка. Кармайкла отстранили от национального руководства. Он громко заклеймил насилие, женился на африканской певице Мириам Макебе и уехал в Гану. Был отстранен и еще один герой – Джеймс Форман. Он стал тихим и мирным преподавателем в Университете Цинциннати. А в 1970 году племянник старого вождя-железнодорожника Диламса был избран в конгресс США… Возникло подозрение, что партия “пантер” разъедена изнутри агентами и провокаторами, подосланными ЦРУ.
Анджела Дэвис встретилась с Кармайклом в Лондоне; вероятнее всего, именно тогда произошло ее запоздалое знакомство с “пантерами”. По возвращении в Америку она обосновалась в Калифорнии, чтобы быть ближе к своему идолу Герберту Маркузе, который тогда читал лекции в Университете Сан-Диего. (По какой-то иронии судьбы из этого процветающего современного города, который мог бы стать символом американской мечты, молодые американские парни отправляются во Вьетнам.) В 1967 году Анджела сблизилась с семьей Александри – потомственных коммунистов. Франклин и Кендра ввели ее в клуб “Че-Лумумба”, а “брат” Дикон влюбился в нее. 22 июня 1968 года Анджела и Дикон одновременно вступили в ряды компартии. Немного позднее, осенью, она защитила диссертацию на тему “Против теории силы Канта”. Это открыло ей двери к преподавательской карьере в университете.
