I turned to the third passenger, whom I had not yet addressed, and hazarded one more remark.
‘This coach,’ I said, ‘is in a deplorable condition. The regular mail, I suppose, is under repair?’
He moved his head slowly, and looked me in the face, without speaking a word. I shall never forget that look while I live. I turned cold at heart under it. I turn cold at heart even now when I recall it. His eyes glowed with a fiery unnatural lustre. His face was livid as the face of a corpse. His bloodless lips were drawn back as if in the agony of death, and showed the gleaming teeth between.
The words that I was about to utter died upon my lips (слова, которые я собирался произнести, умерли у меня на губах = на устах; to be about to do smth. – собираться сделать что-либо), and a strange horror – a dreadful horror – came upon me (и странный ужас – страшный ужас – овладел мной; to come upon – нападать, налетать, обрушиваться). My sight had by this time become used to the gloom of the coach (зрение мое к этому времени приспособилось к полумраку экипажа; to become used – привыкнуть к чему-либо; gloom – мрак; темнота; сумрак), and I could see with tolerable distinctness (и я стал видеть довольно отчетливо; tolerable – удовлетворительный, сносный; distinctness – ясность, отчетливость). I turned to my opposite neighbour (я повернулся к соседу напротив; opposite – расположенный, находящийся напротив, противоположный). He, too, was looking at me (он тоже смотрел на меня), with the same startling pallor in his face (на лице его была та же пугающая бледность: «с той же пугающей бледностью на лице»), and the same stony glitter in his eyes (и тот же холодный блеск в глазах; stony – каменный; недвижимый; холодный). I passed my hand across my brow (я провел рукой по лбу; brow – бровь; /поэт./ лоб, чело). I turned to the passenger on the seat beside my own, and saw (я повернулся к пассажиру рядом со мной: «на сиденье рядом с моим собственным») – oh Heaven! how shall I describe what I saw (о Небо = боже мой, как мне описать то, что я увидел)? I saw that he was no living man (я увидел, что он не был живым человеком) – that none of them were living men, like myself (что никто из них не был живым человеком, подобно мне)! A pale phosphorescent light (бледный фосфоресцирующий свет) – the light of putrefaction (свет разложения) – played upon their awful faces (играл на их ужасных лицах); upon their hair, dank with the dews of the grave (на их волосах, влажных сыростью могилы; dew – роса); upon their clothes, earth-stained and dropping to pieces (на их одежде, запачканной землей и разваливающейся на части); upon their hands, which were as the hands of corpses long buried (на их руках, которые выглядели как руки давно похороненных трупов). Only their eyes, their terrible eyes, were living (жили только их глаза, их ужасные глаза); and those eyes were all turned menacingly upon me (и все эти глаза были с угрозой: «угрожающе» обращены на меня; to menace – угрожать)!
The words that I was about to utter died upon my lips, and a strange horror – a dreadful horror – came upon me. My sight had by this time become used to the gloom of the coach, and I could see with tolerable distinctness. I turned to my opposite neighbour. He, too, was looking at me, with the same startling pallor in his face, and the same stony glitter in his eyes. I passed my hand across my brow. I turned to the passenger on the seat beside my own, and saw – oh Heaven! how shall I describe what I saw? I saw that he was no living man – that none of them were living men, like myself! A pale phosphorescent light – the light of putrefaction – played upon their awful faces; upon their hair, dank with the dews of the grave; upon their clothes, earth-stained and dropping to pieces; upon their hands, which were as the hands of corpses long buried. Only their eyes, their terrible eyes, were living; and those eyes were all turned menacingly upon me!
A shriek of terror, a wild unintelligible cry for help and mercy (вопль ужаса, дикий, неразборчивый крик о помощи и милосердии), burst from my lips as I flung myself against the door, and strove in vain to open it (сорвался с моих губ, когда я кинулся на дверь и тщетно пытался открыть ее; to burst – лопаться; разрываться; взрываться; to fling – бросаться, кидаться, ринуться; to strive – стараться, пытаться).
In that single instant, brief and vivid as a landscape beheld in the flash of summer lightning (в этот-то особенный момент, краткий и живой, как пейзаж, увиденный во время вспышки летней молнии; single – одинокий; единственный, уникальный; to behold – увидеть, узреть), I saw the moon shining down through a rift of stormy cloud (я увидел луну, сиявшую через просвет грозовых туч; rift – трещина; расселина; разлом; щель; просвет) – the ghastly sign-post rearing its warning finger by the wayside (призрачный указатель, вздернувший свой предупреждающий палец у обочины дороги; ghastly – наводящий ужас, жуткий; мертвенно-бледный; призрачный; to rear – воздвигать, поднимать) – the broken parapet (сломанный парапет; to break) – the plunging horses (лошадей, замерших в прыжке; to plunge – устремляться, бросаться вперед или вниз) – the black gulf below (черную пропасть внизу; gulf – морской залив; бездна, пропасть). Then, the coach reeled like a ship at sea (затем дилижанс накренился, как корабль в море). Then, came a mighty crash (затем последовал мощный удар; crash – грохот, треск; авария, крушение) – a sense of crushing pain (чувство сильной боли; to crush – давить, дробить, мять; crushing – сильный, сокрушительный) – and then, darkness (и затем – мрак).
A shriek of terror, a wild unintelligible cry for help and mercy, burst from my lips as I flung myself against the door, and strove in vain to open it.
In that single instant, brief and vivid as a landscape beheld in the flash of summer lightning, I saw the moon shining down through a rift of stormy cloud – the ghastly sign-post rearing its warning finger by the wayside – the broken parapet – the plunging horses – the black gulf below. Then, the coach reeled like a ship at sea. Then, came a mighty crash – a sense of crushing pain – and then, darkness.
* * *
It seemed as if years had gone by when I awoke one morning from a deep sleep (казалось, что прошли годы, когда я проснулся одним утром от глубокого сна), and found my wife watching by my bedside (и обнаружил, что моя жена дежурит у моей постели; bedside – место у кровати, у постели). I will pass over the scene that ensued (я не буду останавливаться на сцене, происшедшей потом; to pass – пропускать, опускать, не упоминать; to ensue – получаться в результате; следовать), and give you, in half a dozen words, the tale she told me with tears of thanksgiving (и передам вам полудюжиной слов = в двух словах то, что она рассказала мне со слезами благодарения /Господу/; tale – рассказ; thanksgiving – благодарение; благодарственный молебен). I had fallen over a precipice (я упал с обрыва), close against the junction of the old coach-road and the new (рядом с пересечением старого почтового тракта и нового; junction – связывание, соединение; пересечение дорог, перекресток), and had only been saved from certain death by lighting upon a deep snowdrift (и от неминуемой: «точной» смерти спасся только тем, что упал в глубокий сугроб; to light upon smth. – падать, сваливаться на что-либо) that had accumulated at the foot of the rock beneath (который намело у подножия скалы под обрывом; to accumulate – накапливаться, скапливаться; beneath – ниже, под). In this snowdrift I was discovered at daybreak, by a couple of shepherds (в этом сугробе меня обнаружили на рассвете два: «пара» пастухов), who carried me to the nearest shelter, and brought a surgeon to my aid (которые перенесли меня к ближайшему укрытию и привели мне на помощь хирурга). The surgeon found me in a state of raving delirium (хирург застал меня в горячечном бреду; state – состояние; to rave – бредить, говорить бессвязно; delirium – делириум, бред, расстройство сознания), with a broken arm and a compound fracture of the skull (со сломанной рукой и сложным переломом черепа; compound – составной; сложный). The letters in my pocket-book showed my name and address (на письмах в моем бумажнике было мое имя и адрес; to show – показывать); my wife was summoned to nurse me (мою жену вызвали, чтобы ухаживать за мной); and, thanks to youth and a fine constitution, I came out of danger at last (и, благодаря молодости и крепкому здоровью, мое состояние, наконец, перестало быть угрожающим; fine – зд.: прекрасный, превосходный; constitution – учреждение, устройство; конституция, телосложение; danger – опасность; to come out – выходить, освобождаться). The place of my fall, I need scarcely say, was precisely that (едва ли есть необходимость говорить, что место моего падения было в точности тем) at which a frightful accident had happened to the north mail nine years before (на котором случилась ужасная катастрофа с северным почтовым дилижансом девять лет назад).
It seemed as if years had gone by when I awoke one morning from a deep sleep, and found my wife watching by my bedside. I will pass over the scene that ensued, and give you, in half a dozen words, the tale she told me with tears of thanksgiving. I had fallen over a precipice, close against the junction of the old coach-road and the new, and had only been saved from certain death by lighting upon a deep snowdrift that had accumulated at the foot of the rock beneath. In this snowdrift I was discovered at daybreak, by a couple of shepherds, who carried me to the nearest shelter, and brought a surgeon to my aid. The surgeon found me in a state of raving delirium, with a broken arm and a compound fracture of the skull. The letters in my pocket-book showed my name and address; my wife was summoned to nurse me; and, thanks to youth and a fine constitution, I came out of danger at last. The place of my fall, I need scarcely say, was precisely that at which a frightful accident had happened to the north mail nine years before.
I never told my wife the fearful events which I have just related to you (я никогда не рассказывал своей жене о тех страшных событиях, о которых только что вам поведал). I told the surgeon who attended me (я рассказал хирургу, который выхаживал меня; to attend – посещать; присутствовать; ухаживать за /больным/); but he treated the whole adventure as a mere dream (но он расценил все это приключение как всего лишь сон = кошмар; to treat – трактовать; рассматривать; mere – простой, не более чем, всего лишь) born of the fever in my brain (вызванный лихорадкой в моем мозгу; to bear – носить; рождать, производить на свет). We discussed the question over and over again (мы обсуждали этот вопрос снова и снова), until we found that we could discuss it with temper no longer (до тех пор, пока не обнаружили, что мы больше не можем обсуждать его, не выходя из себя; temper – самообладание, сдержанность; умение держать себя в руках), and then we dropped it (и тогда мы оставили: «забросили» его; to drop – капать; ронять; бросать). Others may form what conclusions they please (другие могут делать какие угодно выводы; to please – быть в радость, нравиться) – I know that twenty years ago I was the fourth inside passenger in that Phantom Coach (я /точно/ знаю, что двадцать лет назад я был четвертым пассажиром внутри этого дилижанса-призрака).
