царский, слетели с тележек, на которых держались колеса. Все в царской столовой, где находилась основная часть императорской семьи, встало вверх дном. На поднявшегося из-за стола императора рухнула крыша, и он успел удержать ее на своих плечах несколько секунд, после чего свалился под обломками. Стены вагона сплюснулись, раскидав всех завтракавших. Никто из императорской семьи сильно не пострадал.
В свите государя все получили ушибы, но легкие. При этом погибли четыре официанта, находившиеся в столовой, за перегородкой. По данным следствия, погибли 19 человек, ранены 14 [61].
Следствие по делу о крушении императорского поезда велось специальной комиссией во главе с выдающимся юристом А. Ф. Кони.
В докладе Александру III он отметил: «Если характеризовать все происшествие одним словом, независимо от его исторического и нравственного значения, то можно сказать, что оно представляет сплошное неисполнение всеми своего долга. Из железнодорожных служащих, в сущности, исполнили свой долг только Витте и Васильев» [62]. Александр III, прощаясь, поблагодарил Анатолия Фёдоровича за его работу и интересный доклад и пожелал успеха в завершении трудного дела. При этом, признает Кони, «он, конечно, бессознательно пожал мне своей железной рукой руку так сильно, что, когда я вышел из кабинета, пальцы у меня были совсем белые» [63].
По решению комиссии Госсовета высшим чиновникам, обвиненным в халатности, приведшей к катастрофе, были вынесены выговоры даже без занесения в формуляр. Как признавался Кони, он был «возмущен до боли», а министр юстиции Н. А. Манасеин «подавлен и сконфужен». Показательно наказывать так называемых стрелочников император запретил.
Причиной катастрофы стала слишком большая скорость тяжелого поезда.
Как всякий русский, Александр Александрович любил быструю езду. Перегруженный состав вышиб рельсы из деревянных шпал, а ведь об этой опасности предупреждал управляющий Юго-Западной железной дорогой С. Ю. Витте, о котором тут же после катастрофы вспомнил государь.
Катастрофа не прошла для Александра Александровича бесследно. Вскоре после этого происшествия император стал жаловаться на боли в пояснице и правом бедре [64]. Болезнь неуклонно развивалась. Государь все чаще чувствовал себя нездоровым. Диагноз болезни, приведшей к кончине, поставленный на следующий день после смерти, — хронический нефрит с последовательным поражением сердца и сосудов, гемморагический инфаркт в левом легком с последовательным воспалением [65]. Один из подписантов впоследствии высказался о неточности диагноза. Вместе с тем мы знаем о коллегиальности не только посмертного диагноза, но и наблюдения за угасающим Александром Александровичем в Ливадии. О прибытии врачей писал и Николай Александрович Романов в своих дневниках 3 октября 1894 года: «Понедельник. Сегодня подъехало еще двое эскулапов, Грубе и Захарьин; так что всего их теперь набралось в Ливадии пятеро: те двое, Лейден, Вельяминов и Попов» [66].
20 октября 1894 года Александр Александрович Романов умер в Ливадии в Крыму в возрасте 49 лет. Похоронен 7 ноября в Петропавловском соборе Петропавловской крепости г. Санкт-Петербурга.
Глава 8. Константин Петрович Победоносцев
Сразу после кончины Константина Петровича Победоносцева, можно сказать, над его разверстой могилой началась неприличная в таких обстоятельствах дискуссия о его роли в истории России последней трети XIX века. Свой вариант ответа на сакраментальный вопрос «кто такой Победоносцев?» отстаивали два непримиримых лагеря. С одной стороны — государственники, или патриоты, как они сами себя называли, а оппоненты именовали их реакционерами, ретроградами и мракобесами. С другой — западники, или либералы, которых оппоненты называли радикалами и жидовствующей интеллигенцией.
Уникальную подборку статей и заметок в российской и зарубежной прессе по случаю кончины Константина Петровича, причем как со стороны его обожателей, так и хулителей, представил И. В. Преображенский [67], бывший сотрудник канцелярии Святейшего синода, много лет служивший под началом Победоносцева.
Единственное, в чем сходились оппоненты, так это в признании его огромного влияния на социально-политические процессы в империи времен Александра III, выдающихся умственных способностей и высоких нравственных качеств.
Константин Петрович отличался повышенной эмпатией к зачастую совершенно незнакомым ему людям, попавшим в тяжелую жизненную ситуацию, оказывал им моральную и нередко материальную поддержку. Большей частью он посылал деньги, не указывая, от кого они исходят, скрываясь под именем неизвестного.
В остальном одни видели в нем ангела-спасителя России, другие — ее злого гения. Первые называли Победоносцева выдающимся церковно-государственным деятелем, при котором страна жила в покое и благоденствии, а подданные «совершали тихое и безмолвное житие в возможном благочестии и чистоте». Вторые видели в нем инквизитора и палача России, душителя свободы, ненавидящего все живое, и полагали, что именно его реакционная политика, отвращение к какой бы то ни было, хотя бы малейшей перемене привели страну к поражению в русско-японской войне и революции 1905–1907 годов.
Победоносцев вышел из религиозной среды: несколько поколений его предков были священнослужителями, дед был священником Храма Святого Великомученика Георгия в Москве. Отец его, Пётр Васильевич, был профессором словесности Московского университета, а мать, Елена Михайловна Левашова, из дворян [68]. С раннего детства его окружала атмосфера церковности, которая глубоко и крепко проникла в его душу, направив на путь служения тому сословию, из которого он вышел.
По происхождению Константин Победоносцев не принадлежал к высшим классам империи. Его фантастический карьерный рост был всецело результатом его интеллекта, неустанного труда и человеческой порядочности. Тем не менее при всех выдающихся способностях Победоносцева в значительной мере его карьера все же объяснялась наставничеством, переросшим в дружбу с наследником престола Александром Александровичем, ставшим 1 марта 1881 года российским императором.
Эти обстоятельства позволяют проводить некоторые параллели между Победоносцевым и Сперанским. Оба происходили из среды священнослужителей, оба вырвались «из грязи в князи» благодаря не только своим способностям, но и царскому покровительству. Оба оказали сильнейшее влияние на историческое развитие России. Наконец, оба отметились на правоведческом поприще. Но это чисто внешние совпадения. Сущностно это были, скорее, антиподы.
Хотя Сперанский со временем переквалифицировался из прогрессистов в охранители, вся его деятельность была направлена на развитие, в том числе права и законодательства, а не на движение вспять. Вопреки утверждениям многочисленных источников, полагаем, что Победоносцев никогда не придерживался либеральных взглядов, якобы изложенных им в анонимном памфлете на министра юстиции Панина, опубликованном Герценом в «Голосах из России» в 1859 году. Скорее всего, он его не писал [69]. Если в мировоззрении Победоносцева и были элементы либерализма, все они были подчинены особым приоритетам и ценностям Константина Петровича. Его ценностные установки сформировались в довольно раннем возрасте под влиянием патриархальной тишины старой Москвы и уюта окружающих порядков, сословных традиций семейного быта, религиозности в
