Вновь назначенный воеводой в Сибирь московский дворянин Данила Наумов на морском судне (коче) добирается до места службы — «златокипящей Мангазеи», о которой, по рассказам и документам, он составил представление, как о величественном красивом городе-крепости за полярным кругом. Он тешил себя надеждой умелым управлением восстановить упавшие там пушные промыслы и торги. В действительности он застает Мангазею в развалинах, заброшенной и оставленной населением. Тогда с войсками он перебирается с реки Таз на реку Енисей и на ее левом притоке — реке Турухан — строит Новую Мангазею. Свободное от службы время он посвящает изучению мангазейского архива и постепенно восстанавливает по документам историю Мангазеи, выяснив причины расцвета и падения ее.
Это исторические рассказы о первом русском заполярном городе, о Мангазейском морском ходе, изложенные автором как бы от лица последнего мангазейского воеводы Данилы Наумова.
В главе «По запретному пути» автор, используя новые архивные документы, полемизирует с традиционным освещением вопроса об археологических находках на острове Фаддея и в заливе Силка. В заключительной главе рассказано о посещениях учеными древнего мангазейского городища и начале археологического изучения его Мангазейской историко-географической экспедицией, которой руководил автор книги — д-р ист. наук, проф. М. И. Белов.
На рубеже XVI и XVII вв. отряды русских землепроходцев и полярных мореходов при своем движении «встречь солнцу» создали за полярным кругом в нижнем течении реки Таз мощный форпост — город и крепость Мангазею, известную по историческим документам как «златокипящая Мангазея», «украсно украшенная», «благословенная» царская вотчина. В народной памяти и легендах Мангазея едва ли уступает сказочному граду Китежу, а по своему влиянию на судьбу освоения Сибири, на географическое ее открытие и на развитие арктического мореплавания несравнима ни с одним другим сибирским городом XVII в. Именно Мангазея стала отправным пунктом для тех, кто шел на самый северный полуостров Азии — Таймырский, к «великой и славной» реке Лене. Могуча и великолепна была Мангазея. В ней в той или иной мере отразились и эпическая удаль, и самоотверженность русского народа — народа-строителя, народа-воина, морехода и путешественника. В ней счастливо сочеталось все истинно русское: и пятибашенный кремль, построенный в народных градостроительных традициях, и церкви под шатровой кровлей, и терема, и незатейливые стенные росписи, и ажурная вязь деревянных украшений. В то же время Мангазея — это не только достижение архитектурного градостроительного искусства в условиях вечной мерзлоты. Это еще и определенный, довольно высокий уровень мореплавательной культуры, выразившейся в полярном судостроении. Это и достижения в области крепостного строительства, торговли и промыслов. Одним словом, Мангазея — это плоть от плоти русского народа, от плоти тех безымянных русских ремесленников и даровитых крестьян, которые украсили страну, весь Русский Север, от Карелии до Урала, удивительными творениями своих рук: построили деревянный храм в Кижах и Коломенский дворец; отлили на удивление всей Европы первую пушку с винтовым нарезом; подняли с помощью архипростого устройства на высоту колокольни Ивана Грозного колокола в 8 тысяч пудов; поставили на Спасской башне Московского Кремля «боевые часы»; пытались прорубить туннель под Москвой-рекой, от Каменного моста к Кремлю; сконструировать «летающий журавель» — прообраз современного самолета. Это им, смелым и настойчивым, принадлежит заслуга в открытии всей Сибири, в ее описании и картировании. И они же научились искусству солеварения, научились находить и обрабатывать руду, чернить по металлу и вырезать из моржового клыка ларчики и рукоятки сабель. Проявили они себя и в науках, и в искусстве, и в литературе, из их среды вышли Андрей Рублев, и Симон Ушаков, и протопоп Аввакум. Поэтому трудно и ответственно писать о Мангазее. Трудно прежде всего потому, что в руках современного историка мало документов о первом русском городе за полярным кругом, уничтоженном грандиозным пожаром. Однако в старых изданиях и в архивах удалось найти материалы, которые на этом этапе изучения могут пролить свет на недолгую, но бурную историю Мангазеи.
Отдельные главы книги написаны как исторические рассказы о Мангазее, причем автор ведет повествование от лица последнего мангазейского воеводы — Данилы Наумова, который много знал об этом чудесном городе и был свидетелем его необычного конца. Был ли такой воевода на самом деле или он живет только в авторской фантазии? Данила Наумов не выдуман. Он существовал, как существовали и жили все люди, которые упоминаются в книге, — дьяки и подьячие, крестьяне Русского Севера, мореходы, торговцы и промышленники. В тексте нет ни одного вымышленного лица, ни одной придуманной исторической ситуации и факта. Это историческое исследование.
В заключительной главе изложен сугубо научный спор об археологических находках на Таймыре, связанный с Мангазеей, но не с основным замыслом книги. В послесловии выдвинуто и обосновано предложение о необходимости археологического изучения Мангазеи.
Ранней весной 1670 г. из Москвы в Тобольск по зимней сибирской дороге через Чердынь и Верхотурье спешил к месту службы вновь назначенный воеводой в Мангазею стряпчий[1] Данила Тимофеев Наумов. Миновав Урал, его трудные горные дороги, и оказавшись на равнине, раскинувшейся за Тюменью, воеводский возок полетел быстрее. Только на раскатах и высоких подъемах его все еще заносило в сугробы, и, пока сани ставили в колею, змейкой вытянувшуюся по безбрежной снежной пустыне, Данила наслаждался первозданной природой, тишиной и покоем.
Такое назначение он получил неожиданно. Для него, мелкопоместного дворянина, это было большой удачей, и он уже мечтал, как будет управлять знаменитым сибирским городом, как наладит там упавшие торги и промыслы.
Перед отъездом его познакомили в Сибирском приказе[2] с текущими делами, из которых явствовало, что доходы царского двора в Сибири резко упали. Сановитые и знатные воеводы, ясачные сборщики и жадные до наживы купцы разорили хозяйство богатой страны. Сибирский приказ подал царю Алексею Михайловичу доклад о состоянии воеводств, о начавшихся там выступлениях местного населения и просил рассмотреть его неотложно. Но царю и боярской думе, занятым борьбой с отрядами Степана Разина, было не до этого. Тогда начальник Приказа — окольничий[3] Родион Стрешнев принял меры самостоятельно. Он решил, что в Сибирь должны назначаться инициативные, способные люди, лучше всего неродовитые дворяне, заинтересованные в личных доходах и считавшие это назначение почетным. Заботясь о своих интересах, они будут «изыскивать государеву пользу». В число особенно бедственных уездов попала и некогда сказочно богатая Мангазея, раскинувшая свои владения в бассейнах рек Таза и Енисея.
Несколько дней Наумов изучал мангазейские дела, пытался понять, почему разорился уезд, но вскоре заметил бесполезность своих усилий. Его поразило то, что никто из приказных, ведавших Тобольским столом, не смог ответить на его, казалось бы, простые вопросы: что собой представляет Мангазея, где она расположена, каков туда путь? Однажды, очевидно, чтобы умерить его пыл, ему принесли и показали под большим секретом раскрашенный «Чертеж Сибири»[4], присланный из Тобольска воеводой Петром Годуновым. Считался этот чертеж единственным, и поэтому иностранные дипломаты и торговцы проявляли к нему особый, повышенный интерес. Поглядел Данила на эту карту и расстроился, найдя Мангазейский город далеко в полярной пустыне, в близком соседстве с берегом неизвестного моря, за рекой Обью, и невольно подумал: «Далеко же забрались русские люди, почти под самый Полярный круг».
Землепроходец. Скульптура Е. А. Вешневецкой. Экспозиция Музея Арктики и Антарктики.
Начальник Тобольского стола, которого он расспрашивал о дороге в Мангазею, ответил сердито: «Приедешь в Тобольск, воевода князь Петр тебе обо всем расскажет». И добавил: «Говорили мне приказные, что теперь попадают в Мангазею через Маковский и Енисейский остроги». А подлинного пути в Мангазею, видать, и он не знал.
Зато заметил воевода, как бойко работал Якутский стол Сибирского приказа. Здесь всегда бурлил приезжий народ — атаманы, сотники, казаки, посланные в Москву с богатой ленской соболиной казной. А события в тех землях впрямь разворачивались сказочные.
Восемь лет назад явился к царю Алексею Михайловичу большой бородатый казак Семен Дежнев. Привез он необычную «государеву казну»: моржовые клыки — «рыбью кость моржевого зуба». Высоко ценились моржовые клыки на Руси, а особенно «заморный зуб», пролежавший в песке и гальке несколько десятков лет и отливавший самыми различными красивыми оттенками. Из него делали затейливые ларчики, женские украшения, застежки, рукоятки сабель и кинжалов. Залежки «кости моржевого зуба» и «коргу» открыл Семен Дежнев на взморье, за «Большим Каменным Носом» в устье реки Анадырь. Туда в 1648 г. во главе отряда казаков, торговых и промышленных людей он совершил плавание, пройдя впервые из Ледовитого океана в Тихий проливом, отделяющим Азию от Америки. Тяжелым оказался этот путь. У самого выдающегося в море Каменного Носа, восточного мыса Чукотки, погибло три его судна, а до Анадыря, до «корги» дошло 24 морехода, остальных «рознесло море». Долго искали подьячие[5] на чертеже эту «коргу» и реку Анадырь, но найти не могли, а решили верно: сделал казак нужное, полезное дело. Уехал Семен Дежнев в Якутск в чине казачьего атамана, как и за три года до него другой якутский казак Михаил Стадухин, побывавший на реке Пенжине и проплывший вдоль побережья Тихого океана, «Теплого моря», до Охотского острога.
