Джек ЛОНДОН
ЗОЛОТОЕ ДНО
Рассказ
Перевод с английского Т. Литвиновой
Казалось бы, что рассказ из жизни золотоискателей, - причем более правдивый, чем вы думаете, - должен быть рассказом о неудачах и разочарованиях. Впрочем, все зависит от того, как смотреть на вещи. Кинку Митчеллу и Хутчину Биллу, например, слово "неудача" показалось бы слишком мягким. А что у них сложилось весьма определенное мнение на этот счет, известно всем и всякому на Юконе.
Осенью 1896 года два товарища вышли на восточный берег Юкона и вытащили из поросшего мхом тайника узкую канадскую байдарку. Вид у них был не слишком привлекательный. Худые, изможденные и оборванные, возвращались они после целого лета разведывательных работ - лета полуголодного и полного лишений. Тучи комаров звенели над ними, окружая, словно нимбом, их головы. Лица их были покрыты густым слоем голубоватой глины. Они держали наготове по комку этой сырой глины, нашлепывая свежие кусочки на те места, где она, высыхая, отваливалась. Жалоба и раздражение, прорывавшиеся в голосе, да преувеличенная резкость всех движений и жестов говорили о беспокойных ночах и бесплодной борьбе с крылатыми полчищами.
Течение подтолкнуло нос байдарки, и она оторвалась от берега.
- Эти комары меня в гроб вгонят! - простонал Кинк Митчелл.
- Не унывай, парень, мы уже почти на месте, - отвечал Хутчину Билл с деланой бодростью, отчего его замогильный голос звучал особенно уныло. Через сорок минут мы причалим к Сороковой Миле, и тогда... А, черт!
Придерживая одной рукой весло, он звонко шлепнул себя другой по шее и, неистово ругаясь, наложил кусок свежей глины на ужаленное место. Кинку Митчеллу было не до смеха. Глядя на товарища, он обмазал толстым слоем глины собственную шею.
Они переехали Юкон и, легко взмахивая веслами, пустились вниз по течению, вдоль западного берега. Через сорок минут они обогнули островок и поплыли, почти касаясь берега левым бортом. Перед ними внезапно возник поселок Сороковая Миля. Разогнувшись и перестав грести, они глядели на открывшуюся панораму. Они вглядывались в нее долго и внимательно, предоставив лодке плыть по течению, и лица их выражали недоумение, постепенно переходившее в ужас. Ни струйки дыма над поселком, а ведь в нем было несколько сот бревенчатых хижин. Не слышно было ни свиста топора, с размаху врезающегося в дерево, ни скрежета пилы, ни стука молотка. У лавки не видно было ни собак, ни людей, которые обычно слонялись тут. Ни одного парохода, ни одной лодки, ни одного плота даже не видно было у берега. Хоть бы какое-нибудь суденышко на реке, хоть бы малейший признак жизни в селении!
- Похоже, что тут архангел Гавриил протрубил в свою трубу, а мы с тобой опоздали явиться, - заметил Хутчину Билл.
Он сказал это так равнодушно, словно в том, что они увидели, не было ничего необычайного. А Кинк Митчелл ответил ему в тон так же небрежно, точно и он не испытывал никакого смятения.
- А может, все сделались баптистами, забрали лодки и решили ехать на страшный суд по реке? - сказал он, подхватывая шутку товарища.
- Мой старик был баптист, - продолжал Хутчину Билл, - и уверял, что водой туда на сорок тысяч миль ближе, чем сушей.
Шутка кончилась, они пристали к берегу, вышли из лодки и взобрались на крутой откос. Когда они очутились на пустынных улицах, им стало жутко. Над поселком мирно светило солнце, легкий ветерок хлопал канатом флагштока перед закрытыми дверьми дансинга "Каледония". Звенели комары, пели зорянки, а голодные воробьи прыгали меж хижин в поисках пищи. Но ни малейшего признака человеческой жизни не было во всем селении.
- Смерть как пить хочется! - сказал Хутчину Билл, бессознательно понижая голос до хриплого шепота.
Его товарищ только молча кивнул в ответ, словно боясь услышать звук собственного голоса в этой тишине. Так брели они в тревожном молчании, пока вдруг не увидели распахнутую дверь. Над дверью, во всю длину фасада, тянулась грубо размалеванная вывеска с надписью: "Монте-Карло". А у двери, надвинув шляпу на глаза, откинувшись назад вместе со стулом, сидел какой-то человек и грелся на солнце. Это был старик патриархального вида с длинными белыми волосами и длинной белой бородой.
- Да это никак старый Джим Каммингз! Видно, и он, вроде нас с тобой, опоздал на страшный суд, - сказал Кинк Митчелл.
- Не слыхал, должно быть, как архангел Гавриил дудел в трубу, предположил Хутчину Билл. - Эй, Джим! Проснись! - окликнул он старика.
Тот встал со стула, припадая на одну ногу, и, моргая спросонья глазами, машинально забормотал:
- Чего вам налить, джентльмены? Чего вам налить?
Они вошли за ним в дом и стали рядом у длинной стойки, за которой некогда полдюжины расторопных буфетчиков еле поспевали обслуживать посетителей. В большом зале, всегда таком оживленном и шумном, стояла унылая кладбищенская тишина. Не побрякивали фишки, ударяясь друг о друга, не катились с легким жужжанием бильярдные шары. Столы для игры в рулетку и фараон были накрыты чехлами и казались могильными плитами. Из соседней комнаты, танцевального зала, не доносились веселые женские голоса.
Старый Джим Каммингз взял трясущимися руками стопку и стал ее вытирать, а Кинк Митчелл выводил свои инициалы на пыльной стойке.
- Где же девушки? - крикнул Хутчину Билл делано веселым голосом.
- Уехали, - отвечал старый буфетчик голосом таким же слабым и дряхлым, как он сам, и таким же дрожащим, как его руки.
- Где Бидуэлл и Барлоу?
- Уехали.
- А Суитуотер Чарли?
- Уехал.
- А его сестра?
- Тоже.
- Ну, а твоя дочь Салли с малышом?
- Уехали, все уехали...
Старик печально покачал головой и рассеянно принялся переставлять запыленные бутылки.
- Да куда же их всех понесло, черт возьми? - взорвался, наконец, Кинк Митчелл. - Чума, что ли, их отсюда выгнала?!
- Так вы ничего не знаете? - старик тихонько хихикнул. - Все уехали в Доусон!..
- Это еще что такое? - спросил Билл. - Ручей, местечко или, может, какой-нибудь новый кабак?
- Неужто вы о Доусоне не слыхали? - Старик опять хихикнул. - Да ведь это целый город, побольше нашей Сороковой! Да, сэр, побольше Сороковой Мили.
- Вот уж восьмой год я болтаюсь в этих краях, - с расстановкой произнес Билл, - а, признаюсь, впервые слышу про такой город. Вот что, налей-ка мне еще виски. Я прямо-таки обалдел от твоих новостей, ей-богу! Где же, к примеру, находится этот Доусон?
- Да у самого устья Клондайка, в низине, - пояснил старый Джим. - А сами-то вы где пропадали все лето?
- Мало ли где! - сердито буркнул Кинк Митчелл. - Мы были там, где комаров столько, что, если хочешь взглянуть на солнце, чтобы узнать, который час, приходится запускать в небо палкой. Верно я говорю, Билл?
- Верно, верно, - подтвердил Билл. - Кстати, об этом самом Доусоне, Джим, - расскажи, с чего все началось?
- Да вот набрели на ручей, Бонанзой называется, где в каждом лотке остается целая унция золота. А до самой жилы еще и не добрались.
- А кто же это набрел?
- Кармак.
При этом имени друзья обменялись взглядом, выражавшим крайнюю досаду, и многозначительно подмигнули друг другу.
- Сиваш Джордж! - фыркнул Хутчину Билл.
- Живет с индианкой! - презрительно усмехнулся Кинк Митчелл.
- Воображаю, что он мог найти! Вот уж ради чего не стоит трепать мокасины!
- И я так думаю, - сказал Кинк. - Лодырь, какого свет не видал, - для себя и то лосося не поймает. Недаром он с индейцами путается. Наверное, и его чумазый зятек, - как его, Скукум Джим, что ли, - в доле с ним?
Старый буфетчик кивнул.
- Это еще что, вся Сороковая в доле, кроме меня да двух-трех калек.
- И пьянчужек, - добавил Кинк Митчелл.
- А вот нет! - с жаром возразил старик.
- Ставлю всем по стакану виски, если и Хонкинс потащился за ним! сказал Билл громко и уверенно.
Лицо старого Джима просияло.
- Вот и проиграл, Билл! Виски за тобой.
- Как же этой старой губке удалось выбраться из Сороковой Мили? спросил Митчелл.
- Очень просто: связали, да и бросили в лодку, - объяснил старый Джим. - Вошли прямо сюда, вытащили его из этого самого кресла в углу, да еще трех пьянчужек выволокли из-под рояля. Говорю вам, весь наш поселок целиком вышел на Юкон и понесся к Доусону, точно сам черт за ними гнался. Женщины, дети, грудные младенцы - все! Ко мне подходит Бидуэлл и говорит: "Ты, говорит, Джим, присмотри тут за "Монте-Карло", а я ухожу". А я ему: "А Барлоу где?" - "Уехал, говорит, и я еду. Беру запас виски - и за ним следом". Сказал, да что есть духу к лодке и давай как бешеный работать багром, даже не спросил меня, согласен ли я. Вот я и сижу здесь. Четвертый день никому не наливал виски. Вы первые.
Товарищи переглянулись.
- Черт побери мои пуговицы! - воскликнул Хутчину Билл. - Похоже, что мы с тобой из тех молодцов, которые приходят с вилками вместо ложек, а супа - море разливанное.
- Да, Билл, просто руки опускаются! - заметил Кинк Митчелл. - Как тебе нравится этот поход лодырей, пьяниц и пустозвонов!
