Александр Зимин - В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России

Настоящая книга завершает цикл работ автора, посвященных общественно-политической истории России XV–XVI вв. Это было время, когда Россия, освободившись от многовекового ордынского ига, вступила на порог нового времени. Единое Русское государство стало тогда полноправной державой в сообществе европейских и ближневосточных стран.

К концу XV в. завершился процесс восстановления страны после ужасного по своим последствиям Батыева нашествия, а иго золотоордынских ханов было окончательно свергнуто. Русские земли объединились в это время в единое государство, сохранив значительные черты феодальной обособленности. В основном закончился процесс внутренней колонизации страны. Началось освоение земель за ее пределами, а внутри государства развитие направилось вглубь. Обеспечение основных условий жизни растущего населения требовало теперь совершенствования техники сельского хозяйства и ремесла.

Бурный экономический подъем и рост городов в первой половине XVI в. во второй его половине сменился невиданным дотоле экономическим кризисом и аграризацией многих старинных городских центров. Запустение Центра и Северо-Запада в это время соседствовало с экономическим оживлением окраин, особенно на юге и юго-востоке страны. Провозглашенное Судебником 1497 г. право крестьян на выход в Юрьев день было подтверждено Судебником 1550 г., но затем ограничено указом 1597 г. о пятилетнем сыске беглых, а составленные в 80-90-х годах писцовые и переписные книги становились основанием крестьянской крепости. Как показал Н. Е. Носов, развитие экономики в направлении складывания предпосылок капиталистического развития наталкивалось на крепостнические тенденции. Рост денежной ренты сопровождался увеличением барщинных повинностей.

Шестнадцатое столетие в истории России было переломным. Никогда еще дотоле борьба нового и старого не была столь яростной и всесторонней. Два пути намечались в политическом развитии страны. Утверждение начал сословно-представительной монархии и постепенная ликвидация политической обособленности земель скомканы были опричным деспотизмом Ивана IV и расчленением страны на государев «удел» и земщину. На смену небывалым взлетам русской культуры и свободомыслия конца XV — середины XVI в. пришли клерикальная реакция и средневековая схоластика.

Все эти противоречия, раздиравшие русское общество, вырвались наружу в начале XVII столетия, и грандиозная гражданская война потрясла все сословия России, как бы подводя итоги блестящему, но трагедийному веку.

Предлагаемая вниманию читателя книга посвящена истории России послеопричной поры. В последнюю четверть XVI в. обострился глубокий социально-политический кризис, который наметился в предшествующий период. Энергичные меры, предпринятые правительством Бориса Годунова, позволили только на время смягчить кризис, но не могли обеспечить его преодоления, ибо они проводились за счет усиления феодально-крепостнического гнета. Россия шла к Крестьянской войне, охватившей всю страну в начале XVII в., когда народ — главный герой книги — сказал свое решающее слово.

Заканчивая цикл книг, объединенных темой «Россия на пороге нового времени», автор просит читателя учитывать, что отдельные его звенья писались на протяжении 20 лет. За истекшие 60-70-е годы взгляды автора по ряду важных вопросов претерпели существенные изменения. Особенно выделяется из общей концепции книга «Реформы Ивана Грозного» (М., 1960), написанная еще тогда, когда автором не был сформулирован основной его тезис о существе политического развития России XVI столетия как времени борьбы с пережитками феодальной раздробленности. Прагматический подход к истории России XV–XVI вв. наиболее отчетливо выражен в книгах «Россия на пороге нового времени» (М., 1972), «Россия на рубеже XV–XVI столетий» (М., 1982. — Ред.) и в этой заключительной книге цикла.

В 1572 г. в России произошло долгожданное событие: царь Иван Грозный ликвидировал деление страны на опричнину и земщину. Запрещено было даже упоминать слово «опричнина»[1]. Но что это означало? Произошла ли полная ликвидация опричных порядков, или речь шла о простом камуфляже и опричнина под названием «Двор» продолжала существовать до самой смерти царя Ивана?[2]. Реформа 1572 г. ликвидировала многие стороны опричной системы. Возвращались на старые пепелища многие лица, выселенные в опричные годы. Опричный корпус, руководители которого (кн. М. Черкасский, А. и Ф. Басмановы, кн. А. Вяземский) погибли в начале 1570 г., слился с земским. Однако прежнее окружение царя теперь концентрировалось в «государевом Дворе», опираясь на систему дворцовых учреждений и дворовое войско, сохранявших явные черты опричной поры.

Боярская дума к началу 1573 г. состояла из 15 бояр и 6 окольничих. Шестеро бояр (кн. Ф. М. Трубецкой, кн. С. Д. и П. Д. Пронские, кн. Н. Р. Одоевский, кн. В. А. Сицкий, И. А. Бутурлин) входили ранее в опричнину, девять — были земскими (кн. И. Ф. Мстиславский, кн. М. И. Воротынский, Н. Р. Юрьев, кн. И. П. Шуйский, П. В. и М. Я. Морозовы, И. В. Шереметев Меньшой, кн. П. А. Булгаков, кн. А. И. Ногтев). Все шестеро окольничих (Н. В. Борисов, Д. А. Бутурлин, В. И. Умной-Колычев, В. Ф. Ошанин, кн. Д. И. Хворостинин и кн. О. М. Щербатый) ранее входили в опричнину[3]. Дума была расколота.

Как показали последующие события, Грозный не склонен был отказываться от опричных методов управления, и прежде всего от террора. Да и возвращение земель земским людям не было осуществлено последовательно. Словом, значительные следы опричного наследия сохранились. Вопрос и заключался в том, какое направление политики в трудных условиях хозяйственной разрухи и Ливонской войны изберет царь: пойдет ли он по пути полного искоренения пережитков опричной разобщенности и утверждения порядков сословно-представительной монархии, намечавшихся в середине XVI в., или предпочтет воскресить систему опричного деспотизма?

В 1572 г. в Новгороде царь писал завещание, ощущая полное свое одиночество, в состоянии растерянности и смятения духа[4]. Оно отразилось и на всей его политике первых лет после отмены опричнины. Грозный находился как бы на распутьи. Он чувствовал себя окруженным одними врагами, всерьез подумывал о бегстве за море (в Англию) и принялся за строительство флота в Вологде, ради чего приехал туда весной 1573 г.[5] Царь начал прислушиваться к нашептываниям всяких иноземных авантюристов типа доктора-шарлатана Елисея Бомелия, заявляя во всеуслышание о недоверии к подданным. В начале сентября 1572 г. он распорядился постричь в монахини четвертую жену — Анну Колтовскую[6].

Внешнеполитическая обстановка в первые послеопричные годы складывалась для России благоприятно. Блистательная победа кн. М. И. Воротынского над Девлет-Гиреем при Молодях в 1572 г. привела к временному спокойствию на южных границах. В 1573 г. казаки разгромили столицу Большой Орды Сарайчик. И только в земле «луговой и горной черемисы» (мари и чувашей) волнения продолжались. Зимой 1572/73 г. туда были посланы войска во главе с кн. Н. Р. Одоевским[7]. В целом же безопасность южных и восточных рубежей на время была обеспечена, и можно было вплотную заняться затянувшейся Ливонской войной.

Благоприятствовало этому и положение дел в Речи Посполитой. В июне 1572 г. умер Сигизмунд II Август. Наступило бескоролевье, обострившее распри между польской шляхтой и литовской знатью (разнонациональными группами населения, принадлежавшими к тому же к разным вероисповеданиям). Среди польской и литовской шляхты популярностью пользовалась кандидатура Ивана IV. Опасаясь избрания Грозного на престол, «государев изменник» кн. А. М. Курбский пишет в Литве свою «Историю о великом князе Московском», в основном законченную к лету 1573 г. Она должна была предостеречь польско-литовских шляхтичей и знать от избрания в короли такого изверга, каким князь Андрей рисовал царя Ивана[8].

Речь Посполитая была крайне заинтересована в продолжении трехлетнего перемирия с Россией, срок которого истекал в июле 1573 г. В сентябре 1572 г. в Москву прибыл литовский гонец Ф. Воропай. Он привез от панов-рады не только сообщение о смерти польского короля, но и просьбу продлить перемирие. В ответ Иван IV впервые заявил о своем желании вступить на польский престол[9]. Возможно, ему были известны настроения шляхты. Литовские магнаты всеми средствами стремились к тому, чтобы выиграть время, необходимое для решения вопроса о преемнике Сигизмунда-Августа. Лицемерно говоря о желательности для них русской кандидатуры, на самом деле они являлись решительными ее противниками.