Столетняя война. Том II. Испытание огнем - Джонатан Сампшен

В самые разные времена война была главным коллективным делом человечества. Она придавала человеческим обществам их идентичность, сформировала их институты власти и стала проверкой на прочность. В этом томе рассказывается история затяжного кризиса в делах Франции, самого богатого и развитого общества позднесредневековой Европы, которое в реальном смысле было сформировано войной, а в 1350-х годах было почти уничтожено ею. Напряжение от постоянных вторжений, финансовые и экономические проблемы обороны, шок от тяжелого и неожиданного поражения в битве — все это на короткий период поставило французское государство на грань исчезновения и разрушило узы гражданского общества, которые люди принимали как должное на протяжении более чем столетия. Как и в аналогичные кризисы в истории Франции, в 1792 и 1870 годах, эти события сопровождались жестокими раздорами среди французов: яростные споры в выборных собраниях; неудачное восстание в Париже и еще одно восстание крестьянских общин на севере.

Однако главная тема этого тома — не разрушение, а выживание. Стабильные сообщества удивительно устойчивы перед лицом катастрофы. Города и сельские общины Франции выжили, пострадавшие и обедневшие, но уцелевшие, чтобы в следующем поколении свести на нет большую часть завоеваний Эдуарда III. В войне нет симметрии, и хотя Франция была побеждена, Англия не стала победителем. Англичане добились короткого и славного для себя мира, который продлился всего девять лет в 1360-х годах. Они добились этого не путем постоянного военного давления, а пленением короля Франции Иоанна II, который смог навязать этот мир своим подданным. Англичане и гасконцы причинили огромные разрушения на территории Франции, но завоевали очень мало. Они обрушивались на страну, как огромные волны, а затем отступали. Им не хватало административных и финансовых ресурсов, чтобы навязать основательную оккупацию, чего смогли добиться только централизованные и милитаризованные государства XIX и XX веков, да и то лишь на короткое время.

Эти события были описаны теми, кто их пережил, в одних из самых ярких повествований, сохранившихся со времен средневековья. По мере того как английская традиция хроник угасала, французская вступала в пору своего расцвета. Пьер д'Оржемон [1] пережил парижское восстание Этьена Марселя, будучи одним из приближенных Дофина, и описал его языком, который ничего не теряет от своего лаконичного, бесстрастного стиля. Жан де Венетт [2] был свидетелем тех же событий как горожанин. Кастильский хронист Айала [3] служил обоим претендентам на корону своей страны и командовал баталией в катастрофической битве при Нахере. Нортумберлендский летописец Томас Грей из Хетона [4] воевал в Шотландии, а поэт Чосер [5] — во Франции.

Однако, при всех своих литературных достоинствах, к этим источникам следует подходить с той же осторожностью, с какой следует читать газетные отчеты о современных войнах. Те, кто ежедневно работает в судебных органах, знают, насколько могут ошибаться быть даже очевидцы. Писать историю XIV века по изящной, но путаной и неточной хронике Фруассара, как это пытались сделать некоторые историки XIX века, было бы абсурдом. С таким же успехом можно было бы использовать Шекспира или Доницетти [6]. Настоящий том основан главным образом на документальных источниках Англии, Шотландии и Франции, а также папства и испанских королевств. Некоторые из них передают атмосферу этих ужасных лет с не меньшей драматичностью, чем самые красочные хроники. Например, французские канцелярские книги, в которых зафиксированы признания простых французов в проступках перед своим государством, чтобы быть помилованными, представляют собой сборники бесчисленных миниатюрных автобиографий, в которых война видится глазами ее второстепенных участников и жертв.

ДЖ.П.К.С.

Гринвич

Апрель 1998 г.

Все лето 1348 года в Англии шли дожди, и на фоне грязи и неурожая зерновых люди праздновали десятилетие войны и три года победы. В череде пышных турниров, состоявшихся весной в Рединге, Бери-Сент-Эдмундс, Линкольне и Элхэме, группы рыцарей, одетых в полные доспехи и украшенные перьями шлемы, сражались друг с другом затупленными копьями в соответствии с правилами разработанными юристами, герольдами и рыцарями-романтиками. В Личфилде, где в начале мая состоялось одно из самых великолепных представлений, король, одетый в доспехи одного из своих рыцарей, составил участникам турнира компанию со своими придворными, одетых в униформу синего и белого цвета, на лошадях покрытых синим бархатом, золотыми пластинами и шелком. Двадцать восемь придворных дам сопровождали их в процессии, одетые в экстравагантные маскарадные костюмы тех же цветов. Еще около трехсот человек наблюдали за процессией со стороны, глядя на зрелище сквозь прорези для глаз фантастически украшенных масок. "Так они расточали свои богатства и украшали свои тела атрибутами праздности, шутовства и похоти…, — писал недоброжелательный наблюдатель, — ни один из тех, кому они служили, похоже, не понимал, что их победы были щедрым даром Бога, истинного благодетеля рыцарства Англии" [7].

Возможно, они и не понимали. Когда шесть недель спустя в Виндзоре двор Эдуарда III праздновал благословение королевы после рождения шестого сына, в турнирные команды вошли все самые известные военнопленные короля: граф д'Э, коннетабль Франции, завоевавший главный приз; сеньор де Танкарвиль, камергер Нормандии, который, как и коннетабль, был захвачен в плен при Кане, когда пытался остановить продвижение английской армии через Нормандию в июле 1346 года; месяцем позже участвовала горстка выживших после ужасной резни французской армии при Креси; Давид II, король Шотландии, взятый в плен при Невилл-Кросс, когда самая большая шотландская армия, вторгшаяся в Англию за многие годы, была рассеяна и бежала; и Карл Блуа, претендент на Бретань, один из самых смелых и упорных врагов английского дела, который сдался в последние минуты битвы при Ла-Рош-Дерьен в июне 1347 года. В начале августа 1348 года Эдуард III выделил часовню Святого Георгия в Виндзоре для резиденции недавно основанного им рыцарского Ордена Подвязки, "благороднейшего братства", которое оказалось единственным долговечным памятником этого краткого момента высокомерия [8].

За пределами своего королевства репутация Эдуарда III никогда не была столь высокой. После нескольких лет, в течение которых его кампании были неудачными, континентальные союзы распадались, долги росли, а его притязания казались все более абсурдными, люди с изумлением наблюдали, как король одолел главную военную силу Европы. Петрарка должен был провозгласить превращение англичан из "самой робкой из всех безропотных рас" в лучших воинов Европы. Участники гражданской войны в Германии предложили Эдуарду III корону Германии, от которой у него хватило здравого смысла отказаться. Король Кастилии, чье королевство уже более века находилось в политической орбите Франции, обручил своего наследника с дочерью Эдуарда III Жанной. Послы Альфонсо