Елизавета I - Кэролли Эриксон

Солнце уже клонилось к закату, когда констебли и конногвардейцы с длинными пиками наперевес заняли свои места на пути следования королевской процессии. Одежды на них в честь столь знаменательного события были из шелка и бархата, но сегодня их роль не ограничивалась лишь участием в ритуале. За специально выставленной оградой уже теснилось множество любопытствующих, готовых в любой момент стать на пути кортежа. В толпе слышался ропот, лица выражали скорее недовольство, нежели радость, и, заслышав цокот копыт, свидетельствующий о приближении процессии, стражники грозно подобрались и еще крепче сжали древки пик.

В тот день, 1 мая 1533 года, Анне Болейн, жене короля Генриха VIII, предстояло проследовать через центральную часть Лондона в Вестминстер, где на следующий день на нее должны были возложить корону английской королевы. Маршрут был освящен многовековой традицией: от Тауэра королева в сопровождении свиты двинется по Грейс-стрит к собору Святого Павла и далее через Флит-стрит и Темпл-Бар проследует к Стрэнду. Предполагалось, что по дороге она будет то и дело останавливаться, приветствуя толпы людей, принарядившихся в ее честь. Дома и лавки на пути следования процессии были убраны гобеленами и шелковыми тканями, а из окон верхних этажей нетерпеливо выглядывали знатные дамы и господа, не удостоенные приглашения участвовать в королевском выезде.

Когда процессия начала втягиваться в узкие улочки, зрителям при виде королевских носилок надлежало становиться на колени, снимать шляпы и выкрикивать: «Боже, храни королеву!» Но нынче здравицы почти не звучали. Вместо этого раздавались какое-то шушуканье и смех, люди посматривали на процессию хмуро и недоброжелательно, а вслед кортежу, когда уже можно было не бояться, что тебя услышит стража, отпускали сквозь зубы ругательства и даже проклятия.

Женщины подталкивали друг дружку локтями и закатывали глаза, указывая на просторное платье королевы. Платье, несомненно, красивое, отороченное горностаевым мехом, оно было сшито по последней французской моде, но интерес зрительниц больше привлекал округлившийся живот Анны да золотушные пятна на лице, что, с их точки зрения, превращало вчерашнюю красавицу в настоящую уродину.

Дети вглядывались в ее руки, пытаясь обнаружить шестой палец, что, как уверяли родители, является верным знаком принадлежности к ведовскому племени. Ну а мужчины, кто с любопытством, кто с осуждением, тоже не сводили глаз с этой женщины, чьи безукоризненные черты притягивали к себе даже против воли: им не терпелось поближе разглядеть ту, о которой только и говорили в королевстве.

Анна плыла сквозь толпу с полной невозмутимостью, подлинно королевским достоинством и сознанием собственной силы. До перешептываний и насмешек ей было мало дела, а уж на оценивающие взгляды она вовсе не обращала внимания. Голову Анна несла высоко и горделиво — не столько, чтобы продемонстрировать жемчужное ожерелье, сколько по привычке, зная, что лебединая ее шея всегда производит неотразимое впечатление. Сегодня был ее день, и щеки Анны, овеваемые прохладным весенним ветерком, пылали от возбуждения. В последние недели лицо ее округлилось, сейчас, на шестом месяце беременности, тошнота уже не мучила ее по утрам, и чувствовала она себя как нельзя лучше. Откинувшись на шитые золотом подушки — при этом ее густые черные как вороново крыло волосы заструились вниз, достигая самой талии, — Анна упивалась прикованными к ней, к ее шелкам, к ее великолепным драгоценностям взглядами.

Что с того, что подданные глумятся над нею? Что с того, что обзывают ее блудницей, шлюхой, позором христианского мира? Она годами выдерживала всеобщую хулу. Но сегодня наступил миг отмщения. Сегодня вся знать королевства, и мужчины, и женщины, включая самых заклятых врагов, сопровождают Анну к месту ее коронации. Ну а завтра в ходе самой церемонии они будут прислуживать ей и, опустившись на колени, приносить клятву верности. Не было только ее высокомерного дядюшки, герцога Норфолка, впрочем, отсутствие его объяснить можно — он послан с дипломатической миссией во Францию. Правда, жена Норфолка наотрез отказалась участвовать в процессии, но зато его мачеха, престарелая вдовствующая герцогиня, следовала у всех на виду в своем экипаже непосредственно рядом с матерью Анны. Завтра ей будет предоставлена честь поддерживать шлейф платья королевы.

И все же, как ни сладок миг коронации, не в нем заключалось высшее торжество Анны. Ее дитя, дитя мужского пола, как уверенно предсказывали астрологи, — вот ее подлинный триумф.

Именно он, этот ребенок, с самого начала, с тех самых пор, как семь лет назад король Англии Генрих VIII впервые обратил на нее внимание, только и занимал ее мысли. Ибо он, наследник трона, был нужен королю. И с того самого момента, когда Анна осознала, что ее судьба — быть вместе с королем, она дала себе твердое слово родить ему сына: не отродье вроде того, что тайно произвела на свет любовница Генриха Бесси Блаунт, но законного продолжателя рода Тюдоров, зачатого в королевской постели и провозглашенного наследником.

Все эти годы с их сложными перипетиями, со скандалами вокруг злополучного развода короля с его ужасной первой женой, Екатериной Арагонской, Анна не забывала о своем предназначении. Она знала, что дождется мига, когда станет королевой, и тогда родит сына — принца Уэльского.

И вот минувшей осенью долгому ожиданию пришел конец. Король взял ее с собой в Кале — не как любовницу, но как маркизу Пембрук, знатную даму, законно носящую этот титул. И почести ей воздавались королевские. В Кале у нее было все, что только может пожелать королева: новые, подбитые мехом шелковые наряды, любимые кушанья — виноград и специально доставленные груши, мясо морской свиньи и оленина, — даже королевские драгоценности (с ними соперница Анны, Екатерина Арагонская, поначалу отказывалась расставаться, заявляя, что совесть не позволяет ей мириться с тем, что они будут украшать женщину столь сомнительной репутации, но в конце концов ей пришлось уступить). Все, включая и Екатерину, были убеждены, что Генрих женится на Анне в Кале, где они вовсю пировали и предавались разнообразным увеселениям с королем Франции, вдали от враждебно настроенных английских подданных, которым этот брак был явно не по душе. И лишь ближайшим доверенным лицам будущей королевы было известно, что на уме у