ГЛАВА I. Восход солнца 1643–84
I. МАЗАРИН И ФРОНДА: 1643–61 ГГ
Почему с 1643 года Франция почти гипнотически господствовала над Западной Европой, в политике до 1763 года, в языке, литературе и искусстве до 1815 года? Со времен Августа ни одна монархия не была так украшена великими писателями, художниками, скульпторами и архитекторами, не вызывала такого восхищения и подражания в манерах, моде, идеях и искусстве, как правительство Людовика XIV с 1643 по 1715 год. Иностранцы приезжали в Париж как в школу, где им прививали все телесные и душевные качества. Тысячи итальянцев, немцев, даже англичан предпочитали Париж своим родным местам.
Одной из причин французского господства была рабочая сила. В 1660 году население Франции составляло 20 000 000 человек, в то время как в Испании и Англии проживало по 5 000 000 человек, в Италии — 6 000 000, в Голландской республике — 2 000 000. Священная Римская империя, включавшая Германию, Австрию, Богемию и Венгрию, насчитывала около 21 000 000 человек; но это была империя только по названию, недавно обедневшая в результате Тридцатилетней войны и разделенная на четыре сотни ревностно «суверенных» государств, почти все маленькие и слабые, каждое со своим правителем, армией, валютой и законами, и ни одно не имело более 2 000 000 жителей. После 1660 года Франция представляла собой географически компактную нацию, объединенную под властью одного сильного центрального правительства; таким образом, болезненное акушерство Ришелье способствовало рождению le grand siècle.
В долгой дуэли между Габсбургами и французскими королями Бурбоны выиграли там, где проиграли Валуа. Десятилетие за десятилетием часть империи отходила к Франции, а габсбургская Испания сдала свою гордость и лидерство по Рокруа (1643) и Пиренейскому миру (1659). После этого французское государство стало сильнейшим в христианстве, уверенным в своих природных ресурсах, умении и преданности своего народа, стратегии своих генералов, судьбе своего короля. Немаловажным было и то, что этому юноше предстояло править почти три четверти века, дополнив единство правления и политики единством расы и земли. Теперь в течение пятидесяти лет Франция будет поддерживать и импортировать гениев науки и литературы, строить колоссальные дворцы, оснащать огромные армии, пугать и вдохновлять полмира. Это должна была быть картина почти беспрецедентной славы, написанная всеми формами и красками искусства и кровью людей.
Когда Людовик XIV в возрасте пяти лет взошел на трон (1643), Франция еще не была объединена, и завершить работу Ришелье должен был другой кардинал. В Италии Жюль Мазарин был Гилио Мазарини, родившимся в Абруцци из бедной сицилийской семьи, получившим образование у иезуитов в Риме, служившим папе в качестве дипломатического агента и внезапно привлекшим внимание Европы тем, что в критический момент договорился о прекращении Мантуанской войны (1630). Посланный папским нунцием в Париж, он связал свою судьбу с властным гением Ришелье, который наградил его верность кардинальской шапкой. Когда Ришелье услышал призыв к смерти, он «заверил короля, что не знает никого более способного, чем Мазарин, занять его место». 1 Людовик XIII последовал совету.
После смерти этого послушного государя (1643) Мазарин оставался на втором плане, пока королева-мать Анна Австрийская брала регентство для своего сына, а Луи де Конде и Гастон д'Орлеан, принцы крови, маневрировали, чтобы стать силой, стоящей за троном. Они так и не простили ей, что она обошла их стороной и назначила своим главным министром красивого итальянца, которому сейчас сорок один год. На следующий день после его назначения Париж огласила весть об эпохальной победе при Рокруа; правление Мазарина началось благоприятно и было подкреплено многочисленными успехами в дипломатии и войне. Его выбор политики, генералов и переговорщиков доказал его ум. Именно под его руководством Вестфальский мир (1648) подтвердил господство Франции, завоеванное ее оружием.
Не обладая единством и силой воли Ришелье, Мазарин должен был полагаться на терпение, хитрость и обаяние. Его недостатком было иностранное происхождение. Он уверял Францию, что хотя язык у него итальянский, сердце у него французское, но ему так и не поверили; голова у него была итальянская, а сердце — свое. Мы не знаем, сколько его он отдал королеве; он ревностно служил ей и своему честолюбию, завоевал ее расположение, а возможно, и любовь. Он знал, что его и ее безопасность заключается в продолжении политики Ришелье по укреплению власти монархии в борьбе с феодалами. Чтобы свить гнездо на случай падения, он накапливал богатства со всей жадностью бедняка, которого помнили или боялись; а Франция, которая начинала восхищаться мерой, осуждала его как парвеню. Она возмущалась его итальянским акцентом, его дорогими родственниками, особенно племянницами, красота которых требовала пышного убранства. Кардинал де Рец, сам не являвшийся грандом добродетели, презирал его как «гнусную душу… законченного плута… злодейское сердце»; 2 Но де Рец, побежденный Мазарином, был не в состоянии быть справедливым. Если хитроумный министр собирал богатства без достоинства, то тратил их со вкусом, наполняя свои комнаты книгами и предметами искусства, которые впоследствии завещал Франции. Его обходительность радовала дам и приводила в замешательство мужчин. Рассудительная мадам де Моттевиль описывала его как «полного мягкости и далекого от суровости» Ришелье. 3 Он с готовностью прощал оппозицию и с готовностью забывал о выгоде. Все сходились во мнении, что он неустанно трудился над управлением Францией, но даже его трудолюбие могло оскорбить, так как иногда он оставлял титулованных гостей в ожидании в прихожей. Он считал, что все развращены, и был нечувствителен к порядочности. Его личная мораль была достаточно приличной, если отбросить сплетни о том, что он завел любовницу своей королевы.
