Такова картина, реконструируемая для исходного состояния хурритского общества, по крайней мере на окраинах «Плодородного полумесяца». Аналогичным должно было быть общество и на нагорьях, с той разницей, что здесь еше не сложилась государственная власть, а существовали племенные объединения, и что ведущая роль скотоводства должна была видоизменять картину.
Но в период, от которого до нас дошли документы о состоянии хурритского общества, положение уже сильно осложнилось новыми явлениями.
Распад большесемейной общины. Исходным толчком, как полагает Н. Б. Янковская, послужила интенсификация земледелия и переход к специализированным типам хозяйства (только или преимущественно полевое хозяйство, только или преимущественно виноградарство, отгонное скотоводстве и т. п.). С одной стороны, это позволило значительно повысить доходность хозяйств, а с другой, — вызвало потребность во внутреннем обмене, и в то же время усилило имущественное расслоение между отдельными семейными общинами, и даже внутри них, поскольку специализированное хозяйство вели индивидуальные семейные ячейки. При неразвитости товарно-денежного рынка, одностороннее развитие отдельных хозяйств и потребность в обмене вызывали необходимость в кредите, который и предоставлялся маломощным семьям более удачливыми лицами и представителями общинной знати (в Алалахе индивидуальные кредиторы систематически переуступали царю, как экономически более сильному, свои права в отношении должников. Сделка оформлялась как бессрочная ссуда, и должники отрабатывали проценты по ней)[105].
Следует при этом учитывать, что в тогдашних условиях каждое хозяйство было в высшей степени зависимо от [63] случайностей погоды и войны. Чем слабее было хозяйство, тем неустойчивее было его благосостояние, и тем легче оно могло попасть в зависимость от более богатого.
Ростовщичество. Ввиду неразвитости товарно-денежных отношенииэй, кредит был дорог: 30 % годовых считалось скорее низким процентом. За заем кредитор требовал обеспечения. Вначале более бедные семьи закладывали своих же членов, отдавая их в качестве рабочей силы в хозяйство кредитора, или сами шли в кабалу и часто оставались в кабале, так как не могли уплатить долга в срок. Такой кабальный считался рабом, однако у него иногда все еще имелась земля в его семейной общине — обладание землей давало ему сохранение известных гражданских прав и надежду на освобождение в будущем[106]. Правда, суды решали все спорные дела в пользу кредиторов; но эври стремился выручить члена своей общины, так как в случае гибели главы разорившейся семьи именно эври отвечал за его долги. Выкупленный им однообщинник становился должником самого эври.
Так как движимое имущество было не в семейнообщинной, а в личной собственности, то богатство скапливалось понемногу в руках отдельных лиц, а не семейных общин: от них в зависимость попадали их же родичи, и обязанность взаимопомощи тогда превращалась в право эксплуатации бедных богатыми. Однако богатые общинники-кредиторы не довольствовались этим. Теперь они стали округлять и свои земельные владения, тем более, что земля, купленная на личные средства, оставалась в личном владении покупателя.
Захват земли ростовщиками. Общинная земля подвергалась переделам[107] и была в принципе неотчуждаемой; это правило в Аррапхе обходили тем, что фактический покупатель «усыновлялся» или «принимался в [64] братья» общиной продавцов. Такая сделка, в которой «усыновленный» покупатель по особой оговорке не брал на себя никаких обязательств по отношению к семейной общине, в которую он формально вступал, позволяла ему, однако, пользоваться, помощью членов усыновляющей общины, — то есть фактически эксплуатировать их. По обычному праву эти сделки, признаваемые судьями, могли осуществляться только с ведома и согласия однообщинников и в особенности эври (который в это время, особенно в слабых, распадающихся обшинах, фактически все более терял прежнее значение, но нес ответственность за выполнение условий договора его однообщинниками). За приобретенный участок покупатель уплачивал не «цену», (так как это не считалось куплей), а «подарок», поступавший лично продавцу или продавцам (а не всей семейной общине); но фактически «усыновленный» нередко получал землю почти бесплатно, так как продавцы были его должниками, и «дарил» он им только их долг[108].
Примерно то же положение наблюдается в Ашшуре, в Алалахе, вероятно в Хеттском царстве, с той разницей, что, например, в Ашшуре скупка ничем не маскировалась[109].
Бегство от повинностей. Трудовая и воинская повинность[110] продолжали лежать на рядовых общинниках; хотя богач формально оставался общинником со всеми вытекающими отсюда обязанностями, однако он, надо думать, их никогда не выполнял, пользуясь семейно-общинной взаимопомощью или высылая на работу своих рабов. Если же он приобретал землю, то не брал на себя связанную с нею повинность, и последняя оставалась, по условиям договора, лежать на продавцах. Таким образом, создавались [65] зачатки разделения общества на податное и неподатное сословия, хотя это долго не находило еще юридического оформления.
Общинные повинности и права были связаны с землей; они сохранялись для каждого члена семейной общины, пока она владела хотя бы последним — культовым — участком. Но в описанных условиях вполне понятно, что многие общинники решались пожертвовать гражданскими правами, чтобы освободиться от обязанностей. Именно в это время создаются группы бросивших свои общины изгоев, которые странствовали из страны в страну, то разбойничая, то нанимаясь в военные отряды или в работники[111]. Многие бедняки бежали в горы, — в частности на Армянское нагорье, — спасаясь среди еще свободных племен от эксплуатации[112]. Приток людей с опытом высокой земледельческой культуры, а также социальных отношений, свойственных классовой цивилизации, не мог не способствовать ускорению развития социальных отношений и на территориях, все еще сохранявших догосударственную организацию; но им так или иначе предстояло пройти путь, на который вступили общества хеттов и хурритов.
Проблема рабства. В возникающих крупных индивидуальных хозяйствах хурритских богачей остро вставала проблема рабочей силы. Взаимопомощь общинников и долговое рабство могли разрешить эту проблему только частично. К тому же эксплуатация долговых рабов-соотечественников была сопряжена с попытками самих рабов — [66] освободиться, а их сородичей — выкупить их, с судебными тяжбами и т. п.[113] Гораздо более ценились чужеземные рабы, в частности горцы (луллу), которые, раз попав в рабство, были совершенно беззащитны[114]. Поэтому начиная с середины II тыс. до н. э. мы имеем в хеттских и ассирийских источниках первые свидетельства о военных походах, специально направленных на захват пленных[115]. О судьбе последних в хеттском государстве мы уже говорили. Однако, когда войско пригоняло очень много пленных, то их не всегда еще можно было рационально использовать в производстве, к тому же в массе они представляли опасность для господ; поэтому хетты еще в XIV в. вырезали часть пленных[116], а ассирийцы в XIII в. многих ослепляли[117] и использовали их затем, вероятно, лишь на простейших домашних работах, и скорее всего, лишь в крупном, например, дворцовом хозяйстве (очевидно, с тем, чтобы освободить для более важных работ более надежные рабочие руки). Мы видели, что хетты не всех пленных обращали в рабство, но часть из них использовали и иначе.
Дворцовое и храмовое хозяйство у хурритов. Помимо обрисованных условий, господствовавших в общинном хозяйстве, следует упомянуть существование в хурритском обществе и хозяйств других типов: дворцового и храмового. Ни то, ни другое не имело того значения, как в классических «речных» [67] цивилизациях Вавилонии и Египта, однако они, несомненно, были важным элементом в общей экономике страны. В дворцовом хозяйстве работали зависимые и неполноправные работники различных категорий (талухлу, «люди дома» и др.), напоминавшие «царских рабов» у хеттов[118].
Знатные и колесничие. Опираясь лишь на материал провинциальных центров, мы, по-видимому, не получаем достаточно полного представления об обществе Митанни в целом. Несомненно, что митаннийского царя окружала родовая знать; однако, видимо, ошибочно причислять к знати колесничих (?) — марианна[119]; и вряд ли, как полагают некоторые из западных ученых, марианна были преимущественно индоиранцами: по-видимому, этническая группа индоиранцев к середине II тыс. до н. э. уже полностью была поглощена хурритами.
