говорится только здесь, ибо как раз оно по существу завершает экскурс в целом, но не имеет прямого отношения к его конкретным разделам.
Экскурсы о Фемистокле, Павсании и походе в Египет предстают в качестве примера художественно-исторической прозы начинающего литературную деятельность Фукидида, который, бесспорно, не приступил еще к созданию истории войны, а сама война, возможно, еще не началась.
Хроника событий «Пентаконтаэтии» представляет собой реконструкцию исторических событий в виде достаточно сухого перечня фактов с весьма неопределенной хронологической системой и без каких бы то ни было комментариев. Подробно Фукидид здесь говорит только о Самосском восстании (I, 115, 2–117), взрослым свидетелем, то есть современником которого был он сам. Хронологическую неточность Фукидида, возможно, правильно объясняет Ф.Эдкок, который полагает, что при написании этой части Фукидид не имел под руками списка архонтов, в силу чего он отказался от традиционного счисления времени [154], во всяком случае, ни о какой новой хронологической системе на этом материале говорить не приходится.
Таким образом, в настоящем экскурсе мы имеем образцы историософской прозы зрелого Фукидида, художественно-исторического повествования, сложившегося под влиянием софистики и исторической хроники, характерной для логографов.
§ 3. Экскурс в древнейшую историю Аттики (II, 15–16, 1)
Фукидид говорит о том, что Перикл советовал афинянам готовиться к войне, а поэтому перевезти имущество с полей и запереться в городе, чтобы защищать его (II, 13, 2). Решиться на это для афинян было трудно, так как τοὺς πολλοὺς ἐν τοῖς ἀγροῖς διαιτᾶσθαι (II, 14, 2, большинство жило в полях). Объяснение причин этих трудностей послужило причиной для включения экскурса в труд Фукидида.
Экскурс представляет собой нерасчлененное повествование, в ходе которого трижды повторяется мысль о том, насколько было трудно жителям Афин оставлять места, где они жили (I, 14, 2; I, 16, 1–2). Таким образом, основным тезисом очерка является мысль о том, что общественное устройство Афин было унаследовано без изменений от древнейшего времени, то есть утверждение исконности общественной жизни в Афинах (ср.: Plato. Menex. 238c).
Экскурс разделяется на две части: собственно историческое повествование о Кекропе, войне между Эврифсеем и Эвмолпом и о тесе (II, 15, 1–3) и топографический комментарий к нему (II, 15, 4–6), цель которого указать на то, что древнейшие святыни находились на Акрополе или же примыкали к нему с юга. Такой же характер имеет сообщение об источнике Эннеакруне, материал для которого заимствуется из обыденной традиции [155].
Первая часть экскурса не выходит за рамки «Аттиды» и передает весьма распространенные в этом жанре сюжеты; вторая – своего рода Περιήγησις, написанная на основании оригинальных наблюдений Фукидида.
§ 4. Основная проблематика экскурсов
Положения, которые мы назвали предваряющими тезисами, показывают, что основным мотивом, по которому тот или иной экскурс включался в труд, было совсем не стремление нарисовать определенную историческую картину, во что в результате выливался каждый экскурс, а намерение высказать политическую идею, причем достаточно распространенную и представляющую собой своеобразное общее место в политической мысли эпохи Пелопоннесской войны.
1. «Археология» представляет собой необычайно лаконичную реконструкцию прошлого Эллады. Написанная в стиле генеалогической литературы, она более всего замечательна своей схемой исторического процесса [156], в которой история рассматривается как развитие [157], а каждое явление (первоначальное состояние человечества 1, 2; ношение оружия 5, 3; колонизация 12, 4; царская власть и тирания 13, 1 и т. д.) рассматривается как закономерное, а любое событие, таким образом, представляется проявлением этой закономерности. Так, например, тиранию Фукидид представляет себе как закономерный этап, связанный с активизацией общественной жизни («в связи с тем, что Эллада делалась более сильной и приобретала в себе еще больше богатства, чем раньше, по большей части в городах возникали тирании по причине того, что доходы делались больше», I, 13, 1). Наконец, тирания – явление не локальное, а характерное для всей Эллады (I, 17–18). Отсутствовала она только в Спарте, что Фукидид объясняет особенностями ее развития (I, 18, 1). С этих позиций Фукидид подходит к рассмотрению причин Пелопоннесской войны, а в целом эти взгляды дают возможность говорить о родственности взглядов Фукидида и Гиппократа. Вместе с тем предваряющий тезис этого экскурса заключается только в констатации исключительности Пелопоннесской войны, что в разных формах неоднократно высказывалось Еврипидом и, вероятно, красноречивее всего было высказано Аристофаном в «Мире»: ἐξεφύσησεν τοσοῦτον πόλεμον ὥστε τῶι καπνῶι πάντας Ἕλληνας δακρῦσαι (Aristoph. Pax. 611–612).
2. Идея усиления морского могущества Афин и установление их гегемонии в Делосском союзе, представляющая собой предваряющий тезис «Пентаконтаэтии», развивается Фукидидом только в авторском комментарии, составлявшемся, когда экскурс соединялся им воедино (I, 96–97, 1), в то время как содержание экскурса гораздо шире. Идея, составляющая предваряющий тезис «Пентаконтаэтии», была достаточно ярко выражена Бакхилидом в дифирамбе «Тесей, или Юноши» (ἠίθεοι, Bacch. 13 dith. 3), где изображается торжество Тесея и афинских юношей над сломленным морским могуществом Миноса. Дифирамб заканчивается обращением афинян к Аполлону Делосскому [158]. Такой же смысл имеет пэан, содержащийся в «Аян-те» у Софокла (Soph. Aj. 693–705), заканчивающийся обращением к Аполлону Делосскому, смысл которого заостряет тот факт, что в следующей песне хора содержится своеобразный гимн Афинам (1219–1222).
3. Переселение жителей Аттики с полей в город, вызвавшее написание экскурса о древнейшей истории Аттики, также нашло отражение у Аристофана, который говорит: ἐκ τῶν ἀγρῶν ξυνῆλθεν οὑργάτης λεώς (Aristoph. Pax. 633). Небольшой размер этого экскурса не дал возможности Фукидиду уйти далеко от предваряющего тезиса, однако и в данном случае историческое изложение гораздо глубже, чем простое доказательство этого тезиса. Наконец, тиранические предчувствия, составляющие предмет следующей главы, вызвали ряд размышлений не только у Аристофана (Vespae. 510–520, 522; Zys. 619–636), но и замечательный стасим у Софокла (Soph, Oed. Tyr. 863–910).
Все это говорит о том, что Фукидид, несмотря на стремление к тому, что сам он называл κτῆμά τε ἐς αἰεί (I, 22, 5), пытался сделать свой труд политически актуальным, хотя те вопросы, которые он затрагивал в этой связи, всякий раз оказывались более широкими, чем вызвавший их разработку тезис. Таким образом, Фукидид-историк всякий раз оттеснял на задний план Фукидида-политика, то есть предваряющий тезис экскурса оказывался гораздо беднее и ограниченнее, чем его реальное содержание, которому он не только не соответствует, но в некоторых случаях противоречит. Предваряющий тезис, таким образом, позволяет обнаружить, во-первых, те политические идеи, которым в каждом случае следовал Фукидид, а во-вторых, исходя из этого, установить, как он выбирал и в какой степени трансформировал свои источники.
Глава третья
Структура и источники экскурсов о Килоне и тираноубийцах
