Как часто я слышал от этих то напыщенных, то жалких бедолаг что-то в духе незабвенного Губермана:
Книги мне сказали, и соврали,
Что от чтенья стану я умней.
Предки, молившиеся на книги; предки, для которых книжное учение было религиозной нормой… Те самые предки, возвращение к которым вы, сударь, объявили своей главной жизненной целью… Эти предки не одобрили бы вас, Игорь Миронович! В чем преимущество традиционных культур (в том числе и еврейской) — тот, кто думал задницей, этим хотя бы не хвастался.
Что тут поделать! Кого книги делают умней, а кто, хоть перечитай целые библиотеки, — все равно поумнеть не в состоянии. Еще во времена Шломо-Соломона было понятие: обучаемость.
Другой вопрос, что когда обучаемость человека очень низка, способность других чему-то научиться кажется личным оскорблением. «Кричат им вослед…». Вот и вторая типичная особенность: люмпен-евреи, особенно идеологические евреи, полыхают злобной завистью ко всем состоявшимся, счастливым, материально обеспеченным людям.
Многие творения идеологических евреев просто пронизаны раздражением и ненавистью. Хотя бы стихи Д. Маркиша из журнала «Сион».
Я говорю о нас, сынах Синая,
О нас, чей взгляд иным теплом согрет.
Пусть русский люд ведет тропа иная,
До их славянских дел нам дела нет.
Мы ели хлеб их, но платили кровью.
Счета сохранены, но не подведены.
Мы отомстим — цветами в изголовьи
Их северной страны.
Когда сотрется лаковая проба,
Когда заглохнет красных криков гул,
Мы встанем у березового гроба
В почетный караул.
Что прямо-таки восхищает, так это злобность, пышущая в этом стихотворении, написанном по-русски и на том же языке опубликованном в журнале «Сион», в Израиле. Что еще удивительнее, так это то, что сам господин Маркиш совершенно этой злобности не замечает. И как ему хочется дожить до возможности «встать в почетный караул»! С каким восторгом он встанет, представься ему эта возможность!
Эта злобность в огромных дозах проявлялась в конце 1980-х — начале 1990-х, когда отъезжанты стали, уже не скрывая, уже чуть ли не бравируя своей злобностью, обрушивать ее на остающихся.
Конечно, это сплошь и рядом желание доказать самим себе и окружению верность своего выбора, проявление утробной ненависти к «стране бывшего проживания»… Представляете, что написал бы Белинков, проживи он подольше вне «зверь-державы», лежащей в «яме Земли», не под облаками душного, подсвеченного кровавым пара!
Этим людям очень неприятно уже то, что Россия и без них превосходно продолжает существовать. Они «посолили» ее своим чудным, бесценным присутствием — а она, сволочь такая, мало что не оценила, так еще и преспокойно продолжает жить, даже как-то не заметив этих драпающих за жратвой!
Но проявляется в их воплях и злобность иного рода: этим людям было крайне неприятно, что вообще существуют на свете, а тем более в России, благополучные люди. В средствах нагадить они не особенно стеснялись, — и чего стесняться, если владеешь истиной в последней инстанции, и чего тут чикаться/когда от этих людей уже ничего и никогда не будет нужно?
Это касалось, как ни дико, и близких людей. У тех, кто считает русского или русскую своими друзьями, все равно есть это удивительное желание: нагадить любой ценой. У моей жены была (впрочем, и есть) близкая подруга, Анна Ваксман. Как раз во время ее отъезда моя жена оформляла документы для поступления в аспирантуру, и это вызывало приступы тупой злобы со стороны Анны: ее папа ученой степени не имел, хотя и очень старался ее получить. Поведение Елены Викторовны выглядело чуть ли не предательством: как она смеет хотеть научной карьеры, да еще говорить об этом с таким энтузиазмом?! Тут «эта страна» разваливается на части, ничего хорошего в России быть в принципе не может, надо немедленно бежать, а она!.. И вообще — как она смеет мочь то, чего не могут неудачники!
В попытках Анны Ваксман вбить клин между мной и моей женой огромную роль играло, конечно, и желание оторвать любимую подругу от «этого ужасного Буровского», который крутит пальцем у виска и смеется над этими «беженцами», над их высосанными из пальца воплями про «преследования антисемитов». Но прослеживается и другой мотив: наверное, госпоже Ваксман очень уж невыносимо было думать, что в «этой стране» остаются благополучные, счастливые люди. А мы (сволочи какие!) были очень счастливы и плевать хотели на карканья и наговоры.
Такое поведение тем более удивительно, что, судя по всему, дружба и правда была, даже и есть: Анна Ваксман несколько раз присылала посылки, в том числе с вещами для наших дочек — исчадий чудовищного Буровского. А недавно (в августе 2001 года) приехала в гости к моей жене и провела в ее обществе несколько дней (не побоялась погромов и антисемитов).
Даже более обеспеченная жизнь на Западе не настраивает, как правило, неудачников на более спокойный лад. Советский Союз вообще классическая страна богатых неудачников. Это в странах более благополучных чем человек успешнее, тем и богаче. В СССР ученый или писатель мог иметь зарплату порядка 200 рублей в месяц и считаться человеком, сделавшим хорошую карьеру. Вынужденный уйти, человек зарабатывал до 500 на автомойке или до 800, торгуя жвачкой и презервативами… Но в глазах общества он был неудачником.
Если еврей претендовал на то, чтобы иметь ученую степень или быть популярным писателем, а теперь стал чиновником иммиграционного ведомства в США или торговцем компьютерами в ФРГ, он может иметь гораздо больше, чем имел в СССР. Но этот способ зарабатывать на жизнь — более «низкий», чем тот, на который он претендовал. И бедняга остро ощущает свою отверженность и неуспех. В ФРГ мне довелось встречать евреев, которые буквально не давали себе ни единого часа отдохнуть от ненависти к оставшимся. Особенно к тем, кто успешно занимается наукой или чьи книги расходятся большими тиражами.
СЕМЕЙНЫЙ АСПЕКТ РАЗОЧАРОВАНИЙ
Есть и еще один источник злобности — семейный. Удивительно писать про это, потому что любовь, семья, дети настраивают на мирный лад всякого вменяемого человека. Но дело в том, что сейчас в России найти человека с большей или меньшей примесью еврейской крови куда проще, чем чистокровного еврея. Люди смешанного происхождения составляют заметную часть населения Российской Федерации, по крайней мере процентов 10. Идеологические споры и действия политических евреев идут через семьи, разрывая родственников на партии. Практически все люди смешанного происхождения, за довольно редкими исключениями, евреями себя не осознают и в идеологические евреи не идут. Это вызывает у идеологических евреев просто бешеную злобу и желание любой ценой и как можно быстрее «разобраться».
Особенно сильно тщатся идеологические евреи втянуть в свой круг тех, у кого мамы или бабушки еврейки: эти ведь «свои» по законам Талмуда… Мало того, оказываются чушью все рассуждения про то, что «Россия евреев отвергла», что «по-другому нельзя», — в смысле, нельзя жить иначе, чем идеологические евреи. Оказываются чепухой выдуманные «правила» жизни, ставится под сомнение вся картина мира, извлеченная из кривого идеологического зеркала.
Ненависть идеологических евреев к автору этих строк имеет еще и эту причину: нарушение их ожиданий, казалось бы, в чисто семейных делах. Было очень странно обнаружить, сколько людей искренне ожидали, что я выступлю в скромной роли оплодотворителя… так сказать, генетического отца моих мальчиков. А мальчики вырастут и станут евреями, как им положено по штату, при маме-еврейке.
О вэй!
Так же, как хедер и талмудическое богословие несколько проигрывают в сравнении с университетами, наукой и современной медициной, так же и местечковое мужичье проигрывает в сравнении с культурной европейской семьей. То есть мужичье может мнить о себе все, что угодно, это уже его проблемы. Например, оно может иметь «свое мнение» о том, что такое русская интеллигенция (как и о форме земного ша… то есть земной лепешки, стоящей на трех китах). От меня много раз требовали совершить насилие над сыновьями: вывезти их в Израиль, и дело с концом!
— Вы их отец и обязаны!..
— Я вам ничем не обязан.
— Но у нас же полагается! У нас национальность по матери!
— А у моего народа две тысячи лет, как патриархат. Парни носят мою фамилию, и решать их судьбу буду я.
В этом месте собеседник начинал орать и плеваться, хватался за сердце и печенку.
Я же использовал власть главы семьи очень просто: я дал возможность сыновьям сделать выбор самим. Мои мальчики росли, имея возможность сравнивать… и выбрали. Самое обидное, наверное, как раз в том, что я давал парням полнейшую возможность выбирать. Вранье, подтасовки фактов, попытки «фильтровать информацию» делались не с моей стороны, а как раз со стороны родственников жены. Я-то не боялся выбора, потому что преимущество было на моей стороне, а не на стороне местечковых лавочников, вообразивших себя интеллигенцией.
