Ознакомительная версия.
Брежнев задал Чернику следующие вопросы:
«Зачем вы связываете свои национальные чувства с варшавским письмом?
Что это такое — «консерваторы» и «прогрессисты»?[119]
Какие это правые силы, почему вы не говорите, может быть, вам чем надо помочь?
Почему вы выдумываете, что вы были «марионетками» на Дрезденском совещании? Что же вы его не признаете?
За что вручен орден Пеликану?[120]
Почему вы не призываете Шика к порядку? От него уже голова болит.
Члены вашего правительства выступают против вас. Как вы реагируете на это?»
Черник не стал отвечать на эти вопросы. Встал Дубчек и сказал: «Тов. Брежнев, а не кажется вам, что в ваших вопросах тоже есть вмешательство в наши дела?» На некоторые вопросы Дубчек все же дал ответы, но в довольно резкой форме, и Брежнев замолчал.
Выступление А. Н. Косыгина. Его речь была в пределах утвержденных тезисов. Он остановился на экономических вопросах, на связях по СЭВ. Много говорил об огромных природных наших ресурсах, о разведке и добыче нефти, газа, угля, о лесных богатствах нашей страны. И что все это можно было бы в пределах программы СЭВ хорошо использовать и чехам. Чехословаки с большим интересом прослушали речь Косыгина. Но мне казалось, что он напрасно дает векселя на раздачу сырьевых ресурсов нашей страны: мы не сырьевой придаток и ресурсы не бесконечны.
Выступление Ю. Смрковского. Речь его сводилась к следующему: «До января 1968 года напряжение в партии и стране было огромное, обстановка сложная. Все это могло привести к кризису, который, возможно, надо было бы решать силой. Эти наши сегодняшние переговоры — второй критический момент в нашей партии после января 1968 года. Мандат для настоящих переговоров мы получили от своего народа — за исключением 10–12 % сил противников социализма. Мы хотим «упрощенный способ социализма, чтобы социалистический строй имел свое лицо». Одновременно мы не можем, не смеем допустить раскола с КПСС — это наш основной момент. То, что огромная волна в международном масштабе поднялась в нашу поддержку, это не может принести нам свободу. Свобода раз и навсегда нам принесена Советским Союзом, да мы и не можем существовать без вас. КПЧ считает: чтобы выработать правильную линию, найти свое место и определиться, нам надо провести широкую дискуссию с обязательным привлечением румын и югославов. Мы вам объясняем, что после январского Пленума ЦК КПЧ мы вынуждены были снять с работы секретарей обкомов, которые не были согласны с новой политикой. Отрицательных явлений в нашей жизни и деятельности становится все меньше, журналисты теперь хорошо ориентируются.
О статье Павелка. По своему содержанию она неправильна, исторически звучит фальшиво. Этот человек может организовать провокацию, но не он решает дело. То же можно сказать и о Свитаке. Он в клубе «К-231», но не он основной функционер, и он не решает дело.
О выступлении студентов. Они симпатизируют нам и поддерживают КПЧ, и мы все вопросы хотим с ними урегулировать политическим способом, без применения административных мер.
Какая ситуация сейчас в стране? КПЧ пользуется авторитетом как никогда. Происходит консолидация наших сил. Мы надеемся на XIV съезд КПЧ, от которого мы многого ждем, и мы в своей политической деятельности оттолкнемся от него. Вы верьте нам. У нас имеются недостатки, но просим доверять нам, мы республику никуда не отдадим. Если появится какая-либо у нас опасность, мы ее сами ликвидируем, но чтобы только между нами отношения оставались честные и правдивые. Вот вы не захотели приехать к нам в другой город. А что было бы, если бы приехали? Вас бы приветствовали так же, как здесь, в пограничной зоне. Наш народ за дружбу с Советским Союзом».
На этом первый день совещания закончился. Он для нас ничего отрадного не принес. Обстановка накалялась, напряжение росло.
Поздно ночью, около 24.00, мы поездом возвратились на свою территорию. Вся делегация в вагоне Брежнева собралась для совета. Что же делать дальше? Как направить совещание по желаемому для нас руслу, чтобы оно принесло положительные результаты? Из выступлений Дубчека, Черника, Смрковского видно, что вопрос обостряется. Чехи явно идут на конфронтацию и считают себя уже чуть ли не «победителями». Среди нашей делегации было единство — повернуть ход совещания по нашему желанию. Л. И. Брежнев до крайности нервничает, теряется, его бьет лихорадка. Он жалуется на сильную головную боль и рези в животе. На нашем совещании пришли к решению, что завтра, 30 июля, с утра, до пленарного заседания, нужно собрать совещание «четверок»: с нашей стороны — Брежнев, Подгорный, Косыгин, Суслов; со стороны чехов — Дубчек, Черник, Свобода, Смрковский. На заседании этих «четверок» выработать совместные действия, добиться какого-то взаимного понимания, выработать общую платформу. Хотя по ходу дела каждый из нас понимал и видел, что сделать в этом отношении почти ничего не возможно. Но у нас другого выхода не было. Обсуждались и другие предложения — прервать переговоры, уехать в Москву, проконсультироваться с пятью соцстранами, подписавшими варшавское письмо, а затем «действовать». Но как действовать и на кого опереться в Чехословакии в наших «действиях»? Вопрос оставался довольно неопределенным и туманным.
После совещания разошлись в свои вагоны почти в четвертом часу ночи. Спалось плохо, тревожно, мучила неопределенность завтрашнего дня.
30 июля 1968 года. 9 часов утра, наш поезд снова отправляется на чехословацкую территорию. Вот и граница. Как положено, стоят наши пограничники и чехословацкие, но уже заметно усиленными нарядами. Состав на границе совсем замедляет ход, чувствуется полнейшая пограничная напряженность, только и того, что не проверяют наши документы, но наши пограничники передают по всем правилам состав чехословацким пограничникам. На перроне нас встречают члены Президиума ЦК КПЧ, но на сей раз еще более сдержанно. И снова выкрики: «Берегите Дубчека!» Сегодня на площади перед зданием, где проходят переговоры, собралось довольно много народу. Чувствовалось, что все это специально организовано и подобран для этого специальный состав. Весь этот народ был выстроен в каре. Чехи нам вроде бы невзначай предложили пройти возле народа, поприветствовать его. Люди были какими-то угрюмыми и напряженными. Нас приветствовали довольно сдержанно. При появлении Дубчека его приветствовали просто неистово, ему бросали цветы, провозглашали здравицы в его честь. Где-то далеко и глухо был один-два выкрика в честь дружбы народов СССР и ЧССР, КПСС и КПЧ. Но чувствовалось, что это был «дежурный», вынужденный лозунг.
«Четверки» ушли на совещание, мы, остальные члены делегации, беседовали с чехословацкой делегацией, проверяя и «щупая» друг друга, выясняли настроение друг друга. Время тянулось мучительно долго, совещание «четверок» продолжалось более четырех часов. После совещания собралась вся наша делегация. Брежнев проинформировал нас о том, как проходило совещание «четверок». При этом он сказал: «Разговор был очень острый, чехи нас заверили в своей к нам дружбе. Мы добились того, что визиты в Чехословакию Тито и Чаушеску были отложены. Но напряжение не снято, предстоят сложные переговоры».
Брежнев окончательно заболел — головная боль и расстройство желудка. Очевидно, сказалось нервное напряжение, и он ушел к себе в вагон, оставив за себя Суслова.
Открылось пленарное заседание нашего совещания.
Первым выступает Л. Свобода. Он сказал: «В самые трудные времена мюнхенского периода Советский Союз выступал за Чехословацкую республику, но правительство того времени не приняло предложения Страны Советов[121]. Наш народ никогда не забудет, что именно Советский Союз, Советская армия спасли чехов и словаков от фашистского порабощения и угнетения. Наша свобода скреплена священной братской кровью. Фашизм хотел уничтожить 70 миллионов славян, и заслуга Советского Союза перед всеми народами Европы за их спасение от фашистского уничтожения. В Чехословакии построен социализм. Советский Союз может жить без Чехословакии, а Чехословакия не может и не хочет жить без Советского Союза. Поймите, товарищи, что если у нас и выступают отдельные правые, даже контрреволюционные элементы, то они не представляют трудового народа нашей страны».
До сих пор Л. Свобода выступал без текста, и это было остро, логично, убедительно, просто хорошо. Но вот пошло выступление Л. Свободы по написанному тексту — оно бесцветно, неубедительно, кто-то написал ему текст, а он, бедняга, даже не может его хорошо прочесть, путается, сбивается, нервничает. Дежурная критика прошлого партийного руководства, и все это звучит фальшиво, неубедительно. Одним словом, как говорят, с «чужого голоса». И вообще, когда критикуют людей, бывших у власти, то это как-то даже возвеличивает людей, бывших у власти. И ничтожно выглядит человек, критикующий прошлое, а не настоящее; ведь для критики настоящего нужен характер и смелость.
Ознакомительная версия.
