Баранов медленно поместил очки на свой нос и почтительно распечатал пакет с печатями графа Румянцева. Что мог писать ему, простолюдину Баранову, такой важный вельможа, министр коммерции… Он осторожно вынул письмо из конверта.
Письмо было написано еще в 1806 году и в очень теплых тонах. Граф Румянцев писал, что правительству прекрасно известны все затруднения, которые приходится преодолевать Баранову в этих удаленных местах Российской империи, о чем уже не раз доводилось до сведения государя императора. Румянцев писал также, что по представлению камергера Резанова государь изволил пожаловать Баранову орден Св. Анны 2-й степени. В заключение он приписал, что в пакете вложено личное письмо государя на имя Баранова.
Трясущимися руками Баранов вынул небольшое письмо из конверта и, увидев личную подпись императора Александра, благоговейно прикоснулся губами к подписи. Письмо было написано 5 октября 1806 года.
Баранов стал медленно читать: «Господин коллежский советник Баранов, усматривая с удовольствием из неоднократных донесений министра коммерции с каким успехом вы усердствуете в назидании наших в Северной Америке областей, и окончательно оказанное вами благоразумие и мужество при возвращении отпавшего было от нашей державы острова Ситхи, я жалую вас в ознаменование моего к вам за то благоволения и признательности кавалером ордена Св. Анны 2 класса, повелевая препровождаемые при сем знаки оного возложить на себя и носить по установлению»…
Баранов замолчал. Он не в состоянии был произнести ни одного слова, настолько поразила его милость государя, лично написавшего письмо тому самому Баранову, которого когда-то каргопольские купцы не хотели даже записать в сословие купцов третьей гильдии. И теперь — незабываемая царская милость!
Он сидел и не замечал, как слезы радости и благодарности струились по его щекам. А может быть, и замечал, но не стыдился их. Прошло несколько минут прежде чем он смог прийти в себя.
— Награда… царская награда, — наконец хриплым голосом прошептал он. — Награда за мою работу, за все труды и страдания, которые я претерпел за семнадцать лет… семнадцать лет борьбы за существование и сохранение этих земель… И теперь… личная награда его величества… Государь заметил мои труды…
Капитан Гагемейстер молча сидел против него. Он прекрасно понимал, какие чувства, какую волну эмоций вызвали у Баранова эти письма. Прошло еще некоторое время, прежде чем Баранов смог взять себя в руки. Он вернулся в столовую с Гагемейстером, распечатал письмо графа Румянцева, адресованное Кускову, где сообщалось, что Кусков за свои заслуги в русских владениях в Америке возводится в звание коммерции советника.
Нет ничего удивительного поэтому, что в тот день все работы остановились, и население поселка шумно праздновало царскую милость, оказанную их правителю. Конечно, посодействовал этому веселью и сам Баранов, на радости приказавший выкатить из погреба бочонок хорошей водки да и раздать ее всем.
Несколько недель после получения награды Баранов летал, как на крыльях, все обдумывая, как бы особенно витиевато ответить государю и поблагодарить его за награду. Долго он собирался и только поздней осенью, в ноябре, сел, наконец, за стол и стал писать государю письмо с благодарностью за монаршую милость. Письмо было отправлено через несколько дней с первым кораблем, что шел в Охотск, для дальнейшей пересылки в Петербург.
«Всемилостивейший Государь! — писал он, — при Высочайшем рескрипте Вашего Императорского Величества от 5-го числа октября 1806 года на компанейском корабле Неве от г-на лейтенанта Гаген-Мейстера не воображаемую мною усугубленную, как и предшедшую паки милость неоцененный дар орден 2-й степени Св. Анны получить удостоился 7-го числа октября 1807 года… на острове Кадьяке»…
Баранов задумался… Ему хотелось как-то сильнее выразить чувства, охватывавшие его душу, чувства благодарности и признательности. Он взял перо:
«Но что же принесу? Или что воздам? Великий и препрославленный во всех царях земных, я же воздаде ми недоумеваю и како душевные мои из'явить тебе достойно чувствования не имею ни малейшего ко благоглаголанию способности. С живейшею только чувствительностью преданнейшей души моей возблагодарить дерзаю»…
Остановилась рука. Он снова стал обдумывать, как особенно красиво и «по-ученому» изложить на бумаге свои мысли и продолжал:
«Прими добродетельнейший великодушием и щедротами преисполненный монарх, ревностью и усердием пылающего чистого сердца верноподданного твоего сиго жертву благодарного воззвания служить тебе для польз во вверенной тебе от Всевышнего счастливой державы, готов до последнего моего издыхания в здешних ли странах, но и где не повелишь лишь бы обремененная долголетними трудностями к концу сближающаяся жизнь моя и слабые способности угодны и удостоены быть могли Величественного твоего внимания и покровительства. Чувствительность же без примерных благостей твоих на всю жизнь останется самоважнейшею в душе моей обязанностию. Незабвенно с глубочайшею преданностию пребывающий — Вашего Императорского Величества верноподданный Александр Баранов Российских в Америке областей, коллежский советник и кавалер».
Год 1808-й начался для Баранова благоприятно. Судьба, видимо, решила наконец побаловать его. Вскоре после получения царской награды, он получил в январе 1808 года письмо от правления компании, где сообщалось, что государь оформил его женитьбу на «кенайской принцессе» и что его дети Антипатр и
Ирина считаются отныне его законными детьми и наследниками. Это известие обрадовало Баранова, пожалуй, еще больше, чем царская награда. Его дети теперь узаконены и имеют все права, пожалованные ему, их отцу.
Перемены в Новоархангельске, происшедшие за время его отсутствия, превзошли все ожидания Баранова. Все выглядело по-иному. Селение теперь имело вид вполне благоустроенного маленького города с крепостью на холме и трехцветным флагом, весело трепещущим над главным зданием, с мастерскими и верфями, с людьми, делающими свое дело. Да и день приезда Баранова выдался на славу, солнечный, теплый, с легким океанским бризом.
— Ах, как хорошо здесь! — невольно вырвалось у Баранова, когда вид оживленного селения открылся перед его глазами с якорной стоянки корабля. — Ну что, Антипатр, красив наш Новоархангельск? — обратился он к сыну, жадно разглядывавшему открывшуюся перед ним картину.
— Ай да молодец, Иван, — помянул правитель Кускова. — Преобразил наш форт, истинно преобразил.
Еще большим сюрпризом для Баранова оказался новый его дом. Вместо избушки с протекавшей крышей, где он ютился с Резановым всего два года тому назад, на холме, за крепостными стенами, теперь высился огромный двухэтажный дом, откуда открывался изумительный вид на оживленную гавань, где сновали байдарки и величественно покачивались стоявшие на якорях свои и иностранные корабли. Мечта Баранова создать большой международный порт претворялась в жизнь под умелым руководством Ивана Кускова.
Нужно отдать должное Кускову — в то время как Баранов гнул спины в бараний рог, выколачивал максимум из промышленных и охотников-алеутов, часто не думая о самых минимальных удобствах не для себя, не для других — а о себе-то он заботился еще меньше, чем о других, — Кусков прежде всего старался всех хорошо устроить. Так было здесь, в Новоархангельске, где за время отсутствия Баранова он занялся постройкой добротных, хороших изб для всех промышленных и алеутов, а главное, построил настоящий дворец для Баранова, зная наперед, что сам Баранов никогда не подумает о своем комфорте. Так же было позже и в форте Росс, построенном Кусковым.
Благодаря умелому руководству Ивана Кускова Новоархангельск за короткий срок превратился в деловой порт, в который ежемесячно стали заходить десятки кораблей под самыми различными флагами. К приезду Баранова Новоархангельск по общему тоннажу посещавших его кораблей, вероятно, стоял на втором месте во всем восточном бассейне Тихого океана. Пальма первенства пока принадлежала Сандвичевым островам. Берега Калифорнии из-за политики испанских властей, запрещавших иностранным кораблям заходить в бухты и селения Калифорнии, все еще имели вид бедных, захудалых деревушек. Пожалуй, только столичный Монтерей еще мог называться портом.
Но самым важным результатом того, что в Новоархангельск стали заходить иностранные корабли, стало то, что население форта полностью избавилось от цинги. В порту завязался оживленный товарообмен с иностранными шкиперами. В обмен на меха Кусков, а позже и Баранов, стали приобретать обильные запасы провизии. Баранов, приехав в Новоархангельск, сразу же оценил мероприятия Кускова и одобрил их. Даже если компанейские суда и запаздывали, то население форта от этого не страдало. Форт снабжали теперь провизией иностранные корабельщики.
