И все же это не признак — играли двуличием с чекистами за границей многие чиновники, понимающие, для чего стражи госбезопасности находятся в советских колониях за рубежом. Это и разведчики, и офицеры безопасности — соединение меча и щита.
Появившаяся у «Бурбона» эта ненависть была, я так думаю, всего-навсего местью за испытанный им страх быть разоблаченным. А кто на это был способен, — естественно, только чекисты.
Вот уж действительно, когда поддаешься страху перед ужасом, начинаешь ощущать ужас страха, потому что ничего нет страшнее самого страха.
У военных контрразведчиков к тому времени уже появилось тоненькое досье сигнала под кличкой «Дипломат»…
Материалы собирались по крупицам на матерого, хорошо подготовленного шпиона, активно работавшего, как правило, за пределами нашей Родины в длительных командировках. Только те, кто работал по таким делам, знают, какой это трудоемкий процесс получения, накопления и анализа материалов и проверка выдвинутых версий и выдвижение новых.
В 1974 году в целях создания видимости активной разведывательной деятельности и укрепления авторитета агента перед руководством ГРУ американцы подготовили ему очередного «кандидата на вербовку». Им оказался сержант американской армии Роберт Марциновский, прибывший для работы в аппарате ВАТ посольства США в Дели.
Поляков тут же направил в Центр шифровку:
«Познакомился с интересным военным, сотрудником ВАТ США Робертом Марциновским… Способным со временем стать предметом нашего изучения. Есть перспективы для его вербовки. Прошу вашего разрешения на его изучение».
Москва не без удовольствия «проглотила» очередную подслащенную пилюлю, присланную из далекой Индии. После этого авторитет Полякова стал стремительно расти. Изучаемого янки вскоре зарегистрировали в стратегическом управлении ГРУ под агентурной кличкой «Ринос».
Надо заметить, что Роберта как подставу использовали «втемную».
Он, естественно, не знал существа отношений между советским полковником и его коллегами. Со стороны американцев ему была дана установка, чтобы он не отказывался от просьб иностранного дипломата. Только поэтому Марциновский в дальнейшем вполне обоснованно и искренне полагал, что выполняет важную государственную задачу и участвует в хитрой оперативной игре своей разведки, затеянной с «русскими медведями».
«Бурбон» провел с «Риносом» четыре встречи, получив от него незначительную, как считал и сам Поляков, информацию. Но отправленные материалы в Москву неожиданно получили высокую оценку. Центр посчитал «Риноса» перспективным агентом и рекомендовал продолжить дальнейшую разработку агента и активизировать работу по получению от него конфиденциальной информации.
Долго, однако, работать с «Риносом» не пришлось. То ли вновь цэзрушников испугала возможность провала своего ценного агента из-за грубо сварганенной подставы, то ли иссякла фантазия лепить и печь каждый раз некачественные «дезинформационные пироги», то ли вообще боялись его перевербовки. Во всяком случае, Марциновского быстренько переправили на родной материк. Сработал страх испачкать мундир.
Этот эпизод тоже не остался без внимания военных контрразведчиков. Сигнал на Полякова вскоре перерос в дело оперативной проверки. Опять под кличкой «Дипломат». Требования конспирации были настолько жесткими, что об объекте оперативной заинтересованности был осведомлен только узкий круг оперативных работников второго отделения 3-го Главного управления КГБ, участвовавших в работе по делу на проверяемого…
Контрразведчики знали о прочных личных связях Полякова в управлении кадров и его высоком авторитете как профессионального разведчика в руководстве ГРУ, поэтому по вполне понятным причинам не спешили информировать командование об имеющихся материалах.
Главными задачами для военных чекистов на этом этапе проверочных мероприятий были: сбор уликовых материалов и недопущение «Дипломата» проникнуть к новым важным стратегическим и конкретным оперативным секретам, связанным с агентурным аппаратом ГРУ.
Однако в силу того, что дело оперативной проверки предусматривало менее острые мероприятия по сравнению с оперативной разработкой, которую невозможно было завести из-за «слабой доказательной базы», как считали некоторые руководители КГБ СССР, нужный комплекс оперативно-технических мероприятий не проводился. На этом я остановлюсь более подробно чуть ниже.
Пока же приходилось ловчить, изворачиваться перед руководством ГРУ, которое могло догадываться, что и кого мы можем искать. Дабы соблюсти статус-кво оперативного взаимодействия, уточняющие вопросы в лоб руководству военной разведки о Полякове не ставились. Шла как бы рутинная проверочная работа на каналах вероятной утечки информации о неожиданном провале агентуры ГРУ.
В то же время надежной, проверенной агентуре на службе и в быту ставились конкретные задачи по фиксации подозрительных моментов в поведении Полякова и установлению его новых прочных связей из числа офицеров ГРУ, КГБ и сотрудников МИДа.
Особое внимание чекисты продолжали уделять лицам, наряду с Поляковым, возможно, причастным к предательству нелегальной агентуры в США.
В 1976 году Поляков покинул Индию — закончилась очередная загранкомандировка. Он повез в столицу, как это делал и раньше, разного рода и достоинства сувениры и подарки — друзьям, родственникам, начальству.
Возвратившись из Дели в Москву, Поляков некоторое время ожидал очередного назначения. Волновался из-за затяжки с трудоустройством. На участке живо интересовался судьбой и материалами на своего мнимого агента «Риноса» — боялся как бы брызги этой «подставы» не попали на него. Просочиться информация контакта с сержантом могла где-то в быту или в порыве откровенности какого-то болтуна в прессе там — в Штатах.
Однажды в разговоре с Диллоном он пытливым умом профессионала уловил нотки недовольства Робертом Марциновским из-за его романтичности и излишней болтливости, которые не очень нравились американскому разведчику.
Поляков, естественно, из меркантильных соображений не пожелал «мелким» компроматом делиться с Центром. Однако по прошествии времени воспоминания о конкретных негативных качествах в характере «Риноса», обнародованные Диллоном, его не на шутку если не испугали, то серьезно встревожили. Осадок исторической горечи неприятно ложился на душу. Он прекрасно понимал, что в разведке мелочей не бывает — на мелочах часто разведчики горят. Он даже пожалел, что «связался» с Марциновским.
Поляков считал, что в такой ситуации, в какую он попал, нужно разумно усложнять свое отношение к событиям, чтобы в результате все стало проще, а не упрощать, чтобы в итоге получилось сложнее.
«Бурбон» терпеливо, как рыбак с удочкой на берегу, выжидал команды, но не из своей головы — суетливой, капризной, торопливой, а приказа сверху. Голова, как он считал, должна быть холодной…
И все же жизнь протекала без особых проблем — Поляков присматривался к переменам в центральном аппарате ГРУ, новым людям — рядовым и руководителям. Его грудь в очередной разукрасила высокая правительственная награда за «заслуги» перед Родиной — орден Красной Звезды.
Руководители считали его «службоголиком», исходя из чеховского постулата о том, что подвижники нужны, как солнце, составляя самый жизнерадостный элемент в коллективе. Они, эти подвижники, возбуждают, утешают и облагораживают коллектив. Их личности — это живые документы, указывающие обществу или коллективу, что есть люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно осознанной цели. Полякову верило начальство, но, к сожалению, обманывалось. Цена этого обмана была очень высокая.
Прошло несколько недель нахождения «в распоряжении начальника ГРУ» — тяжелейшего состояния ожидания финала с трудоустройством. Недаром говорится, спокойно ждать приучаемся мы лишь тогда, когда нам уже нечего ждать. Поляков же, зная цену себе, авторитетность, пусть хоть и дутую, надеялся получить серьезную должность в центральном аппарате.
Но, как говорится, человек предполагает, а командование располагает. Случилось так, что его вызвал в один из дней тягостного томления начальник Управления кадров ГРУ. Он объявил, что руководство его высоко ценит как сильного профессионала. В связи с этим ему следует поделиться богатым опытом со слушателями ВДА, а вместе с тем получить в академии очередное звание — он, мол, широкие лампасы заслужил, а в центральном аппарате все генеральские должности пока заняты.
Такие доводы начальника его вполне удовлетворили, хотя где-то и несколько насторожили. Противное существо под названием страх начало царапать душу. «А может, меня подальше отодвигают от секретов в центральном аппарате? — подумал Поляков. — Вот и придумали выход из положения. Не думаю, что это по науськиванию КГБ. Нет, если бы начальство что-либо получило с Лубянки, оно бы скорее меня уволило, а не награждало. Видно, действительно нет генеральских должностей в „стекляшке“».
