Разведчик должен искренне верить в то, что говорит, иначе обязательно сфальшивит. Он должен вживаться в роль, чтобы полностью перевоплотиться, изменить в себе все: привычки, вкусы, образ мыслей, выкорчевать все, кроме одного — преданности Родине! Месяцы мучительного принуждения думать на чужом языке! Ведь у вербовщика много масок, и часто он меняет их по нескольку раз в день. Психологически это тяжело и трудно, нужно очень любить Родину, чтобы не особачиться от такой жизни! Можно освоить сложную разведывательную технику, можно привыкнуть к постоянной опасности, но сжиться с насилием над собой невозможно. Только во внутреннем горении — спасение и залог победы разведчика над противником. Только огонь преданности и любви сжигает все соблазны, страх и усталость!..
После этого чужого объективного монолога, обрушившегося на цепкие умы будущих военных разведчиков, Поляков наигранно прошелся гоголем вдоль трибуны, потирая застывшие руки. Видно, чужие мысли были для него холодными не только по форме, но и по содержанию. Он понимал, что лукавит, говоря о преданности Родине, которую он уже десятки раз спокойно, без зазрения совести предавал.
Но эта лекция тоже не осталась незамеченной — его имидж как опытного вербовщика и истинного патриота Отчизны рос и множился в глазах начальства.
Однажды он получил сигнал, а вернее, элементарный донос, — один из слушателей капитан Н., возвратившись из отпуска, в кругу сокурсников поделился мыслями о плачевном состоянии дорог в его провинциальном «медвежьем углу» районного масштаба Брянской области. Он исповедовался о нищенском прозябании спивающегося населения по разваливающимся «неперспективным» деревням и хиреющим городам. Простачок возмущался тем, что «его аборигены» в основном ходят в резиновых сапогах из-за непролазной грязи, в ветхих серых одеждах — в телогрейках, на лицах, даже у женщин, нет светлой радости, а секретарь райкома и его клерки — «все в коже» — на коже сидят и в коже ходят.
Поляков тут же вызвал «откровенца» к себе в кабинет и устроил ему настоящую идеологическую выволочку. Начальник выяснял отношения со слушателем громко, с запалом, чтобы слышно было за дверью. Он буквально измывался над слушателем в ходе воспитательной работы, называя его законченным отщепенцем, неблагодарным мурлом, паразитом на здоровом теле академии.
— Ты обучаешься за счет денег, отпускаемых щедрым Советским государством, взятых у налогоплательщиков — советских трудящихся, — делано орал Поляков на подчиненного.
Как говорится, пустые и малодушные люди нередко обнаруживают перед своими подчиненными и перед теми, кто не сможет выказать им никакого сопротивления, припадки гнева и страсти и воображают, что выказывали этим свое мужество.
От такой профилактики дисциплинированный слушатель, прекрасно успевавший по всем оперативным и языковым предметам, чуть было не покинул стены академии. Впоследствии он стал высокопрофессиональным специалистом своего дела и принес пользу Родине на незримом фронте, прослужив и в центральном аппарате военной разведки и отбыв ряд заграничных командировок.
Практики подобных «душещипательных» выволочек он придерживался часто за время пребывания на должности начальника факультета в кузнице кадров ГРУ.
На одном из занятий по специальной дисциплине он процитировал слова шефа германской разведки в Первую мировую войну полковника Вальтера Николаи, взятые, а скорее нарванные, из рукописи «Разведка 1900–1945 гг. Обобщенный опыт»:
«Мысли о разведке сопровождали меня всю жизнь.
— Я остался в мире идей разведслужбы, — часто говорил я сам себе.
По своему опыту знаю, что в разведке, о которой я говорил как об искусстве, точно так же, как и в стратегии, простое и само собой разумеющееся является наиболее трудным, на чем чаще всего и спотыкаются.
Когда я говорю о разведке и контрразведке как об искусстве, то меньше всего хочу представить это „чистым“ искусством или чем-то более „таинственным“, чем есть на самом деле.
По разведке нет учебника или для всех случаев одной установочной схемы…
Нельзя верить каждому сообщению. Всестороннее сообщение по одному и тому же вопросу предохраняет от заблуждений. Полезно также знать циркулирующие слухи даже при условии, что ты им не веришь…
Лучше не иметь никакой информации, чем ненадежную…
Нет ничего опасней бесконтрольной, неруководимой разведслужбы! Опасность в том, что чужое, если даже не вражеское, влияние вступит на место собственного господства в разведслужбе…
Исходя из этого, я бы потребовал, учитывая недостатки прошлого, следующее.
Разведслужба должна быть самостоятельной и на равных правах с другими инстанциями государственного руководства.
Это такое же министерство, как министерство внешних и внутренних дел…
Разведка — не политика. Ее не должна затрагивать перемена политики, смена системы правления, даже революция.
Истина, которую она выявляет и для выявления которой искала подходящие для ее страны пути и методы, нашла их, организовала и испытала, не меняется в результате внутриполитических событий. Она сохраняет по меньшей мере об окружающем одинаковое значение для каждого властелина…
Опыт показывает, что разведка должна подчиняться главе государства даже в мирное время…»
На задаваемые вопросы слушателями Поляков отвечал четко, считая Вальтера Николаи одним из величайших столпов в системе мировой разведывательной службы. Он был его кумиром.
Часто цитировал высказывания Наполеона Бонапарта. Особенно искрил его такими словесными перлами, как «сердце государственного мужа должно находиться в его голове», «сделать остановку можно во время подъема, но не во время спуска», «искусство управления состоит в том, чтоб не позволять людям состариться в своей должности» и другие.
На одном из занятий по марксистско-ленинской подготовке в своем вступительном слове Поляков попинал, опять чужими словами, капитализм. Генерал напомнил в этой связи слова старого английского экономиста, приведенные Карлом Марксом в первом томе «Капитала»:
«Капитализм боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте десять процентов, и капитал согласен на всякое применение, при двадцати процентах он становится оживленным, при пятидесяти процентах положительно готов сломать себе голову, при ста процентах он попирает все человеческие законы, при трехстах процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы».
Слушатели внимательно слушали бывалого разведчика и верили его проникновенным словам.
В июне 1978 года «Бурбон» передал американцам очередную информацию через тайник. Камуфляжем служил кирпич, имеющий полую сердцевину, разделенную перегородками.
Он, как заправский специалист, вырубил зубилом несколько перегородок, вложил туда пять катушек экспонированных фотопленок и забрызгал это место прочным цементным раствором, придав кирпичному бруску вид бывшего в строительном употреблении.
Этот контейнер он положил, согласно плану связи, у основания столба под № 81 на одной из магистралей столицы…
Ждать долго не пришлось. Утром, войдя на кухню после тревожной ночи ожидания результата, Поляков увидел горевшую зеленым цветом лампочку сигнализатора на часах и порадовался, что все его действия отработаны чисто. Зеленый свет «светодиода» настолько обрадовал его, что он стал ходить по комнате и напевать мелодию модной в то время песни.
Сам он следов не оставлял, работал без помарок. Опыт военного разведчика пригодился агенту ЦРУ «Бурбону». Да и экипировка соответствовала — вооружен был по последнему слову шпионской техники. В любой даже современной спецслужбе позавидовали бы такой технической оснащенности своего агента.
Глава 12
Связь с ЦРУ в Москве
Сотрудники советского отдела ЦРУ дорожили агентом «Бурбоном», полагая, что связываться с ним в Москве при помощи личных встреч крайне опасно, поэтому они практиковали бесконтактные способы связи: тайники, «письма-прикрытия», импульсные передатчики и прочее.
И в то же время надо признать, что работа Полякова на американцев отличалась, как отмечал один из исследователей предательств работников советских и российских спецслужб, — «дерзостью и фантастическим везением».
Когда «Бурбон» стал испытывать затруднения с высокочувствительной самозасвечивающейся фотопленкой, он выкрал из оперативного склада ГРУ в Москве ее аналог — «Микрат 93 Щит», которую задействовал для фотографирования секретных документов.
Практикуя использование кирпично-каменных обломков в качестве камуфляжей при закладке тайников и понимая абсурдность дальнейшего их изготовления, он похитил в ГРУ уже имеющиеся заготовки поддельных полых камней. Шпион шпиговал их секретной информацией, оставлял в заранее обговоренных местах, а уже сбором этих «золотых камушков» занимались посольские разведчики.
