Личность нестандартная, Зееви мог сделать карьеру только в таком государстве, как Израиль, находящемся в состоянии полумира-полувойны. В иной ситуации у него было бы мало шансов на успех.
В июне 1976 г., когда террористы угнали самолет Эйр Франс израильское правительство обратилось за советом к Хофи, Газиту и Зееви. Зееви был в это время в Канаде, где вел переговоры с местными службами безопасности о методах обеспечения безопасности на Олимпийских играх.
Оценивать возможности осуществления спасательной операции пришлось Хофи и Газиту. Генерал Мордехай Гур, начальник Штаба, уже обсуждал этот вопрос со своими старшими офицерами и знал, что они жаждут отправиться в Кампалу. Гур и сам хотел принять участие в этой миссии и министр обороны Шимон Перес его в этом поддерживал.
И Хофи, и Газит должны были ответить на несколько вопросов: с каким сопротивлением столкнутся израильтяне на аэродроме? Смогут ли самолеты заправиться в пути? И есть ли у спасателей шансы сесть на аэродром в Энтеббе прежде, чем террористы спохватятся и убьют заложников?
Хофи на все эти вопросы ответил просто — пока он ничего не знает, но постарается выяснить.
На счастье, между Тель-Авивом и Найроби существовали в это время тайные отношения. Двое агентов Мосада, работающих в подполье, принимали участие в конференции Организации Африканского единства, а после этого отправились в Найроби на встречу, в которой приняли участие еще шестеро агентов, хорошо знакомых с Африкой. В Найроби резидент Мосада (назовем его Мотта) был назначен ответственным за операцию. Среди участников были старшие его по званию, но он лучше всех остальных ориентировался в обстановке.
Служба безопасности Кении разрешила самолету «Эль-Ал» сесть на аэродром в Найроби — «по гуманным соображениям». Но и речи не было о том, чтобы организовать атаку на Энтеббе оттуда.
В распоряжении Мотты в Уганде была небольшая и не слишком активная группа агентов. Дело в том, что ООП все в большей степени использовала Уганду в качестве центра своих операций в Африке. Руководил ими Халед эль-Сид, который жил в доме № 17 по Макинсон-Род, — там, собственно, и помещался штаб. До марта 1972 г., когда, по инициативе Амина, дипломатические отношения Израиля с Угандой были прерваны, это здание было частной резиденцией израильского посла.
Времени на операцию было немного, поэтому четверо израильтян и двое кенийцев, которых Мотта и в прошлом использовал в своей работе, пересекли на быстроходном кенийском полицейском катере озеро Виктория и причалили к берегу неподалеку от Энтеббе. Аэропорт в Кампале был закрыт, но израильтяне в скором времени выяснили, что солдат Амина там было очень немного. Израильтян, разумеется, никто там не ждал.
В каждой операции известную роль играет простая удача. Оказалось, что один из агентов Мосада — угандиец — был в дружеских отношениях с офицером, несущим службу в аэропорту. Он попросил разрешение «посмотреть на евреев» и прошел в здание аэровокзала. В своем отчете он доложил, что террористы явно нервничают, а угандийских солдат в непосредственной близости от них он насчитал не более шести.
В это же время другие агенты Мосада наняли в аэропорту Вильсон в Найроби два двухмоторных самолета, сказав, что летят в Кисуму, расположенную на кенийском берегу озера Виктория. Самолеты «сбились» с пути и пролетели на большой высоте над озером так, чтобы Уганда и аэропорт Энтеббе оказались в поле их зрения. Они располагали очень примитивным фотооборудованием, но снимки аэропорта им удались, так что Израилю не пришлось обращаться к Америке с просьбой сфотографировать интересующую из зону со спутника.
Возникший было план установить подслушивающее устройство на Макинсон-Род, 17, пришлось отбросить. Халеда эль-Сида палестинцы хорошо охраняли, а инструкции Мотты гласили: никакого риска, угандийцы не должны догадываться о присутствии на их земле агентов Израиля.
Зееви, вернувшись из Канады, вылетел в Париж и распорядился, чтобы агенты Мосада в Западной Европе опросили заложников-неевреев, которые были освобождены террористами и находились на пути к аэропорту Орли. Они рассказали все, что могли вспомнить о самих террористах, об аэропорте в Кампале, о состоянии заложников и поведении угандийских военных. Полученная таким образом информация, плюс сведения, поступившие непосредственно из Уганды, дали Хофи полную возможность составить отчет для премьер-министра. С точки зрения разведки, писал Хофи, аэропорт в Кампале вполне доступен.
Зееви занялся дезинформацией. Прекрасно понимая, что его телефонные разговоры прослушиваются, он говорил, что израильское правительство готово сдаться. Одному из дипломатов, который всегда передавал ООП имеющуюся у него информацию, он сообщил, что задержка происходит из-за затруднений, которые испытывает Рабин в связи с редакцией документа, политически приемлемого для Израиля.
Другой дипломат высшего ранга передал президенту Амину, что на этот раз, мол, израильтяне у него в руках. Это очень польстило самолюбию Амина.
В Найроби приземлился Боинг-707, которому предназначалась роль «летучего» госпиталя. Далеко не всем было известно, что его пассажирами были пятьдесят израильских парашютистов, которые затем были размещены на катерах на озере Виктория. Это был отряд, который, в случае необходимости, должен был помочь оперативникам.
В обязанности шестерых агентов Мосада, вооруженных главным образом высокочастотными радиопередатчиками, нацеленными на головной самолет, который должен был кружить над Кампалой в течение всего рейда, входило следить за действиями солдат местной службы и сигнализировать без промедления, если по каким-нибудь признакам станет ясно, что террористы или угандийцы что-то заподозрили. У агентов Мосада были с собой электронные приборы, с помощью которых они вывели из строя радар на контрольной башне. Похоже на то, что эта сложнейшая электроника была опробована здесь впервые.
Теми же приборами пользовались позднее американцы, чтобы вывести из строя радары, когда их спецавиаотряд и геликоптеры летели в Иран, пытаясь освободить заложников. Эти приборы принадлежат к категории так называемых контрэлектронных и относятся к разряду самых секретных в армиях супердержав.
История рейда в Энтеббе рассказывалась неоднократно. Нет нужды ее повторять. Стоит остановиться лишь на роли агентов Мосада в этой операции. Люди, наблюдавшие за ней в бинокли, перед тем как возвратиться на озеро Виктория и на катерах переправиться в Кению, видели, как заложники садились в самолет и как он покинул Энтеббе. Эти люди обеспечили успех миссии в не меньшей степени, чем коммандос, которые сражались на аэродроме.
Помимо прочего, успешной разведывательная операция считается, если она остается тайной и ее материалы не попадают в печать. В данном случае, однако, израильский премьер-министр Ицхак Рабин нарушил это правило, публично выразив свое восхищение людьми, которые осуществили операцию в Энтеббе: «Мы должны воздать должное всем оставшимся анонимными работникам разведки, смелым парашютистам, мужественным пехотинцам из бригады Голани, летчикам Военно-воздушных сил Израиля — всем, кто сумел нашу надежду превратить в реальность».
Не случайно Рабин в своем выступлении первыми назвал сотрудников разведки. Это было признанием ее работы и в то же время публичным заявлением, свидетельствующим о том, что все связанное с войной Судного дня предано забвению.
Операция Энтеббе позволила Израилю восстановить свой международный престиж. Она также восстановила репутацию израильской разведки, которая пострадала в связи с войной Судного дня.
Уроки войны Судного дня поставили Военную разведку перед необходимостью пересмотреть старые методы работы, отношение к политическим и военным деятелям Израиля, взаимоотношения с родственными службами, а также свою собственную структуру.
Не раз в это время высказывалось мнение, что израильская разведка не выдержит анализа, столь для нее разрушительного. Один из служащих Мосада выразился по этому поводу так: «Разведка отводит самоанализу столько времени, что у нее ничего не остается на анализ действий противника».
