Борис Гуриель, возглавлявший политический отдел министерства иностранных дел, из которого впоследствии вырос Мосад, предвидел это в конце 40-х годов. Гуриель утверждал, что разведка оправдывает свое назначение только в том случае, если она занимается изучением намерений своих политических противников. Эти суждения казались нелепыми в те времена. Тогда перед Израилем стояли другие задачи. Позже выяснилось, что Гуриель был прав, а его критики, в частности Исер Харел, который политический анализ в разведывательной деятельности рассматривал как «забаву» интеллектуалов, потерпели поражение.
Порочной оказалась сама структура разведки. Руководящий состав в ней решающей роли не играл. Отмеченные гениальностью руководители типа Ярива, Амита или Харела работали успешно не потому, что система была хороша, а вопреки ей. В этом контексте, как это ни странно прозвучит, их деятельность еще в большей степени способствовала ее разложению.
Когда Харкави создавал исследовательский и аналитический отдел Военной разведки, он не предполагал, что этот отдел будет в своем роде единственным в Израиле. Однако по мере того, как отдел рос и приобретал все большее значение, другие исследовательские организации в стране приходили в упадок. Все в конце концов сводится к ответу на вопрос: может ли разведывательная служба, обладая своим специфическим опытом, формулировать оперативные и политические принципы, основанные на ее же аналитическом материале? Прежде всего напрашивается простой ответ — разведывательный коллектив только поставляет информацию, а выводы и соответствующие им действия являются компетенцией других организаций. Однако в настоящее время в распоряжение разведки поступает огромное количество материала, который оценивать по достоинству способна только она. Это означает, что этот материал должен быть соответствующим образом обработан, чтобы политические лидеры могли получить не донесения разведки, а общую картину ситуации.
Меир Амит во всем этом отдавал себе ясный отчет. Он утверждал, что политические деятели не располагают временем для того, чтобы разбираться в «сыром» информационном материале и, конечно, предпочтут иметь в своем распоряжении четкий анализ всех данных. Если же они получают «сырой» материал, то обнаруживают тенденцию извлекать из него какие-нибудь, по выражению Амита, «пикантные» или драматические новости и выносить суждения, от которых впоследствии отказываться не желают.
Мосад по сравнению с ЦРУ — организация небольшая, но он получает ежедневно от двадцати до тридцати тысяч единиц информации. Само собой разумеется, что кто-то должен заниматься просеиванием всего материала. А в этом процессе субъективные критерии неизбежны.
Таким образом, разведка фактически выносит свои решения по политическим и военным вопросам, хотя правительству и армии предусмотрительно предлагает и другие варианты.
Хаим Герцог в связи со всем этим вспоминает лекцию, прочитанную Кеннетом Стронгом, руководителем разведки при Эйзенхауэре во время второй мировой войны. Разведка всегда была мишенью для критиков и недоброжелателей. Если она этого боится, то ее прогнозы носят пессимистический характер. И это понятно. Оправдавший себя оптимистический прогноз быстро забывается, а необоснованный оптимизм влечет за собой тяжелые последствия.
Карьеру Зейра загубили оптимистические прогнозы.
29 июня 1976 г. кабинет министров попросил израильскую разведку дать оценку проекта рейда на аэропорт Энтеббе в Уганде. Целью рейда было освобождение ста пяти пассажиров (мужчин, женщин и детей) самолета авиакомпании Эйр Франс. Самолет был угнан в Уганду, и его пассажиры оказались под сомнительным покровительством президента Амина.
Цви Замира, любимца Голды Меир, отслужившего в Мосаде семь лет, на два года больше установленного после ухода Харела срока, в Мосаде уже не было. На его место пришел генерал-майор Ицхак Хофи, который до этого занимал пост главнокомандующего Северным фронтом во время войны Судного дня. Перед войной Хофи изрядно потрепал нервы Зейра. Он был убежден, что война неминуема и наводнял Штаб тревожными отчетами, которые получал от своих собственных офицеров. Хофи был единственным из генералов, который, рискуя своим положением, упорно настаивал на том, что Военная разведка обнаруживает опасное легкомыслие.
Ицхак Хофи, который и сейчас еще, когда я пишу эту книгу, возглавляет Мосад, казался по меньшей мере странным кандидатом на эту должность. Непосредственно разведкой он никогда не занимался и, во всяком случае, внешне мало походил на интеллектуала, способного заниматься такой сложной работой, как руководство Мосадом.
Уравновешенный, пожалуй, даже унылый, Хофи тем не менее пользовался авторитетом у своих подчиненных. Объяснялось это тем, что он был человеком незаурядного мужества. В армии интеллектуалов было немало, и Хофи вряд ли мог претендовать на место в их первой десятке. Тем не менее это было не совсем так. В начале войны Судного дня, в течение первых сорока восьми часов у сирийской армии была почти полная возможность покончить с Израилем. Хофи удалось сдержать ее натиск, а затем успешно контратаковать. Это было великое сражение, вошедшее в анналы военной истории. Выиграть его мог только человек выдающихся умственных способностей, каким и оказался командир танковых войск Ицхак Хофи.
В Мосад Хофи принес свой военный престиж и свое славное имя. Кроме того, Хофи был хорошо известен как человек, которому ни в малой мере не было свойственно лукавство. Его прямолинейность могла даже граничить с грубостью. Вряд ли Хофи позволил бы, как его предшественник Замир, безболезненно отстранить себя от участия в дискуссии, если бы был убежден, что Военная разведка ведет политику, которая угрожает Израилю катастрофой.
Во главе Военной разведки оказался генерал-майор Шломо Газит, один из самых выдающихся и опытных штабных офицеров в израильской армии. Газит был помощником генерала Мордехая Маклефа, когда в декабре 1958 г. Даян стал начальником Штаба. Обычно новые начальники приводят с собой своих собственных помощников. Газит этого и ожидал. Тем более, что он на вполне законных основаниях мог рассматриваться как сторонник Маклефа, которому быстрое продвижение Даяна по служебной лестнице было не по душе. Даян, однако, предложил ему остаться, так как отдавал себе отчет, что Газит был прекрасным администратором. Сам Даян такими способностями не отличался.
В коллективе израильской разведки появилось третье по счету подразделение. Его возглавлял специальный советник по делам разведки при канцелярии премьер-министра. Он должен был следить за тем, чтобы отчеты разных ведомств, представленные кабинету министров, сохраняли объективность. Необходимо было исключить возможность ошибок, допущенных в канун войны Судного дня, когда правительство вынуждено было полагаться на один источник информации.
Генерал-майор Рехавам Зееви, известный в израильской армии как Ганди, тоже стал советником. (Прозвище это он получил, будучи еще молодым офицером. После какого-то празднества Зееви появился в обществе в облике Ганди: завернутый в простыню, он тащил за собой козла.) Его назначение всем показалось неожиданным. В прошлом его прочили в начальники Мосада или Военной разведки, но слишком уж он был своеобычен, да и административными способностями не блистал. Склонный к работе в одиночку, он не смог бы возглавлять такую организацию, как разведка.
В течение нескольких лет (между Шестидневной войной и войной Судного дня) он командовал войсками Центральных частей и постоянно сталкивался с проблемами, связанными с проникновением террористов в Израиль. Он принимал участие в ста двадцати вылазках на вражескую территорию после того, как террористы закупорили границу с Иорданией. Зееви с помощью сотрудников разведки арестовал на территории, которая была ему подведомственна, сотни диверсантов. Он часто бывал за границей — в Африке, Европе и Америке — с поручениями, связанными с разведывательной деятельностью, и приобрел вкус к секретным операциям.
