поддерживала общественность, которая была убеждена, что, стремясь к созданию Конфедерации, политики действуют правильно. Несомненно, такая форма была решением канадских политических проблем, но она означала и нечто большее — она отражала формулу
a mari usque ad mari («от моря до моря»). Житель Новой Шотландии, путешествовавший по западу Канады, написал в сентябре 1864 г.:
«В каждом своем выпуске все газеты обсуждают предполагаемые перемены. <…> Есть ощущение, что задача, стоящая перед этими Провинциями, — очень непростая и крайне важная: они сейчас закладывают основы Империи, <…> границы которой протянутся <…> от Ньюфаундленда до величественных холмов и мирных гаваней Острова Ванкувер. <…> Это наша судьба, и все Провинции — от малых до самых больших — должны доказать, что они достойны этого».
Этот аргумент проник через все границы между колониями.
Тем не менее, внутренние споры, происходившие в Провинции Канада, вряд ли оказывали заметное влияние на четыре Атлантические колонии. Они были самостоятельными, преуспевали, в них не было никаких разногласий, похожих на те, которые раздирали Провинцию Канада, и они хотели заниматься своими собственными делами. Так было в 1858 г. и — частично — в 1864 г. Остров Принца Эдуарда являлся колонией, которая меньше всего была готова принять перемены, ее жителям было вполне удобно жить, работая на своих фермах, собирая урожай картофеля, вылавливая омаров, гуляя по морскому побережью и издали наблюдая за жизнью на материке. К 1864 г. многие жители этой колонии никогда в своей жизни не пересекали пролив Нортамберленд [280]. Новая Шотландия по разным причинам также испытывала колебания относительно вступления в Конфедерацию. Процветание в этой колонии началось после того, как в 1854 г. был подписан Договор о взаимности (Reciprocity Treaty) [281], по которому США предоставили Новой Шотландии определенные уступки по импорту в обмен на возможность ловить рыбу у ее побережья. Суда жителей колонии выходили в море из Ярмута, Мейтленда, Эйвонпорта, Грейт-Виллиджа, Мэккана, Паррсборо; они бороздили все океаны планеты; многие жители Новой Шотландии были лучше знакомы с Йокогамой, Кантоном, Барбадосом и Фалмутом, чем с Оттавой. Ситуация в Сент-Джоне, колония Нью-Брансуик, была аналогичной, но и здесь были некоторые отличия — эта колония хотела иметь на своей территории конечную станцию железнодорожной магистрали, идущей из Монреаля, а также быть зимним портом последнего — одним словом, получить для себя ту роль, которая всего десятилетие назад досталась Портленду, штат Мэн. Из всех колоний остров Ньюфаундленд был наиболее отдален от вышеописанных событий — и по своему отношению к ним, и географически; местное население находилось максимально далеко от материка. Но в 1860-х гг. прибрежный лов рыбы приносил мало прибыли, и экономические трудности заставляли жителей колонии задумываться о том, что раньше им казалось невероятным.
Впрочем, у жителей Атлантических колоний был еще один важный, хотя и пассивный аргумент в пользу создания Конфедерации, который на Острове Принца Эдуарда называли «делом славы». Это была мысль о том, что несколько колоний Британской Северной Америки могли бы, подобно тому, как это сделали сто лет назад американцы, объединиться в одну страну, создать нацию, которая взяла бы на себя ответственность за огромную территорию к северу от границы с США и как-то обустроила эту территорию. Политики и газеты каждой из Атлантических колоний чувствовали силу данного аргумента, хотя в разных колониях его трактовали по-разному. Теперь Провинция Канада дала сильный и вполне реалистичный толчок к осуществлению этой идеи, витавшей в воздухе на протяжении жизни нескольких поколений.
Большое влияние на движение к Конфедерации и связанные с ним перемены оказала очень напряженная обстановка, вызванная Гражданской войной (1861–1865) в США. В Северной Америке никогда еще не было подобной войны — ни Американская революция, ни Война 1812 г. не были столь разрушительны. Если для объединения вам нужны доводы, говорил в своем выступлении в Монреале 20 октября 1864 г. известный оратор и националист Томас Д’Арси Макги, то они заключаются в одном слове — circumspice [282]. «Посмотрите вокруг себя в нынешний век потрясений, — продолжал он, — посмотрите на долины Вирджинии, холмы Джорджии, и эти причины станут вам ясны, как божий день». К югу от границы шла война, грохотали орудия, царила смерть. Колонии, которые уже почувствовали, что они могут совершать шаг к освобождению, неожиданно оказались в опасной ситуации. «Нам показали, — говорил в 1867 г. Макги, — что дни колониальной комедии, которую разыгрывало Правительство, закончились и канули в прошлое и политика в Новом Свете стала жесткой и почти трагической».
Гражданская война доказала жителям Британской Северной Америки, что федерации — даже такие, как Соединенные Штаты, — распадаются, если они недостаточно централизованы. Война также продемонстрировала, что как только американцы перестанут воевать друг с другом, их агрессия вполне может перекинуться на другие страны.
Несколько инцидентов, произошедших в ходе Гражданской войны, разожгли аппетиты янки. Наиболее неприятным из них стала ситуация с кораблем конфедератов «Алабама». Этот корабль был построен в Ливерпуле под самым носом у британского правительства якобы как торговое судно, но дипломатическому представительству США в Лондоне «Алабама» подозрительно напоминала военный корабль. Однажды это судно, которому даже не дали названия, ушло во Францию, где и было закончено его оснащение. Так началось двухгодичное смертоносное бесчинство «Алабамы» [283]. Когда в 1864 г. это судно было наконец потоплено в Бискайском заливе военными кораблями северян, сумма только прямых нанесенных им убытков составила 15 млн долл. Государственный департамент США и американские газеты утверждали, что случай с «Алабамой» продлил Гражданскую войну на два года: поскольку американское правительство тратило на войну по 2 млрд долл. в год, косвенные иски к Великобритании о возмещении убытков составили еще 2 млрд, и в конечном счете эта сумма оказалась равной 4 млрд долларов! Искренне Ваш!
Как весьма неделикатно намекнули американцы, этот счет можно было бы прекрасно оплатить с помощью Британской Северной Америки. И хотя у Великобритании не было реального намерения оставить нас, совсем другое дело было бы, если бы мы, колонисты, сами решили уйти. В основе политики лорда Пальмерстона [284], возглавлявшего либеральное британское правительство во время Гражданской войны в США, лежало убеждение в том, что хотя у Британской Северной Америки было много недостатков — эти колонии дорого обходятся и ими неудобно управлять, — их все-таки не нужно отдавать американцам. Эти колонии были наследием прошлого, и какими бы чертовски неудобными они ни были, у Великобритании были обязательства и перед ними, и перед собой. Но колонии, как и дети, вырастают. Тогда как Великобритания не хотела отдавать их американцам, в том, что колонисты возьмут будущее в свои руки, не было ничего плохого или ущемляющего гордость британцев. И кроме того, это обошлось бы гораздо дешевле.
Новым министром
