Фигура запорожца не тождественна с типом коренного малороссиянина, они представляют два разных мира. Один – оседлый, земледельческий, с культурой, бытом, навыками и традициями, унаследованными от киевских времен. Другой – гулящий, нетрудовой, ведущий разбойную жизнь, выработавший совершенно иной темперамент и характер. Казацкая служба была создана инициативой и усилиями Польского государства, а не самого казачества.
Если помнить о хищной природе казачества и не смешивать его с беглым крестьянством, тогда будут понятны события середины ХVII века. А события эти – нечто иное, как захват малочисленной степной вольницей огромной по территории и народонаселению страны.
У казаков с давних пор была мечта получить в кормление какое-нибудь небольшое государство. Судя по частым набегам на Молдаво-Валахию, эта земля была раньше всех ими облюбована. Они ею чуть было не овладели в 1563 году, когда ходили туда под начальством Байды-Вишневецкого. Уже тогда шла речь о возведении этого предводителя на господарский престол. Через 14 лет, в 1577 году, им удалось взять Яссы и посадить на трон своего атамана Подкову, но и на этот раз успех оказался непродолжительным, Подкова не удержался на господарстве. Невзирая на неудачи казаки чуть не целое столетие продолжали попытки завоевания и захвата власти в дунайских княжествах. Прибрать их к рукам, учредиться там в качестве чиновничества, завладеть урядами – таков был смысл их усилий. Неудачи преследовали их, и понятно, почему: за их «ордами» никто не стоял, тогда как раньше «орды» (ордена крестоносцев) имели за спиной всю Западную Европу.
В конце концов судьба к ним оказалась благосклоннее, чем они могли даже предполагать, и отдала им гораздо более богатую и обширную, чем Молдавия, землю – Украину. Выпало такое счастье в значительной мере неожиданно для них самих, из-за крестьянской войны, приведшей к падению крепостного права и польского владычества в крае. Но, как и во всех остальных подобных случаях, более высокая хозяйственная культура оседлого населения «перемолола» и этот набег, подтверждая нам лишний раз, что и никакого другого дикого, вроде «монгольского», завоевания русских земледельческих территорий быть не могло.
ЖЕНА ОКТАВИАНА АВГУСТА БЫЛА ПОРЯДОЧНОЙ СТЕРВОЙ
(Послесловие к книгам С. И. Валянского и Д. В. Калюжного)
… Давеча читал в одной я книге,
Там сказал кому-то раб перед таверной:
Мы, оглядываясь, видим только фиги.
Я вперед взглянул. Там тоже фиги. Скверно…
… Близ одного города завелся дракон. Он обложил население данью, кроме того, каждую субботу требовал себе юную девицу, которую нагло и беспринципно сжирал. Однажды в город забрел солдат, возвращавшийся с войны. Жители города стали просить его избавить их от дракона. Солдат сразился с драконом и убил его. А потом… сам стал драконом, поскольку свято место пусто не бывает.
Темный народ были средневековые (или какие там?) китайцы, сочинившие эту притчу. Марксистской сознательностью они к тому времени еще не овладели, поэтому финал истории глубоко отличается у них от финала, скажем, всенародно любимого на Руси блокбастера про красноармейца Сухова. Зато этот сюжет дает некую общую формулу, которую можно применить к самым разным сторонам человеческой деятельности. Например, к науке.
Молодой ученый – существо по меньшей мере снисходительное к парадоксам, да и к чужим завиральным идеям весьма и весьма восприимчивое. (За исключением совсем уж откровенных комсомольцев, но теперь, кажется, таких почти не осталось, на науке нынче деньгу не наваришь.) Но во что превращается это существо к старости, обретя все возможные научные степени, опубликовав пять пудов научных работ, заняв номенклатурное кресло в своем институте (а то и в профильном госкомитете), основав научную школу, обзаведясь учениками, студентами, аспирантами, стажерами, лаборантками, соискателями, дипломниками и т. д. и т. п.?
Правильно. В дракона.
Хруст костей перспективных аспирантов разносится над полями научных баталий. С научным руководителем не поспоришь. Да и ни с кем из заслуженных стариков своей кафедры не поспоришь – голосовательные шарики-то на твоей защите они будут кидать тайно. И прячет перспективный аспирант свою завиральную идею куда поглубже, бормоча про себя: вот я вас ужо, дайте только защититься…
Так молодой солдат, получая в лоб от «дедушки», утирается и гневно мечтает о том, как, сам ставши «дедушкой», не только не будет придерживаться принципа армейской дедовщины, но и всячески станет с этой системой бороться. Но чуда не происходит. Ни солдат, ни аспирант по достижении необходимых регалий мир на уши не ставят. Сидят себе на стоге сена и тихонько порыкивают на зеленую молодежь.
И давно бы, наверное, все науки были «завершены» и остановились в своем развитии и существовании, но истинным спасением для стагнирующей дисциплины становится приход в нее варягов из смежных областей знания. Это я про физика С. Валянского и то ли экономиста, то ли журналиста Д. Калюжного, сочинивших несколько книг под общим названием «Хронотрон».
Читатель, наверное, заметил, что труд их начисто лишен какой-либо политической начинки. Политика тут очень простая: не говори опрометчивых вещей. Сперва прикинь, может ли такое быть. То есть вычлени реальный факт и посмотри, насколько верны традиционные его толкования. Это и есть один из основных принципов изобретенной авторами науки хронотроники. Принцип «здравого смысла», для большинства людей дикий и непривычный.
Вот только что показали любимый фильм детства: «Спартак» с Керком Дугласом. В детстве он шел на ура. А теперь?
Ладно, спор о том, были гладиаторы рабами или меченосцами, воинами-профессионалами, оставим для других страниц; это вопрос достаточно запутанный. Знаю только, что лично я не стал бы держать у себя, скажем, на садовом участке нехилый отряд вооруженных мужчин, обученных классно воевать и убивать, с тем чтобы целый день они, хорошо покушав, тренировались, а на ночь надевали кандалы в ожидании, когда их продадут на убой. Стал ли бы это делать читатель – оставляю на волю читателя.
Но вот раб, одетый в кроеную одежду, ни в какие ворота не лезет. Холсты в то время ткались вручную, стоили немыслимых денег, и вот представьте себе: это дорогущее изделие кто-то (а кто? явно не сам Спартак) размечает, разрезает ножницами, наметывает, потом сшивает, потом загибает края, потом украшает орнаментом и… надевает на раба, который учится в школе гладиаторов, чтобы раб это носил повседневно, и спал в этом, и дрался, и ходил на цугундер.
Что это за хорошо одетый дядя в очках книжку читает? А это поэт Вергилий, живший якобы в I веке до н. э., задолго до изобретения очков и книг, во времена, когда люди ходили, завернувшись в тряпку, а то и голышом. «Я так вижу», – мог бы сказать художник, сочинивший этот образ в 1540 году
Такие простые рассуждения, казалось бы, о мелочах, убили очарование от фильма напрочь. Такое вот «шерлокхолмсовское» влияние оказывают на читателя книги физика и экономиста. Каким отъявленным врагом абстрактного мышления ни будь, все равно уже к середине любой их книги открывается в черепушке третий глаз и критически оценивает высказывания окружающих на историческую тему.
Недавно в одном доме некий поэт, весьма образованный человек, читал стихи про Московскую Русь времен, предположительно, Ивана III. На Красной площади у него дощатые прилавки, и с этих прилавков торгуют, стало быть, московские торговцы. Дернул меня черт за язык, поинтересовался: что, доски в те времена, как нынче, под ногами валялись? Известно ли присутствующим, что доски выпиливались вручную и стоили, таким образом, тоже слишком дорого, чтобы из них громоздить прилавки и пускать всякую сволочь торговать с этих прилавков? Кто не верит, пускай выпилит вручную пару-тройку досок из бревна. Народ призадумался.
А как вам такая вещь (это заявила мне одна дама с высшим образованием, которой я показал оригинал-макет одной из книг)? «Здесь полно исторической неправды!» – сурово сказала она, наткнувшись на портрет мумии фараона, одного из прототипов, по мнению Н. Морозова, образа Иисуса Христа (см. главу «Юлиан Философ» в книге «Другая история Средневековья»). «Почему же?» – спросил я, решив разъяснить ей разницу между гипотезой и окончательным вердиктом. «Потому что Иисус Христос был не такой, как на этой картинке», – ответила дама. Тут я насторожился. «А какой он был?» – спросил я. «Он был красивый стройный молодой человек с черной бородой и голубыми глазами». «А вы откуда знаете? – поинтересовался я крайне осторожно. – Вы его что, видели?» – «Видела!» – огорошила меня дама. «Где же?» – «Да на иконе!»
Это, конечно, клиника, но ведь так и обстоит дело с историческими представлениями подавляющего большинства людей, и даже никакое высшее образование от этого не спасает. Помню, мой однокурсник, известный К*, был исключен с первого курса МГУ за то, что в пьяном виде требовал от монгольского студента Чондрлогийна денежной компенсации за… триста лет татаро-монгольского ига. Тот никак не мог взять в голову, что за иго такое, вследствие чего был легко бит.
