во время кровавых междоусобиц. Тем не менее на закате XX в. предполагалось – уже в который раз! – что Афганистан изменится. Чудесные демократические законы соблюдались бы, если бы люди сложили оружие и начали строить долгосрочные планы на жизнь. Но люди не строят долгосрочных планов, если не верят в стабильность. Нет смысла ремонтировать дом, если завтра на него упадет бомба. Создателям нового Афганистана требовалось нормализовать быт и повседневность афганцев. Если бы хоть кто-то начал действовать в качестве граждан новоиспеченной Исламской Республики Афганистан – учиться, работать, заниматься бизнесом и т. д. – то Боннский проект заслужил бы доверие прочих афганцев, и они потянулись бы вслед за «первопроходцами». По мере привлечения людей к созидательному труду результат, задуманный в Бонне, был бы достигнут, и в стране воцарился бы порядок.
Конечно, далеко не все жаждали порядка в том виде, в каком его понимали участники конференции. В афганском обществе превалировали те, кто проигрывал от Боннского процесса. Сельские муллы, племенные вожди, малики – вся эта старая локальная элита лишилась бы статуса и вековых привилегий. Если бы западные ценности действительно возобладали, то мужчины утратили бы традиционную власть над женщинами. В домохозяйствах всем заправляли безграмотные старухи – теперь над ними доминировали бы молодые и уверенные в себе афганки, чей мир не ограничивался подворьем, – и они решали бы, что купить, как распорядиться семейным бюджетом и стоит ли жить с мужем. Девочки пошли бы в школу и мечтали, кем они станут, когда вырастут, – врачами, учителями, инженерами или кем-то еще, – и в результате составили бы конкуренцию мальчикам.
К тому же война купировала у афганцев милосердие, благородство и принципиальность; культивировала лень, жестокость и подлость – и благоволила преступникам. Отсутствие контроля вкупе со сменой приоритетов развязывало душманам руки и порождало чувство безнаказанности. Иными словами, как писал азербайджанский поэт XIX в. Мирза Шафи Вазех:
Считает лишь дурак или злодей,
Что горе совершенствует людей.
Такое мненье сходно с заблужденьем,
Что старый нож от ржавчины острей,
Что от дождей в ненастный день осенний
Вода в потоке чище и светлей.
Помимо того, происходила сакрализация насилия. Изначально лидеры моджахедов назывались командирами, после ухода Советов – полевыми командирами, а в период «Талибана»* – муллами (и это неудивительно, ибо все были мусульманами и имели базовые знания об исламе, а многие учились в пакистанских медресе). Афганистан кишел подобными субъектами – причем они считались героями, храбрыми воинами джихада. Если бы Боннский процесс увенчался успехом, они моментально превратились бы в преступников. Разумеется, джихадистские муллы и боевики не желали социальных реформ. Также «Талибан»* породил талибанизм – процесс, при котором различные группы и движения стали подражать талибам. В Афганистане сложилась особая исламистская субкультура – с характерной идеологией, жаргоном, символикой, пропагандой, почитаемыми фигурами и механизмами вербовки. Эта культура актуальна и поныне; она была отточена «Аль-Каидой»* и доведена до совершенства «Исламским государством»*.
Афганцы устали от войны – девять миллионов доказали это, придя на избирательные участки в 2004 г. Однако большинство не собиралось меняться или не понимало, как это сделать – хотя модернизация являлась вопросом процветания и упадка, развития и деградации, жизни и смерти. Люди хотели, чтобы все было как прежде – не задумываясь, о каком конкретно периоде они говорят и плохо помня, как обстояли дела при Захир-шахе, свергнутом именно на волне народного недовольства.
Проблемы Боннского проекта не ограничивались реакцией локальной элиты, исламистов и консерваторов, заинтересованных в фрагментации общества. Вера в завтрашний день рождается благодаря не единственному достижению, но их сумме. Позитивные моменты должны накапливаться. Открытие одной больницы, строительство одной дороги, праздник в одной школе – каждое подобное событие сродни капле, но требуется множество капель, дабы заполнить чашу доверия и надежды. Напротив – поджог одной больницы, разрушение одной дороги, расстрел учеников в одной школе вызывает ужас. Террористам следовало сеять ужас спорадически – и каждый инцидент провоцировал десятки и сотни афганцев хвататься за оружие. Чем больше людей вело себя аналогичным образом, тем нормальнее становилось такое поведение – и хаос разрастался; когда за оружие хваталось большинство, это означало установление соответствующей социальной нормы – и хаос достигал точки невозврата.
Исламабад по-прежнему не горел желанием видеть в Кабуле суверенное правительство. Талибанизм, просачивающийся в Пакистан, порождал антиправительственные восстания. Пакистанская армия, рыщущая по горам в провинции Хайбер-Пахтунхва в поисках боевиков «Аль-Каиды»*, столкнулась с вооруженным сопротивлением местных племен. В конфликт влились «арабские афганцы» и прочие ветераны джихада. Террористы оккупировали долину Сват и создавали новые организации исламистского толка. В 2006 г. они провозгласили собственное государство на территории Пакистана близ афганской границы – Исламский Эмират Вазиристан, охватывающий часть Белуджистана; из-за террористической активности этот регион прозвали «Талибанистаном», и там множились радикальные организации: так называемый «пакистанский “Талибан”*» – «Техрик-е Талибан Пакистан»* (2007), «Лашкар-е-Ислам» (2004) и др. – в дополнение к уже существующим группировкам вроде «Лашкар-е-Тайба»* (1989), «Техрик-е Нафаз-е Шариат-е Мохаммади» (1992) и пакистанской (не иранской) «Джундаллы» (1996). Также в Исламском Эмирате Вазиристан орудовали фундаменталисты из «Исламской партии Туркестана»* (1992) [200] и «Имарата Кавказ»* (2007). Позже многие из них присоединились к «Исламскому государству Ирака и Леванта» («ИГИЛ»)*.
Повстанческое движение в провинции Хайбер-Пахтунхва характеризуется как мятеж; его даже называют войной на северо-западе Пакистана – и, начавшись в 2004 г., она до сих пор официально не завершилась. Исламабад регулярно засылал боевиков в Афганистан для совершения случайных и бессмысленных терактов. Более того, вдоль «линии Дюранда» действовала организованная преступность – наркомафия, контрабандисты, торговцы оружием и т. д.; они прониклись духом талибанизма и формировали собственные отряды ополченцев.
У каждой из этих сил были свои причины мешать созданию нового Афганистана; все они выступили против его центрального правительства и городской культуры Кабула, против афганского большинства и технократов-репатриантов, против западных ценностей – и, в конечном итоге, против мощи и денег Соединенных Штатов Америки.
Глава 24
Сад среди камней
Если есть рай на земле, то именно тут, именно тут, именно тут.
Захир-ад-Дин Мухаммед Бабур
В январе 2002 г. представители ряда государств встретились в Токио, дабы подсчитать, во что обойдется восстановление Афганистана. Звучали фантастические цифры: $10 млрд, $15 млрд, $20 млрд… Буш говорил о новом плане Маршалла. Эта программа реанимировала Старый Свет после Второй мировой войны. Вашингтон потратил немыслимые суммы, и экономика Западной Европы воскресла – что, в свою очередь, заблокировало продвижение коммунизма и принесло дивиденды США. Успех плана Маршалла позволял надеяться на активное американское содействие Афганистану; в конце концов, верный союзник в Центральной Азии был
