- Скрипичный концерт! Нет, это не газ! С чего бы это газу взяться в концертном зале? Здесь другое! Помните, я говорил вам о том, что прочитал в том старинном письме?..
Мама ответила неожиданно резко:
- Я очень прошу тебя забыть эти бредни! Все, что случилось с тобой в музее, это следствие возбуждения твоих нервов, да, слабых нервов! Какому-то ненормальному пришла охота написать от безделья письмо приятелю сто пятьдесят лет назад, и ты уже готов всему этому поверить! - Потом она повернулась к папе: - Ну скажи сыну, Сева, может такое быть? Играешь на скрипке, а люди падают в обморок от одного лишь звука или выбегают из зала с криками?
Папа пожал плечами:
- Говорят, что Паганини доводил слушателей до слез, до экстаза.
- Здесь не то, не то! - поморщилась мама. - В нашем случае будто бы сам звук скрипки, а не мелодия доводит слушателей и самого музыканта до безумия или до истерики, обморока. Ничего подобного мне прежде слышать не приходилось, а значит... - мама мимо улыбнулась, - значит, ничего такого в природе и быть не может. Все, Володя, выкинь это из головы. Нам бы всем вместе поехать на море, полежать на мягком горячем песочке, выкупаться в солнечной воде! Все бы как рукой сняло у тебя, сын. Нервы у тебя расшатаны, время такое...
И мама замолчала, а Володя, какой-то успокоенный, будто он действительно только вылез из теплой, как парное молоко, воды, снова принялся за кость.
Утром, однако, он твердо решил ехать в концертный зал, потому что ночью долго не мог заснуть - ему все виделись бегущие к выходу люди, зажимающие уши руками. Уши! Почему именно об этом упомянул диктор, когда рассказывал о газовой атаке во время скрипичного концерта? Именно эта деталь и заставила Володю ломать голову, и спокойное настроение, навеянное мамой, улетучилось быстро.
Зайдя в вестибюль Малого зала филармонии, где было прохладно и пахло духами, будто толпа нарядных слушателей только что прошла здесь, чтобы занять места в зале, Володя перво-наперво подошел к афише. Вчерашнее сообщение он слышал часов в девять вечера. Концерт начался в семь, значит, музыкант только начал его, потом приехала "скорая", милиция и репортеры. Володя узнал, что в программе были произведения Бетховена, Сарасате*, Венявского, а солировал в сопровождении пианиста какой-то Семен Маркевич. Потоптавшись в вестибюле, Володя решил пройти в основные помещения концертного зала. Поднявшись по лестнице, он оказался в роскошном холле артистического в прошлом дома, ставшего теперь филармоническим залом. Из раскрытых дверей доносились аккорды фортепьяно и слышалось женское пение. По холлу прогуливались две женщины в форменных платьях, к ним-то и направился Володя, лихорадочно соображая, как обратиться ему к служительницам филармонии. Приблизившись, он сказал:
* Сарасате Пабло Де (1844-1908) - испанский скрипач и композитор.
- Ради бога, прошу меня простить за мой вопрос...
- Да, да, пожалуйста, - оценила вежливость Володи одна из женщин.
- Понимаете, вчера у вас был концерт моего любимого скрипача Семена Маркевича, но так случилось, что я не успел на него, хоть и имел билет. Кто смог бы подсказать мне адрес виртуоза? Я просто мечтаю преподнести ему огромный букет роз в знак благодарности за то, что он дарит людям радость.
Володя не сфальшивил, не переиграл - речь его прозвучала искренне, и служительница сказала:
- Ах, молодой человек, в администрации, наверное, вам дадут адрес Маркевича, хотя, насколько я знаю, он приезжий, одессит, и живет в гостинице. Но... но лучше бы вам не волновать его сегодня, да...
- А что случилось? - Володя сделал напряженно-внимательное лицо.
- Вы не слышали разве? - удивилась вторая женщина. - Просто какое-то светопреставление произошло у нас вчера на концерте Маркевича. Такого я за двадцать лет работы в этом зале не видела.
- Очень интересно. Что-то страшное? - озабоченно спросил Володя.
- Не то слово - ужас просто! - педалировала женщина, видя, что её слушают с большим вниманием. - Я в начале концерта внесла в зал свой стул, чтобы послушать, - я всегда слушаю, ради чего здесь работать? Ну вот, Маркевич в сопровождении аккомпаниатора начал бетховенскую Крейцерову сонату - у Льва Толстого ещё повесть такая есть, читали?
- Нет, не читал, но слышал, - признался Володя.
- Ну ладно. Играет пять минут, десять. Играет блестяще, нет слов, но вдруг я начинаю замечать, что скрипач как-то странно себя ведет, его будто всего передергивает, точно током ударяет. Весь он кривиться стал, и так повернется, и эдак. Ну, просто пчелы его жалят, что ли! И лицом такие гримасы выделывает, что хоть святых выноси!
- Вот это да! - По Володиной спине побежали мурашки. - Может быть, у него такая манера игры?
- Да нет, не может быть у музыканта такой дурной манеры кривляться. Но не только в нем дело. И зрители, слышу, как-то странно стали себя вести зашебуршали, заскрипели креслами, вижу, трут лбы, будто им жарко или нехорошо, громко так вздыхают, какие-то тревожные возгласы раздались. Я вначале подумала, что это они кривляньями Маркевича недовольны, но потом почувствовала, что дело в другом.
- Как это вы почувствовали? - так и замер Володя.
- А вот по своему личному состоянию и определила. Я, когда слушать Маркевича стала, мне так хорошо было, точно полетела я куда-то, а потом, наоборот, меня охватила тревога. Стала думать, не оставила ли я дома утюг включенный, когда на работу шла, платье вот это гладила. И тревога эта в такой сильный страх перешла, что мне бежать домой из зала захотелось. Вдруг кто-то крикнул: "Газ! В зале пахнет газом!" И все, как по команде, вскочили с мест, закричали, стали протискиваться к выходу, бежали, отталкивали друг друга, падали.
- А скрипач? - так и трясся от волнения Володя. - Он что же, все продолжал играть?
- Ой, что вы! Со скрипачом тоже неладное случилось. Почти одновременно с паникой в зале Маркевич вдруг совсем как-то сильно покривился, пошатнулся, скрипку из рук выпустил, да и упал на сцену. Ну, занавес, конечно, опустили. Вот такие, молодой человек, у нас вчера дела происходили. Так что не знаю, стоит ли вам скрипача отыскивать.
Вторая женщина, глубоко вздохнув покачав головой, сказала:
- Вот страсти-то! Если б я вчера здесь была, не знаю, чтоб со мной случилось. Я ведь нервная! А все время наше поганое виновато: наркотики кругом, пьянка, людей убивают да взрывают, вот и стали мы все ненормальные. Ох, жизнь распрекрасная!
Но Володя уже шел вниз, к администратору, чтобы узнать, где он мог бы найти Маркевича. Именно теперь, после кошмара в концертном зале, сердечное участие, думал Володя, было бы скрипачу как нельзя более кстати.
Администратор выслушал вежливую просьбу Володи и, подумав, назвал адрес скрипача Маркевича. Да, старушка не ошиблась. Жил музыкант в гостинице "Европа", то есть в двух шагах от концертного зала. Правда, не было гарантии в том, что он не уехал, и Володя молил Бога, чтобы он оказался на месте. Удачей было и то, что Володя знал не только название отеля, но и номер.
Имея при себе изрядную сумму денег, Володя мог не скупиться, а поэтому через пять минут после выхода из филармонии в его руке пламенел большой роскошный букет пунцовых роз. С этими цветами он казался себе более солидным и представительным, поэтому когда швейцар в цилиндре, стоявший на страже у входа в "Европу", спросил, куда он идет, мальчик, не задерживаясь в проходе, на ходу бросил:
- В сто первый номер, к маэстро Маркевичу!
Однако, когда, ступая по мягкому ковру, он подходил к нужной двери, сомнения заставили Володю призамедлить шаг. Скрипач вовсе не обязан был отвечать на его вопросы, к тому же он наверняка все ещё дурно чувствует себя, если вообще не уехал поскорее в родную и теплую Одессу-маму из неприветливого Питера, где и концерт-то сыграть в нормальной обстановке нельзя - напустят какого-то газа!
Володя постучал.
- Ну, кто там еще?! - раздался из-за белого пластика чей-то томный голос.
- Господин Маркевич, всего лишь букет от почитателей вашего таланта... - проговорил Володя, краснея.
Скрипач, как видно, был человеком интеллигентным и отказать поклонникам в такой безделице не мог, даже находясь не в форме. Замок мягко проскрежетал, и в проеме распахнувшейся двери выросла высокая фигура музыканта с красивым, гордым лицом, похожим на орлиное, - нос крючковатый, с большой горбинкой, глаза блестят, а брови сведены на переносье. Густые, да ещё и вспушенные химической завивкой волосы маэстро делали голову огромной и круглой. "Одуванчик". - Отчего-то подумалось Володе, который поклонился и протянул Маркевичу букет:
- Извините, господин Маркевич, что потревожил вас. Вчера я собирался прийти на ваш концерт, но не успел...
Лицо скрипача ожесточилось, сделав его ещё более похожим на орла. Маркевич, взяв букет, смотрел на Володю и раздумывал секунд десять, а потом сказал:
- А ну проходи! Кофе с тобой пить будем! Ты любишь кофе? Настоящий "Мокко"!
