Быстро наигралась Зина в атаманшу над странствующими мальчишками, а когда опомнилась, поняла, что катится неведомо куда, как пущенное под гору колесо. Дом пустой, сестра неизвестно где, приходится жить как живется.
- Тебя как зовут? - спросила Зина.
- Севастьяном, а попросту Севкой. Кличку не догадался придумать.
- Расскажи мне про Клаву. Какая она теперь? - попросила Зина, словно и не заметив подковырки.
И Севка сменил гнев на милость. Из его рассказа явствовало, что бойцу в госпитале - чистый рай, если попадет в Клавину палату.
- Одно только тяжело - расставаться, - вспомнил он морозный март. Платок с себя да мне на шею... Другой, говорит, есть. Неправда, поди.
- Неправда! - подтвердила Зина. - А трудно ей там Сева?
"Трудно ли?" задумался Севка и долго молчал.
- Да нет. Не трудно! Чего не вытерпишь, если бойца в госпиталь плашмя несут, а в часть он идет на своих ногах? Например, дядя Мирон или дядя Микола. Встанут и опять будут биться за счастье, как велит товарищ Ленин.
Слушает Зина и удивляется. Она все надеялась, что придет кто-то большой и сильный - остановит несущееся под гору колесо. А пришел мальчишка. В лаптях, в полушубке с чужого плеча и шлеме с красной звездой. Малограмотный, а знает что-то очень важное, о чем она и не слыхала в своей гимназии. Может, он и есть тот рыцарь без страха и упрека, который виделся ей в мечтах?
- Ты теперь куда? - спросила Зина.
- На вокзал. Мне свой эскадрон догонять. Айда вместе!
- А примут?
"Верно! - спохватился Севка. - Девчонка... Но не бросать же ее".
- Примут, должно, - неуверенно сказал он. - Меня же принял командир, дядя Степан. И учился-то я всего три зимы, а ты ведь грамотная, Зина... Сам товарищ Ленин сказал, что после войны все ребятишки беспременно будут учиться, потому что грамотные нужны позарез.
- Так и сказал "позарез"? Это он кому сказал?
- Мне, - помолчав, ответил Севка. - Может, не этими словами, но смысл этот самый.
- Ты разве видел товарища Ленина?
- Не видел, - вздохнул Севка. - Но все равно он мне сказал. Вроде это было во сне, а как подумаешь - вроде и на самом деле.
- Поехали! - загорелась Зина. - Если и не примут, что я теряю, правда? Поезд когда?
- Ночью вроде, но, может, врут.
- Так я мигом за вещами - и на вокзал. Ой, что-то голова! дотронулась она до лба.
- Далеко это? Ты где живешь? - спросил Севка.
- Где живу? - запнулась Зина. - В бане, брат, на чердаке. С мальчишками. Может, видел: один в поповской ризе, а еще двое...
- Которые сапоги украли?
- Ага.
- Плюнь! - отрезал Севка. - Вещей там у тебя небось кот наплакал. Пошли на вокзал.
- Вещей-то и правда нет. Да вот карточку фотографическую мамину я под солому спрятала.
Поморщился Севка, пожал плечами: такую вещь и верно не бросишь.
Всю ночь прождал, не сомкнул глаз. Смотрел на вокзальные часы и недоумевал, где Зина. Может, раздумала? А может, та шпана не отпустила?
Утром решил искать. Найти, положим, и не хитро: городскую баню всякий укажет. А вот как повидать Зину? Те небось только и ждут случая содрать с него полушубок. Эх, нет оружия!
Подобрал на дороге камень с кулак, сунул в карман и, пока шел, все храбрился, подбадривал себя: "Трое против двоих. Подумаешь! Зина, хоть и девчонка, а все прикроет с тылу, как говорил в эскадроне дядя Андрей".
Как ни храбрился, а увидел баню без всякого удовольствия. Поглядел на дымившую трубу, почему-то вспомнилось занятое белыми село, где он тогда на тачанке с дядей Федором...
У калитки торчал одноглазый, заросший щетиной дворник. Выждал Севка, пока он куда-нибудь уйдет, прикинул, где может быть ход на чердак. Улучив момент, нырнул в калитку.
Взошел по скрипучей лестнице, отдышался, прислушался. Ни звука... Эх, была не была! Толкнул дверь.
Просторный, светлый чердак был пуст. Лишь у выбеленной известкой трубы лежала куча соломы. А на соломе вплотную к теплым кирпичам - Зина, накрытая до подбородка пальтишком. Осунулась и не узнать.
- Ты что? - наклонился Севка. - Почему не пришла?
- Захворала! Голова раскалывается.
- Простыла, наверно. Сейчас мы тебе температуру смеряем. Вот. На-ка градусник... Есть хочешь? У меня в кармане лепешки. Вкусные!
Зина только поморщилась.
- А где ж "квартиранты"? - огляделся Севка. - Ты вроде одна.
- Хо! Их и след простыл. Боятся заразиться.
Выждав, Севка взял у Зины термометр и тут же стряхнул.
- Ну? Сколько?
- Есть небольшой жар, - соврал Севка. - Где-то тебя сильно продуло...
- Может, и продуло, - согласилась Зина, зевая. - Извини, Сева, спать очень хочется...
Он посидел минут десять возле уснувшей Зины. Встал, накрыл ее поверх пальто охапкой соломы. Не проснулась!
- Спи! - сказал Севка и вышел.
Страх погнал его неведомо куда. Словно влез кто-то в Севку и кричит: "Беги, дурной, это не простуда, это тиф! Прочь от этого места, тут погибель!.."
Севка шагает, не разбирая дороги, едва сдерживает ноги, чтобы не побежать. Горько ему и нестерпимо стыдно, а ног не унять.
Остановился. Незнакомая окраинная улочка. Домишки, пустые палисадники. В оконных стеклах горит солнце. Весна! "А Зина одна на чердаке. Сбежал от нее, как последний трус. Как те шкеты. Назад, скорее назад!"
Севкино внимание привлекли какие-то звуки. Музыка! Но на чем это играют? Не гармонь, не балалайка, не скрипка. Повернулся к приотворенному окну, задернутому занавеской, и заслушался.
Удивительная штука - музыка! Севка знает, что стоит на окраинной улице Тюмени, а кажется, что не здесь. Чудится, будто эскадрон атакует лавой. Вот вылетели с лесной опушки кони, стелются по земле, прижав уши, а всадники привстали на стременах, вскинули клинки... Над плетнями заголубели дымки выстрелов - это пехота белых... И вдруг - пулеметная строчка. Словно дерюгу рвут...
Музыка смолкла, но она еще звучит в Севке. Храпят ошалелые кони, свистит в Севкиной руке кнут, пулеметчик Федор Дроздов припал к "максиму": та-та-та-та!
- Что ты стоишь тут, мальчик?
Очнулся Севка. Из отворенной калитки на него смотрит высокая седая женщина.
- Это вы играли? - спросил.
- Я.
- А на чем?
- На рояле, мальчик. Я рада, если тебе понравилось. Хочешь еще послушать?
- Ага!
- Так заходи, пожалуйста!
Сняв у порога шлем, Севка вошел в маленький домик, опасаясь, как бы не затоптать лаптями крашеный пол.
- Вот он, волшебник! - указала старушка на рояль. - Ты разве никогда не видел?
- Нет.
Пальцы ударили по клавишам, взлетели вверх, снова упали. И Севка позабыл все на свете. Теперь ему почудилось, что оказался он в своем поселке. Вернее, на лугу, возле речки, которая протекает через поселок. Кузнечики в траве стрекочут, журчит на перекате вода, порхают бабочки, пчелы, звеня, садятся на цветы, а стремительные ласточки так и режут небо... И нет ни войны, ни забитых вокзалов, ни голода, ни болезней. Есть только радость.
- Это Чайковский, - будто сквозь сон слышит Севка. - Еще играть?
- Нет! - спохватился он. - Спасибо... Вот если б вы позволили в другой раз прийти...
Шел Севка обратной дорогой к бане - словно нес на себе тяжелый груз. Музыка музыкой, а Зина-то одна. Что подумает, когда проснется? Клава небось нянчилась с Севкой, как с маленьким. А он? Может, ей уже получше? Хоть бы выздоровела!
Нет, не лучше. Солому как положил поверх пальто - так и лежит.
- Болит? - подошел он на цыпочках к Зине. - Да ты никак плакала?
- Ну и плакала! Где ты был?
- Ходил другую квартиру присматривать, - соврал Севка.
- Зачем?
- Тут тебе нельзя. Грязно... Вот если б согласилась одна старушка. Она мне на рояле играла. Еленой Ивановной зовут.
- На рояле? - удивилась Зина. - Какой ты счастливый! Эх, мне бы послушать.
- Зачем же слушать, раз ты сама умеешь? Выздоровеешь и сыграешь... Этого... Чайловского.
- Чайковского! - поправила Зина. - Думаешь, сыграю? А если это тиф?
- Вот выдумала! - прикрикнул Севка. - Так уж и тиф. Есть еще испанка... да мало ли всякой хворобы!
- Правда? А ты меня не бросишь одну?
"Догадалась!" - подумал Севка. Уши как огнем охватило и некуда деть глаза. Но пересилил себя.
- Да ты что? Как же я тебя брошу? Это ж надо быть... как те шкеты... На-ка вот, пожуй лепешку.
Зине совсем не хотелось есть. Но, чтоб не обидеть Севку, взяла лепешку, откусила, долго-долго жевала и с усилием проглотила.
- Вкусная! - прошептала Зина. - Только сейчас не хочу. Когда захочу съем. Ладно? Я лучше подремлю...
Задумался Севка. Никогда еще на него не сваливалось такой беды. Ну, было в дороге трудно, так он же один. А теперь приходится думать за двоих. Самому жить негде, и есть нечего, и надо ехать, а как быть с Зиной? Ей ведь особенная пища нужна. И квартира. Чтобы чисто, тепло. Вот если бы у Севки были деньги... Ну, положим, можно продать бумажник, дядя Мирон простит. А больше что продать? Платок, так он теперь Зине нужен, градусник - тоже. Полушубок-то не продашь... Пойти разве к той бабушке? Не поможет, так хоть посоветует.
