теперь старая гостиная расширилась до размеров внушительного залитого светом зала, в который солнечные лучи проникают не через дымовой волок, но сквозь обширное отверстие в сводчатом потолке. Комнаты, расходящиеся от зала, увеличились в числе и стали значительно больше в размерах. Затем через серию переходов мы попадаем во второй подобный зал, но еще больше и прекраснее, к которому примыкает также целый ряд соединяющихся с ним помещений.
В таком доме главные апартаменты находятся на первом этаже, на втором – помещения, где размещаются работающие в доме рабы, позади жилища имеется сад. Каждый до-мус строили по индивидуальному плану его владельца, но в соответствии с общей схемой – с двумя главными залами (так же, как для каждого особняка последующих цивилизаций будут необходимы главный зал и парадная столовая).
Эксперты по недвижимости оценивали особняк Кальва примерно в 3,5 млн сестерциев (скажем, 140 тыс. долларов) [34]; однако в городе имелось немало домов более богатых сенаторов, стоивших раза в четыре дороже. Эти здания выходили фасадами на улицы, где по понятным причинам не было лавок, а все соседи либо принадлежали к сословию всадников, либо являлись очень богатыми вольноотпущенниками. Городские дома не тянулись в высоту, подобно инсулам, большинство из них имели всего два этажа: на первом вместо окон были проемы, похожие на смотровые глазки, прорезанные в мощной оштукатуренной стене; на втором куда бо́льшие окна защищали мощные решетки. Необходимость такого обустройства частично можно понять из предостережения, висевшего при входе:
«РАБАМ НЕТ ВХОДА В ДОМ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ ХОЗЯИНА, НАКАЗАНИЕ – 100 УДАРОВ».
Вход в резиденцию сенатора. Парадный вход в особняк, безусловно, впечатляет. Колонны по обе стороны от входа сделаны из серебристого мрамора. Пройдя между ними, попадаешь в вестибюль, значительных размеров предварительное помещение, отделанное по стенам изысканными пилястрами. Сейчас в нем толпятся клиенты сенатора. Затем посетитель приближается к дверям в ostium (остит) – переднюю. Двери эти широко открыты, но каждый намеревающийся войти в них тщательно изучается. Если возникает какая-то неопределенность, он даже может быть остановлен на входе janitor, доверенным рабом хозяина дома, который сидит при входе. Рядом со многими такими рабами могла находиться еще и свирепая собака, но в нашем случае это лишь выложенное мозаикой на полу ее изображение с надписью под ним: «CAVE CANEM» («Берегись собаки»). Поверх входа, однако, висит позолоченная клетка с прирученной сорокой, которая гортанно произносит «Salve! Salve!» («Привет!»), когда посетитель входит в атрий.
Атрий и вид сквозь него. В ту самую минуту, когда мы входим в атрий, нас поражает контраст между пыльной грязной улицей и внутренним убранством особняка. Если никто из домочадцев или клиентов не загораживает нам взор, то мы можем ясно обозревать всю перспективу дома – от входа до зелени сада. Прежде чем сделать первые шаги, обведем взглядом этот великолепный двор, выложенный изысканной мозаикой, с четырьмя элегантными коринфскими колоннами розового мрамора, поддерживающими сводчатый потолок, сквозь отверстие в котором изливается столб солнечного света. В основании последнего искрится брызгами изысканный фонтан, в котором бронзовые тритоны и танцующие нимфы пускают струи воды в белый мраморный бассейн, заполненный водными растениями. Вдоль стен атрия и у каждой из нескольких выходящих в него дверей стоят бронзовые или мраморные статуи, возвышаясь на украшенных резьбой пьедесталах.
Многие дверные проемы, через которые виден этот элегантный зал, закрыты тяжелыми занавесями из материи шафранного, пурпурного, оливкового или голубого цветов, причем расцветка подобрана таким образом, чтобы гармонировать с тоном мрамора, из которого сделаны колонны. Там, где стены не облицованы мрамором, они покрыты изысканными и великолепно расписанными фресками – о которых мы еще поговорим. На особых почетных подставках стояли предметы искусства, ценные безделушки, сосуды на трех ногах, вазы, чаши, военные трофеи. Напольная мозаика (задержимся на некоторое время, чтобы рассмотреть ее) своей красотой превосходила любой ковер. Из разноцветных камней были выложены целые галереи картин, изображающих походы Александра Македонского. На другом участке пола такие же мозаики иллюстрировали легенду о Персее. Солнечный свет, разливающийся от фонтана, сияние мрамора, великолепие фресок – все это, сливаясь воедино, создавало эффект, который ошеломлял.
Комнаты в глубине и перистиль. В глубине атрия находился кабинет хозяина дома tablinum (таблиний) – очень большая ниша, богато украшенное помещение, где он мог принять гостей, пришедших к нему по сугубо деловым вопросам.
Однако это помещение да еще атрий – единственные общественные помещения во всем особняке; подлинные спальни скрываются за их стенами, хотя как дань старым традициям символическое брачное ложе хозяина и хозяйки дома стоит у задней стены таблиния. Тяжелые занавеси тянулись вдоль широких проходов (fauces), которые вели во второй двор – peristylium (перистиль).
Здесь атрий повторялся – но в куда более изысканном и проработанном варианте. Имелся еще один огражденный колоннами двор, но сами колонны, сделанные из редкого мрамора с голубыми прожилками, располагались выше. Плотный занавес покоился на толстых тросах, готовый укрыть хозяев от горячих лучей солнца. Прямо под отверстием в потолке для света и воздуха находились второй фонтан и зеленый газон (frigidarium) с большой клумбой ярких редких цветов и несколькими тропическими деревцами. Виден был еще один строй статуй.
Под длинной четырехугольной колоннадой вокруг двора были расставлены глубокие мягкие лежанки, простые кресла, небольшие столики и другие аксессуары фешенебельного существования. Поверх колонн и следующих за ними комнат покоилась ажурная позолоченная решетка, увитая вьющимися растениями. Так что лучи солнца, проникая сквозь нее, доходили до колоннады ослабленными в своей яркости и приятным глазу полусветом заливали ниши и укромные уголки у стен перистиля.
Столовая (triclinium) и домашний алтарь. Из второго двора налево и направо открываются двери, ведущие в спальни хозяина и хозяйки дома, а также их детей, старших слуг и гостей. Эти комнаты довольно малы, но все их стены искусно расписаны фресками.
Но куда важнее этих комнат большая столовая triclinium – триклиний. Друзья Кальва когда-то посоветовали ему переделать свой особняк и на его северной стороне построить столовые – особую «летнюю» и теплую «зимнюю» [35].
Однако его довольно большой триклиний изящно отделан: его украшают пилястры гиметского [36] мрамора, искусно высеченные из камня статуи, буфеты с редчайшими старинными блюдами, а потолок сделан из слоновой кости, покрытой резьбой, причем он устроен так, что мог быть частично открыт в самый разгар праздничного ужина, чтобы опустить на пирующих гирлянды цветов или распылить благовония.
В самой глубине особняка есть также небольшая комнатка для завтраков и особый зал (oecus) для демонстрации еще одного собрания предметов искусства, также там находятся библиотека, личная ванная комната хозяина, о которых будет
