критическое издание «Книги польз» не состоялось и, если не считать нескольких коротких фрагментов, переведенных Ферраном, ее содержание остается неизвестным. Еще в период работы над изучением трех лоций, в один из своих молниеносных «набегов» на Ленинград, я не вытерпел и, нарушив строгое расписание дел по диссертации, пошел в Публичную библиотеку, чтобы «уголком глаза» взглянуть на коронный труд моего автора. Здесь «Книга польз» имеется в феррановой фотокопии рукописи Национальной библиотеки, изданной в 1921–1923 годах в Париже. Скоро я наслаждался сознанием того, на какую золотую жилу напал: передо мною лежало громадное сочинение в прозе, пронизанное многочисленными стихотворными вставками, с массой незнакомых географических названий, множеством причудливых наименований звезд, пестрой вереницей имен и дат, а навигационные термины могли со временем составить материал для особого словаря. Сколько тут будет кропотливой работы, но какой мощный пласт свежего материала получит наша область знания, и только ли наша!
В этом тексте все своеобразно, все неповторимо; здесь даже и главы называются по-особому — «пользы», это значит, что написаны они не только и, вероятно, не столько для услаждения ока и уха, сколько «в рассуждении вящей полезности», то есть для того, чтобы дать современникам всеобъемлющее руководство по судовождению. Сколько тут нового, неожиданного и удастся ли все объяснить? Книга-океан лежала предо мной, я стоял на берегу, не зная, каково будет плавание; но в том, что доберусь до другого берега, не сомневался. Вечером, встретившись с Крачковским, я возбужденно поделился с ним впечатлениями от энциклопедии Ахмада ибн Маджида. Игнатий Юлианович слушал меня, глубоко задумавшись; когда я сказал, что хочу издать это сочинение, его лицо приняло сухое и замкнутое выражение, и он ответил:
— Слишком не торопитесь, знаете. Вот, кончите с тремя лоциями, там видно будет. После лоций сразу не надо ни за что браться, а следует хорошо отдохнуть. Ну, а так что ж… С этой «Книгой польз» вы, я думаю, со временем справитесь, иншаллах [24]. Только в таких делах никогда нельзя торопиться, тут ведь нужна очень основательная подготовка, которая, конечно, не может прийти сразу…
Защитив диссертацию о лоциях, я осенью 1948 года приобрел копию рукописи «Книги польз», 4 декабря началось ее изучение. Как бы напутствием к нему явилось мое свидание с Игнатием Юлиановичем вечером 17 ноября, как обычно, в его домашнем кабинете на Васильевском острове. Я торжествующе показал только что изготовленную копию: «Ну вот, Игнатий Юлианович, думаю начинать эту работу…» — «Что же, это хорошо, — отвечал он, — только помните, что я вам говорил: такая работа не терпит галопа… А вообще, все это очень полезно и нужно, особенно теперь, когда Феррана нет и, значит, некому ее делать в другом месте…» В этот вечер мы говорили о многом, но к энциклопедии больше не возвращались: разговор о ней был отложен до более обстоятельного знакомства с текстом, а пока Игнатий Юлианович внимательно расспрашивал меня о моем житье. Думал ли я, что эта встреча с ним окажется последней в моей жизни! В 1949 год я вступил с твердым намерением справиться с подготовкой критического издания к исходу 1950 года. Но из 177 страниц «Книги польз» удалось, работая урывками, перевести 23, когда новая репрессия прервала работу на семь с лишним лет.
* * *
27 июня 1956 года я вернулся в Ленинград. Радость по поводу возвращения к любимому делу после многолетних скитаний смешивалась с горьким чувством утраты: Игнатия Юлиановича уже не было в живых. Он угас в студеную январскую ночь 1951 года, день в день через 43 года после того, как в этой же квартире остановилось сердце его учителя Виктора Романовича Розена, любимого наставника блистательной плеяды русских востоковедов, в которой звезда Крачковского сияла дольше других. Вслед за своим учителем академик Игнатий Юлианович Крачковский придал «державный бег» кораблю отечественной арабистики, и в этом отношении эта утрата будет восполнена нескоро.
Мне остро не хватало спокойного, ободряющего взгляда Игнатия Юлиановича, его неизменного доброжелательства по отношению ко всем, в ком он отмечал искру серьезного отношения к науке; недоставало его медлительно нисходивших, прочно пригнанных друг к другу, скупых и весомых слов, за которыми стояла мощь громадного опыта; я тосковал по его обаятельной человечности, привлекавшей к нему даже самые заскорузлые сердца. В один из первых дней по приезде я посетил его могилу на Волковом кладбище. Мысли мои мешались; я думал и о моем учителе, так рано, в неполные 68 лет, завершившем свой жизненный путь, и о своей работе, выполняя которую мне теперь не с кем поделиться сомнениями и догадками и не у кого получить добрый совет.
В декабре 1956 года Институт востоковедения предложил мне опубликовать исследование трех лоций. Призванное показать, что арабам исстари не было чуждо искусство судовождения, оно печаталось по свежим следам событий в зоне Суэцкого канала, утверждая историческое право арабской страны управлять водным путем, проходящим по ее территории. Книга под названием «Три неизвестные лоции Ахмада ибн Маджида, арабского лоцмана Васко да Гамы, в уникальной рукописи Института востоковедения АН СССР» вышла в мае 1957 года, через двадцать лет после начала работы над ней и в год, когда окончил свою почти столетнюю жизнь Морис Годфруа-Демомбин, первооткрыватель рукописей Ахмада ибн Маджида, давний сподвижник Феррана, надолго переживший своего друга.
Издание вызвало международный отклик: печатными рецензиями откликнулись Париж, Москва, Дамаск, Лиссабон, Варшава, Каир, Лейден, Краков, Прага, Сан-Пауло в Бразилии, Дар-эс-Салам в Восточной Африке, письмами — Кембридж, Уппсала, Аден, Момбаса; к Международному конгрессу по истории географических открытий в 1960 году вышел португальский перевод книги. Чуть позже начали готовить и перевод ее на арабский язык. О трех лоциях ленинградской рукописи узнали в небольшом княжестве Кувейт на берегу Персидского залива, где появились обширные статьи, посвященные выдающемуся деятелю отечественного судоходства; в восточноафриканском порту Малинди, откуда около 500 лет назад Ахмад ибн Маджид повел корабли Васко да Гамы на восток, имя арабского мореплавателя было присвоено одной из центральных улиц. Светлые крылья славы знаменитого лоцмана вновь прошумели над миром.
* * *
12 мая 1958 года началась работа над текстом «Книги польз». Я приступал к ней с мыслью об ушедших учителях, более всего о том из них, личное общение с которым согревало меня в трудные годы жизни и заставляло стремиться вперед. Действительно, отвечал ли Игнатий Юлианович на мой очередной вопрос, принимая меня в домашнем кабинете, этом строгом храме науки, получал
