your workmen them with all they need,
Each helping each, and profits shall succeed.
Strength shall arise, and Canada be known
Not as a petty colony alone. <…>
The present’s here; the lazy past is done,
We’ll have a country, or we will have none.
Случилось так, что всеобщее мнение склонилось к протекционистскому тарифу (как бы конкретно его ни называли). Джон А. Макдональд поддержал эту идею, а Александр Маккензи — нет. Такие решения гораздо легче принимать, когда ты находишься в оппозиции и тебе нечего терять. В результате всеобщих выборов в сентябре 1878 г. Макдональд вернулся к власти, получив значительное большинство, численно равное тому, которое он проиграл в 1874 г. Члены Либеральной партии не могли этого пережить. Некоторые из них не могли принять и новую Национальную политику (НП), которая с подачи Макдональда стала постоянной характеристикой экономической и политической жизни Канады. Главная идея этой политики состояла в том, чтобы стимулировать развитие канадской промышленности посредством тарифной структуры. Для этого нужно было ввозить дешевое сырье — хлопок, шерсть, нерафинированный сахар или мелассу — и ввести высокие ввозные пошлины (от 20 до 30 %) на товары, которые уже могла производить канадская промышленность, а именно одежду из хлопчатобумажных или шерстяных тканей, очищенный сахар, гвозди, шурупы, машины и механизмы.
Еще одним принципом НП было постоянство, с которой она проводилась. Ни один промышленник не вложил бы 100 тыс. долл. в завод, если бы у него не было уверенности, что тарифная защита будет действовать еще некоторое время. Возможно, для становления молодой промышленности достаточно было двадцати пяти лет. Каким бы ни был этот срок, Макдональд и правительство консерваторов настаивали на важности «постоянства». Либералы, которые безуспешно боролись с НП в парламенте и на трех всеобщих выборах (1882, 1887, 1891), вероятно, сражались также с промышленниками, считавшими, что их бизнес зависел от переизбрания Консервативной партии. Было это так или нет, но вполне очевидно, что Либеральная партия начала получать реальную поддержку от бизнеса только после 1893 г. К этому времени Лорье и либеральная партия отошли от идеи свободной торговли, и консерватор сэр Джон Томпсон довольно резко обрушился на семейство Мэсси [297] и других, получавших слишком большие доходы от тарифной защиты.
Фабрики — главные бенефициары новых тарифов — работали и раньше, однако только с введением НП они стали важной частью канадской жизни. Некоторым современникам казалось, что промышленность Канады возникла почти в одночасье, во время промышленного бума начала 1880-х гг. Тогда появились целые новые отрасли, производящие столовые приборы, настольные и настенные часы, фетровые шляпы, столовую посуду, изделия из шерстяных и хлопчатобумажных тканей. Первый рулон набивной хлопчатобумажной ткани в Канаде был изготовлен в июле 1884 г. на фабрике, мощность которой позволяла выпускать 27 тыс. м (13 тыс. ярдов) в день. Рос потребительский спрос, расширялась сеть сбыта.
Высокая производительность, несомненно, способствовала процветанию и повышению благосостояния страны. В 1840–1900 гг. вырос уровень жизни, измерявшийся количеством того, что можно было купить на 1 долл.; в 1900 г. на эти деньги можно было купить на 25 % больше, чем в начале данного периода. Вместе с тем в 1900 г. доллары, возможно, было труднее заработать, но об этом сложно судить. Конечно, рабочий, живущий в городе, был более экономически зависимым, чем если бы он работал на ферме. Ему приходилось покупать товары и услуги у кого-то другого. Когда люди переезжали с ферм в города, они предполагали, что их жизнь в городе будет лучше. Но этот процесс, похоже, был неоднозначным: квартирная плата в городах была высокой, и иногда семья, переехавшая в город, оказывалась в ловушке из-за неблагоприятной экономической ситуации и уже не могла вернуться назад. И все-таки не вызывает сомнений тот факт, что производительность фабрик была во много раз выше. Возьмем, например, обувь. В 1840-х гг. за день сапожник мог сшить две пары обуви, а в 1880-х гг. рабочий на новой швейной машине мог фактически сделать сотню. На самом деле он изготавливал отдельные элементы для тысячи пар, а другие девять рабочих делали остальные. Выпуск продукции резко возрастал, цены падали.
В техническом оснащении также произошли заметные перемены. Превращение ремесленника 1840-х гг. в фабричного рабочего 1880-х гг. привело к тому, что многие операции стали более однообразными. Естественно, гордость ремесленника была уязвлена работой на фабрике, поскольку для нее уже больше не требовались квалифицированные и опытные мастера, познававшие свое ремесло в течение пятнадцати или двадцати лет. Большая часть операций могла производиться неквалифицированной рабочей силой — мальчиками и девочками. Этот труд был гораздо дешевле. Детский труд — труд мальчиков младше двенадцати лет и девочек младше четырнадцати — был запрещен как в Онтарио, так и в Квебеке в 1880-х гг., но этот закон было невозможно провести в жизнь. В Новой Шотландии на работу нанимали мальчиков начиная с десяти лет, и они не должны были работать больше шестидесяти часов в неделю, пока им не исполнится двенадцать лет! Детский труд не был изобретением проклятых капиталистов, он был результатом сговора родителей и работодателей. Ребенка нужно было чему-то обучить, родителям были нужны деньги, заработанные ребенком, а работодателям нужна рабочая сила. Эти факторы не делают детский труд менее предосудительным, но виноваты в этом были обе стороны. К тому же городская семья была ответвлением фермерской семьи, так что детям приходилось работать по многу часов как в городе, так и на ферме.
Рассмотрим случай четырнадцатилетнего Теофиля Каррона, работавшего по найму на производстве сигар. В возрасте одиннадцати лет, скорее всего, по инициативе отца или матери его отдали в ученики по нотариальному договору ученичества. Через три года Теофиль начал работать по найму, и со временем он должен был превратиться в квалифицированного рабочего на сигарном производстве. Таких молодых рабочих было трудно контролировать, и фабричные мастера не особенно с ними церемонились. При малейшем нарушении дисциплины юных учеников сажали в фабричную тюрьму. Можно предположить, что если бы рабочие не хотели принимать эти условия, они бы этого не делали. У них была возможность уйти, но это было не так легко, как кажется. Можно запасать зерно или деньги, но рабочую силу нельзя запасти, как нельзя было положить на полку голод и забыть о нем. В этой сделке у рабочей силы и капитала были разные возможности. Рабочим нужно было работать, чтобы питаться. Капитал просто сидел, дьявольски усмехаясь и извлекая деньги из них самих.
С болезнями дела обстояли еще хуже. Если вы заболевали на ферме, то всегда находился кто-то, кто
