У золота есть одна особенность: оно полностью меняет мировоззрение человека. Когда речь идет о золоте, я не доверяю никому, даже себе. Я никогда не был состоятельным, поэтому возможность обладать сокровищем может сделать меня еще хуже, чем я есть на самом деле.
Более того, оно повлияет на поведение моих спутников, а они, за исключением Пенелопы, и без того не внушали мне уважения. Молодой девушке, оставшейся в этом мире одной и без денег, предстоят тяжелые времена. Она становится жертвой домогательств и всевозможных несчастий, что не облегчает ей жизнь. Что бы ни случилось, надо проследить, чтобы Пенелопа получила причитающуюся ей часть богатства.
Я подумал и о себе. Если золото найдется, мне тоже кое-что должно достаться, однако я был уверен, что когда дело дойдет до главного, все будут действовать по принципу "каждый за себя, а на остальных наплевать".
Утро наступило слишком скоро; я проснулся перед рассветом, услыхав сквозь сон легкие шаги по воде. Открыв глаза, глянул на мустанга - он настороженно поставил уши, и я сжал под одеялом свой замечательный нож.
Нож был особенный, его сделал человек по прозвищу Жестянщик. Лезвие его было острым, как бритва, - я им часто скоблил щетину - и в то же время таким прочным и твердым, что резало кости так же легко, как мясо. Жестянщик был путешествующим торговцем, он продавал разные вещи, но иногда в его товарах встречались собственноручно сделанные ножи.
Под ногами подкрадывающегося человека едва слышно плескалась вода, а я думал о том, как этот человек старается незаметно подобраться ко мне, не подозревая, что его присутствие можно обнаружить задолго до того, как он ступит на сухую землю. Вдруг я услышал, как хлюпнула вода в сапоге и увидел, что надо мной с топором в руке стоит Лумис.
Он стоял очень близко, подготовив топор для удара, но когда наши взгляды встретились, он остановился. В глазах у него мерцала злость. Ну, я-то всю жизнь только и делал, что выбирался из неприятностей и дрался. По тому, как он держал топор, я понял, что он ударит сверху вниз и налево, поскольку человеку, рубящему от правого плеча очень трудно с точностью бить направо.
Если Лумис меня ударит, я откачусь вправо и вскочу на ноги. Он сжимал топор с такой силой, что побелели костяшки пальцев, лицо его было искажено ненавистью. Внезапно до меня дошло, что каким бы старым ни был Лумис, он хотел заполучить не только золото, но и девушку.
На секунду я подумал, что он одумался, однако Лумис вдруг шагнул вперед, с хрипом втянул воздух и рубанул. Его вздох предупредил меня, но он ударил очень быстро - я едва успел увернуться, и лезвие топора просвистело в нескольких дюймах от моего плеча.
Затем я одним прыжком, как кошка, оказался на ногах и тут же приставил нож к груди Лумиса. У него не было ни единой возможности снова поднять топор, я мог за мгновение распороть ему живот, и он понимал это. Я посмотрел ему в глаза и произнес: - Лумис, ты вонючий ублюдок с манией убийства. У меня есть все основания прикончить тебя.
Тем не менее я не мог его убить. Если бы Лумис зарубил меня, никто не стал бы горевать, ведь у меня была репутация известного преступника. Может быть Пенелопа и возмутилась бы, но что бы она сделала? Флинчу было все равно, жив я или нет. С другой стороны, если бы я зарезал Лумиса, кто бы мне поверил, что он напал на меня с топором в руках?
Поэтому я лишь поглядел ему в глаза - мы стояли лицом к лицу на расстоянии полутора футов - потом опустил нож и срезал пуговицу с его куртки, затем еще одну и еще... пока лезвие не оказалось у него под подбородком. Тогда я поднес кончик ножа к его шее и слегка кольнул.
- Не следовало тебе этого делать, мистер Лумис. Ты подрываешь веру в людей. А теперь поворачивайся и убирайся обратно в лагерь. И вот еще что, мистер Лумис, не пытайся повторить свою попытку, или я выпущу тебе кишки.
Пот с него тек ручьями, я редко видел, чтобы человек так испугался. Он попятился, повернулся и бросился прочь, разбрызгивая воду.
Я оседлал коня, приторочил седельные сумки, захватил винчестер и, ведя мустанга в поводу, по краю низины обошел лагерь и приблизился к нему с противоположной стороны. Я хотел убедиться, что к нам никто не подобрался, а также подойти к остальным так, чтобы видеть их всех.
Когда я подошел, Пенелопа как-то странно на меня посмотрела, но ничего не сказала. У меня сложилось впечатление, что Флинч знал, что произошло между мной и Лумисом, потому что от глаз этого метиса мало что ускользало. Он был из тех, что дожидаются конца драки в сторонке, а потом подбирают оставшиеся лакомые кусочки.
Мы выехали в прерию. Я понимал, что за нами уже охотятся, скорее всего преследователи идут по ручьям, где есть вода. Однако теперь нас окружали многочисленные болотца и пруды, так что вода перестала быть проблемой.
Следующей ночью мы остановились в ложбинке у ручья Каррисо, в месте, которое трудно было обнаружить даже приблизившись на несколько ярдов.
Лумис нервничал. Он меня избегал, а я был только рад этому. Присев на корточки возле костра, я пил горячий черный кофе и разговаривал с Пенелопой. Давно мне не приходилось перемолвиться словечком с девушками.
- Будьте осторожны, - предупредил наконец я ее, - не доверяйте никому. Вы красивая девушка, а там, где речь заходит о золоте и девушках, доверять можно очень немногим.
- А вам можно, Нолан? - Она впервые назвала меня по имени.
- Мне тоже нельзя. Я так же охоч до золота, как и всякий другой.
- А до женщин?
- Ну, до определенного предела. Мама научила меня уважать женщин.
Пенелопа молчала минуту или две, затем очень тихо сказала: - Я вообще не верю людям, Нолан.
- Вы должно быть верите Лумису, если забрались вместе с ним в такую глушь.
- Он достаточно стар, чтобы быть мне отцом. Или даже почти дедушкой. Кроме того, как еще я смогла бы попасть сюда? Вы бы рассказали кому-нибудь, где спрятано сокровище, с тем, чтобы потом остаться дома и ждать, пока он вернется с вашей долей?
- Никогда.
- Вот и я тоже.
Мы тронулись в путь с первыми лучами рассвета. По дороге все чаще стали попадаться кусты мескита и заросли опунции. Я вынул из чехла винчестер и ехал, положив его поперек седла. Мы направлялись на северо-запад к броду через ручей Перико, который находился точно к югу от горы Заячьи Уши.
Мы с мустангом держались в стороне от повозки, то впереди нее, то позади, но ни на мгновение не теряя ее из вида. В то же время я старался не подставлять спину своим спутникам.
Где, интересно знать, Сильвия Карнс со своими братцами? И что стало со Стивом Хукером?
Выехав на гребень невысокого холма, я увидел далеко на горизонте в северной стороне двойную вершину Заячьих Ушей. Она была едва ли достаточно высокой, чтобы заслужить в этих краях титул горы, но даже с этого расстояния можно было легко разглядеть, почему она получила такое название.
Время было около полудня, мы находились примерно в миле от брода. Не поднявшись на холм, гору увидеть было невозможно, поэтому остальным я ничего о ней не сказал.
В голове у меня вертелись мысли о том, что мы находимся в нескольких милях от громадной кучи золота и что если я не ошибаюсь, с полдюжины людей готовы убивать ради того, чтобы завладеть этой кучей.
Неожиданно я подумал: "А почему бы просто не слинять отсюда? С какой стати вмешиваться не в свое дело? Пусть эти Карнсы и их родственнички перебьют друг друга. Стоит ли даже такое количество золота того, чтобы я рисковал за него жизнью? Вряд ли."
Мне не составит труда повернуть коня и уехать прочь. В нескольких днях перехода лежала Мора - городок, где жили мои дальние родственники. На севере раскинулись бесшабашные старательские поселки, где можно было заработать тем или иным способом. Легкий посыл поводьями и я свободен, мне не надо будет ни о чем беспокоиться, кроме как о встрече с команчами.
Однако вся штука была в том, что в повозке ехала девушка; каким бы подлым я ни был, не по мне оставлять ее на растерзание стаи волков. Просто не по мне.
Каждой своей клеточкой я чувствовал, что надо бежать, однако я развернул коня и направился к броду.
И к крупным неприятностям.
Глава 7
Выше брода, перегораживая тропу, сидели на лошадях Стив Хукер, Текс Паркер и Чарли Хэрст. Все они просто сидели, положив винтовки на седла, а Стив Хукер к тому же усмехался. Они были уверены, что я остановлюсь.
- Вам, ребята, чего-нибудь нужно? - позвал я их.
- Заворачивайте коней и убирайтесь отсюда! - заорал Хэрст. К этому времени я подъехал к берегу.
Глубина ручья была здесь не более восьми дюймов, дно твердое и каменистое. Я пришпорил мустанга, промчался по воде, взлетел на берег и врезался прямиком в троицу.
Они наверняка ожидали, что я встану на берегу и затею с ними разговор, но когда впереди беда, я не разговариваю, а действую, поэтому поравнявшись с ними, я выпустил поводья и двинул винчестером направо и налево.
