Ознакомительная версия.
БАН несколько последних лет активно разрабатывает военную тематику. 65-летию Победы она посвятила серию библиографических указателей академических изданий военного времени, материал которых актуализируется также в рамках фундаментальной академической программы «Научное наследие Российской академии наук». В 2008 г. БАН провела международные библиографические чтения, посвященные памяти одного из инициаторов и основных исполнителей уникальной библиографической деятельности военной поры – ученого секретаря БАН Константина Илларионовича Шафрановского (1901–1973).
В одном ряду с этими работами БАН стоит исследовательский проект «Материалы Комиссии АН СССР по делам ленинградских учреждений как источник по истории организации науки в блокадном Ленинграде». В рамках проекта подготовлены к изданию ранее не публиковавшиеся материалы об организации академической науки в блокадном Ленинграде. Цель такого издания – введение в широкий научный оборот архивных документов, касающихся деятельности регионального отделения Президиума АН СССР и уточнения представления об организации науки в блокадном Ленинграде.
Материалы, подготовленные к печати в ходе проекта (исследовательской работы в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН), касаются важнейшей составляющей ленинградской академической науки – организационной деятельности регионального академического органа управления, действовавшего с конца августа 1941 г. по начало февраля 1942 г.
Этот орган за время своей деятельности сменил несколько наименований и несколько составов.
Первый состав (конец августа – первая половина октября 1941 г.[59]) – академик-секретарь Отделения биологических наук Л.A. Орбели – председатель Комиссии, академик-секретарь Отделения литературы и языка П.П. Мещанинов, академик-секретарь Отделения геолого-географических наук П.П. Степанов.
Второй состав – академики С.А. Жебелев (председатель), И.Ю. Крачковский, профессор M.Л. Артамонов, профессор А.Н. Кириченко, начальник ЛАХУ М.Е. Федосеев, доцент Б.В. Павлов (в составе были замены) – начал действовать 4 ноября[60] и 24 декабря 1941 г. (со смертью академика С.А. Жебелева) фактически завершил свою деятельность[61].
С 29 декабря 1941 г.[62] Комиссия начала работать в третьем составе. Председателем стал академик И.Ю. Крачковский, членами (в разное время) были: член-корреспондент М.М. Карнаухов, профессор А.Н. Кириченко, профессор С.И. Ковалев, профессор С.М. Доброгаев, кандидат исторических наук М. А. Тиханова, кандидат исторических наук С.Н. Бибиков, М.Е. Федосеев, кандидат биологических наук Б.В. Павлов, кандидат исторических наук А.И. Болтунова.
Второй и третий составы имели замены, число членов колебалось от 4 до 6. Блокада сильно повлияла на состав и степень самостоятельности Комиссии по делам ленинградских учреждений. Комиссия была существенно расширена за счет введения членов значительно более низкого по сравнению с первым составом номенклатурного ранга (доктора и кандидаты наук). Решения по введению в свой состав новых членов она стала принимать самостоятельно[63], причем, при обсуждении новых кандидатур учитывались их желание и возможность работать в Комиссии, а не только научное направление деятельности.[64] Проблематика, отраженная в документах Комиссии, чрезвычайно широка. Комиссия не только занималась регламентацией деятельности научных учреждений Ленинграда. На ней лежали подготовка к эвакуации отдельных лиц и учреждений в целом, организация длительных командировок для научных кадров (в глубокий тыл и за границу), обеспечение денежного довольствия отдельных лиц и учреждений, изменение штатного расписания учреждений, организация питания и лечения, обеспечение продовольственными карточками, обеспечение сохранности имущества погибших и эвакуированных научных сотрудников. Все это позволяет рассматривать сохранившиеся архивные материалы Комиссии как важнейший источник по управлению обеспечением жизни сотрудников академических учреждений Ленинграда в целом и бытовой истории каждого человека в отдельности. Жизнь каждого легче, разумеется, понять в общем контексте событий, происходивших в академической системе Ленинграда. В этом смысле архивные документы по организации жизни и деятельности ленинградских учреждений дают ключ к пониманию смысла этой организационной деятельности, позволяя увидеть:
– как общие решения входят в жизнь отдельной личности, изменяя и приспосабливая ее к условиям академической организации;
– как развиваются отношения между потребностями организации и потребностями личности (совпадение или конфликт интересов);
– какие пути избирает организация для управления этими отношениями.
Особое значение материалы этого периода имеют для уточнения событий эвакуации. Для академических учреждений Ленинграда это эвакуация шрифтов Типографии АН СССР, подготовка к эвакуации Архива и Библиотеки АН СССР, включение в эвакуационный академический эшелон отдельных ученых, эвакуация руководящих работников ленинградских академических учреждений и замена уехавших руководителей высшего звена, утверждение кандидатур на должности вместо уехавших в эвакуацию, выбывших по болезни или умерших руководителей учреждений. Документы показывают эвакуационные события в динамике, поскольку война вызвала к жизни различные концептуальные модели сохранения академических учреждений (в том числе и БАН), которым соответствовал определенный период развития военных действий вокруг Ленинграда. Отражен в документах и животрепещущий кадровый вопрос, поскольку начало блокады вызвало к жизни резкое сокращение кадров в академических учреждениях и утверждение новых штатных расписаний. Документы фиксируют реальную ситуацию с финансированием ленинградских учреждений, по ним можно увидеть и размеры заработной платы сотрудников и руководящих лиц академических учреждений.
Острота сложившегося положения видна буквально в первом же протоколе (от 25 августа 1941 г.) заседаний Комиссии по делам ленинградских учреждений, в котором отражено тяжелое положение детей академических сотрудников, эвакуированных с детской организацией Ленинградского дома ученых в с. Борок[65] (отсутствие четкой организации эвакуации и регулярного финансирования, неудовлетворительные условия питания и проживания)[66].
Болезненно и долго решалась проблема эвакуации. В переписке по вопросам эвакуации учреждений АН СССР и по организации охраны ценностей в Ленинграде имеется письменное обращение[67] ленинградского академического руководства к главнокомандующему войсками Северо-Западного направления маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову и заместителю председателя Комитета обороны г. Ленинграда члену Военного совета Северо-Западного направления А. А. Жданову, где дается целостная картина, которая сложилась к началу блокады с эвакуацией ленинградских академических учреждений. Обращение освещает длительную историю обсуждения с разными инстанциями вопроса об эвакуации ленинградских академических учреждений и объясняет ситуацию, которая привела к тому, что практически все они (за исключением трех) остались в блокированном городе.
Отправка наиболее известных ученых вместо эвакуации в длительные командировки фактически являлась разновидностью эвакуации. Массовый характер направление в длительные командировки приняло с 27 августа по 13 сентября 1941 г. В этот период были оформлены командировки в Иран, в Таджикский филиал АН СССР, в Казань, в Ижевский медицинский институт, в Педагогический институт Новосибирска для заведования кафедрой.
Однако не все академические ученые стремились покинуть осажденный город – управляющему органу приходилось сталкиваться и с нежеланием сотрудников уезжать в эвакуацию. Так, в частности, 6 сентября 1941 г. на Ученом совете Пулковской обсерватории научные сотрудники высказались за то, чтобы оставить в Пулково службу времени. Основная причина отказа уехать в эвакуацию: только в Пулково (или, на крайний случай, в Ленинграде) оборудование и научные работники отдела могут давать ценную астрономическую информацию в общегосударственных и конкретных оборонных целях. Вопрос о том, что сотрудники Пулково по-прежнему остаются на своем месте и не эвакуируются, обсуждался еще раз на Комиссии по делам ленинградских учреждений 20 февраля 1942 г.
Этот факт важен тем, что из мемуарных материалов, опубликованных в наше время, известно, какой ценой дался сотрудникам Пулковской обсерватории этот отказ – ради своего дела – от эвакуации. Так, Софья Александровна Павлова[68] – супруга профессора Николая Никифоровича Павлова[69] – писала в своем дневнике[70]:
Ознакомительная версия.
