Столицей единого Русского государства была Москва — естественный экономический, культурный и политический центр страны. Территория ее к началу XVI в. достигала современного Бульварного кольца. Заселялось и Заречье (Замоскворечье). Москва принадлежала к числу крупнейших европейских городов. Имперский посол Герберштейн, побывавший на Руси в 1517 и 1525 гг., считал, что число дворов в ней достигало 41,5 тыс. М. Меховский писал в 20-е годы XVI в., что Москва была «вдвое больше тосканской Флоренции и вдвое больше, чем Прага в Богемии».[167] Центром торгово-ремесленной жизни города был Большой посад. Он занимал территорию позднейшего Китай-города. Основные магистральные улицы столицы вели на Тверь (Тверская), Дмитров (Дмитровка), Волоколамск, Новгород. Москва тем самым контролировала центры старинных удельных и когда-то независимых в экономическом и административном отношении княжеств. Через дорогу на Можайск и Смоленск (Арбат) Москва была связана с Великим княжеством Литовским. Из Заречья дороги шли на юг (Ордынская), а также на Серпухов, Коломну и Калугу.
Москва стала крупнейшим торговым центром страны. Итальянец Контарини (1476 г.) так описывал зимний торг на Москва-реке: «…строят лавки для разных товаров, и там происходят все базары… Ежедневно на льду реки находится громадное количество зерна, говядины, свинины, дров, сена и всяких других необходимых товаров. В течение всей зимы эти товары не иссякают… чистое удовольствие смотреть на это огромное количество ободранных от шкур коров, которых поставили на ноги на льду реки».[168] Москва вела оживленную торговлю со странами Востока и итальянскими колониями в Крыму. Через Новгород и литовскую границу в столицу поступали товары ливонских и других северо- и западноевропейских городов.
Состав населения столицы отражал черты, присущие феодальному городу той эпохи. В Кремле жил великий князь и его ближайшее окружение, так как Москва являлась центром управления государством. Там же находилось и митрополичье подворье, ибо Москва давно была и центром церковной жизни страны. Число церквей и монастырей здесь было непомерно велико. В Москве и подмосковных селах жили представители феодальной знати, входившие в великокняжеский двор. Но основную массу столичного населения составляли, как и в других городах, черные ремесленники и торговцы. Социальные антагонизмы выступали в Москве в наиболее обнаженной форме. Именно поэтому столица была очагом особенно острых форм классовой борьбы. В управлении Москвой сохранялись черты неизжитого наследия удельных времен. Так называемая третная система управления вела происхождение от совместного управления городом сыновьями Ивана Калиты. Она была ликвидирована Иваном III, да и то не полностью: «третной наместник» (наряду с большим московским) продолжал существовать и в более позднее время.[169]
Превращение Москвы в столицу единого Русского государства сделало необходимым перестройку политического центра города — Кремля. Взамен обветшавших и снесенных старых соборных зданий в конце XV в. были построены кафедральный Успенский и великокняжеский Благовещенский соборы, в 1505 г. заложили Архангельский. Марк Фрязин при участии Антонио Солари возвел Грановитую палату, где происходили торжественные приемы иностранных послов и заседания Боярской думы. В 1491–1508 гг. была перестроена и жилая часть Государева дворца. В 1485 г. строительство новых крепостных укреплений началось с южной стороны Кремля, выходящей к Москве-реке. В 1491–1492 гг. были построены восточные укрепления, а к 1495 г. строительство треугольника кремлевских стен было завершено.[170] Но возведение всей оборонительной системы закончилось уже при Василии III. Бурный подъем экономики России на рубеже XV–XVI вв., нашедший наглядное выражение в жизни ее столицы, создавал реальные предпосылки для завершения объединительного процесса в стране.
Падение ордынского ига в 1480 г. имело для истории России во многом определяющее значение. Оно свидетельствовало о том, что на востоке Европы созидается мощное государство, которое способно противостоять натиску наследников Чингис-хана. Отныне это государство отряхнуло прах зависимости от ханов и приступило к решению стоявших перед ним важнейших задач, и прежде всего к завершению объединительного процесса.
К началу 80-х годов наряду с Великим княжеством Московским в Северо-Восточной Руси существовали два великих княжества (Тверское и Рязанское) и одна феодальная республика (Псков). Самостоятельная Тверь представляла особую опасность, поскольку тверские князья упорно искали поддержку своему противостоянию московским государям в Великом княжестве Литовском, в состав которого входила значительная часть исконных русских земель. Сложность состояла и в том, что основные земли Северо-Восточной Руси, которые находились под верховной властью Ивана III, были как бы исполосованы уделами его родичей. Ростов находился «до живота» (смерти) во владении его матери княгини Марии (в иночестве Марфы). В Угличе и Волоколамске княжили его братья Андрей Большой и Борис, проявившие «шатость» во время событий 1480 г. Вологда находилась в распоряжении Андрея Меньшого, а Верея и Белоозеро были княжением двоюродного брата Ивана III Михаила Андреевича.[171]
Удельные родичи были связаны с Иваном III серией договорных грамот. Они признавали его старейшинство, обязывались придерживаться его внешнеполитической ориентации и участвовать в военных акциях против его врагов. Все это так. Но договоры оставались только договорами и могли быть в любое время нарушены. Включение в состав единого государства последних независимых или полузависимых государственных образований после 1480 г. стало основной политической задачей, без успешного решения которой невозможно было приступить к борьбе за воссоединение русских земель с более грозным противником — Великим княжеством Литовским. После того как ордынский хан Ахмат отошел с Угры, тем самым признав свое поражение, 28 декабря 1480 г. Иван III вернулся из Боровска в Москву.[172] Здесь его ожидал сюрприз. В столицу прибыли послы двух крамольных братьев великого князя — Андрея Большого и Бориса Волоцкого, которые ожидали уплаты по векселю. Ведь за участие в общерусской борьбе с Ахматом Иван III обещал им выделить дополнительные земли из наследия умершего в 1472 г. брата Юрия.
Ивану III пришлось выполнить взятые им обязательства. Он пожаловал Андрея Большого Можайском, Андрея Меньшого — Серпуховом, а Бориса — Суходолом и селами Марии Голтяевой. Впрочем, это было только предварительное соглашение. Докончания Ивана III с Андреем и Борисом, заключенные в феврале 1481 г., рисуют несколько иную картину. Можайск Андрей Большой получил (по предварительному варианту речь шла о Калуге). Села Голтяевой упоминаются и в докончании Бориса. А вот о Суходоле и речи уже не шло. Аппетиты братьев урезали. В формуляр докончании внесены были лишь небольшие поправки. Докончания 1481 г. носили временный характер. Разработкой формуляра подобных документов правительство занялось в 1481–1482 гг. Но великий князь потерял не так уж много, тем более что приобрел он в то время больше. 5 июля 1481 г. умер Андрей Васильевич Вологодский (Меньшой). По завещанию этого бездетного князя весь его удел перешел к Ивану III.[173]
Первой ласточкой наступления на права удельных князей был договор 4 апреля 1482 г. Ивана III с кн. Михаилом Андреевичем Верейским. Согласно его тексту, князь завещал после своей смерти Белоозеро великому князю.[174] Это было значительным ущемлением прав сына Михаила Андреевича — Василия. Осенью 1483 г. кн. Василий вместе с женой бежал в Литву. Поводом был следующий эпизод. Выдав племянницу замуж за кн. Василия, Софья Палеолог отдала ей в приданое «саженье», принадлежавшее когда-то первой жене Ивана III. Однако после женитьбы сына — наследника престола — Ивана Ивановича на Елене Стефановне (начало 1483 г.) Иван III пожелал одарить сноху драгоценностями матери Ивана Молодого. Поэтому он решает отобрать «саженье» у жены Василия Верейского. Узнав об этом, Василий бежал в Литву.[175] Эпизод интересен не только для истории отношений Ивана III с удельными князьями, но и для понимания роли при великокняжеском дворе самой Софьи.
После побега кн. Василия Иван III 12 декабря 1483 г. заключил последнее (пятое) докончание с его отцом.[176] Согласно его тексту, теперь уже кн. Михаил обязывался передать весь свой удел после смерти Ивану III. Это обязательство было закреплено в завещании князя, составленном летом — 1485 г. Формула об Иване III как душеприказчике в завещаниях удельных князей, по словам Л. В. Черепнина, «создавала правовую основу для подчинения последних».[177]