Силы двух партий, умноженные за счет многочисленных наемников, мало чем отличались друг от друга. Они пустились в долгую заварушку, не брезгуя грабежами и чудовищными пытками мирных жителей, попадавшихся им на пути. Первое значительное столкновение имело место при Жарнаке. Здесь Таванн разбил протестантов. Оно не привело бы к существенным последствиям, если бы Конде, рухнувший с коня, не был умерщвлен, а герцог Анжуйский не проявил бы свою доблесть (13 марта 1569).
Отдавая дань уважения мифу о королевской крови, за которую войска платили такую цену, Жанна д'Альбре, королева Наварры, и принцесса Конде привезли своих юных сыновей в гугенотский лагерь. В сущности, адмирал остался единственным главой протестантской партии.
В другом лагере мощная пропаганда представляла Месье как надежду и главного бойца за дело католицизма. За несколько месяцев юный принц сумел приобрести военный опыт, который позволил ему затем снискать честь победы при Монконтуре. Эта ужасная баталия — стремительная, горячая, мудро проведенная, произошла 3 октября 1569 г.
Сперва удача колебалась и отвернулась от протестантов, когда адмирал, раненный в рот, вынужден был отступить. Швейцарские наемники перерезали до последнего всех немецких ландскнехтов, своих конкурентов. Множество пленных французов встретили бы ту же участь, не вмешайся Месье. Генрих проявил рыцарскую доблесть и качества стратега. По всей Европе прогремела его слава, воспетая Ронсаром.40 Его сравнивали с Александром, с Цезарем. Филипп II прислал ему почетную шпагу. Елизавета Английская и то была взволнована, пожелала увидеть портрет этого полубога и почувствовала, что сердце у нее не на месте.
Подобный триумф вывел из себя Карла IX. Король не выносил брата, предпочитаемого не только Екатериной, но также их младшей сестрой Маргаритой (Марго), к которой оба относились весьма пылко. Бросая вызов матери, король поспешно принял командование и в жажде трофеев предпринял осаду Сен-Жан-д'Анжели. Королевская армия разбилась об эту неприступную твердыню, потеряла плоды победы и дала Колиньи время восстановить свои силы.
Католики все еще верили, что адмирал ослаб, деморализован, засел за своими укреплениями, и вдруг увидели, что он перешел в наступление, прошелся по югу, захватил Лангедок. Вот он уже очутился в долине Роны и не скрывал своего намерения двигаться на Париж. Отравитель и два убийцы с кинжалами, подосланные к нему, оказались не в силах его остановить.
Королева, вернувшись к своему излюбленному методу, направила для переговоров двоих посланцев, Бирона и Маласси, с которыми Колиньи согласился встретиться в Монреале близ Каркассона. Бирон ничуть не скрывал своего восхищения этим человеком, постоянно побеждаемым, но «похожим на победителя».
— Если бы его не стало, — сказал он приверженцам Реформации, — мы бы вам и стакана воды не предложили.
Как бы там ни было, адмирал направил ко двору своего зятя Телиньи: гугеноты требовали как гарантию для себя, Кале и Бордо, то есть возможности надежной связи с Англией. Все протестовали. Карл IX, поддавшись дикому приступу гнева, хотел заколоть Телиньи кинжалом.
Тем временем адмирал продолжал наступать, оставляя позади выжженную землю. Он дошел до Луары. Екатерина, отбившись от Гизов, которые настаивали на католическом восстании, подписала перемирие, получившее название Сен-Жерменского договора, или Мира королевы.
— Мы завоевали бы мир оружием, а они добились его дьявольскими подписями! — воскликнул разъяренный Монлюк.
В сущности, все вернулось к 1563 г.: свобода совести, свобода культа, предусмотренного положениями Амбуазского эдикта, четыре крепости, обеспечивающие безопасность кальвинистов: Ла-Рошель, Монтобан, Ла-Шарите, Коньяк (8 августа 1570).
Добрый мир надлежало скрепить также добрым браком. С тем чтобы доказать свою искренность, Екатерина не поколебалась предложить протестантам сочетать свою дочь Маргариту, жемчужину Валуа, с Генрихом де Бурбоном, наследником королевства Наваррского, сыном Жанны д'Альбре и Антуана де Бурбона. Но этого было недостаточно, чтобы восстановить доверие.
Изнурение и отсутствие средств и даже определенная забота о всеобщем благе побудили между тем обе стороны разоружиться. Король потребовал от членов своего совета дать клятву уважать соглашение. Когда настал черед герцога Анжуйского, тот поклялся «так же не щадить себя, поддерживая мир, как не щадил себя на войне». В тот же день адмирал писал королеве: «Умоляю Вас, сударыня, поверить, что у Вас нет более преданного слуги, каковым я был и желаю быть».
В 1570–1571 гг. международная политика отодвинула на второй план внутренние дела. Эта громадная шахматная партия, где ставкой была европейская гегемония, оказала прямое влияние на драму Варфоломеевской ночи. Представляется, таким образом, необходимым рассмотреть, каковы были в тот момент позиции главных участников игры.
Как и в наши дни, идеология обладала такой силой, что территориальные интересы полностью ей подчинялись. Ислам поднялся против христианства, католицизм против Реформации. Все прочие вопросы рассматривались сквозь эту призму.
В течение столетия турки прибрали к рукам немалую часть Западного мира. Остановленные у Вены в 1529 г., у Мальты в 1565 г., они осуществляли, после того как подчинили себе корсаров, экспедиции вдоль берегов Средиземного моря и жуткие набеги на мирных жителей. Внезапно в 1570 г. Оттоманская империя возобновила свой завоевательный поход и захватила Кипр, восточный бастион Венеции. Зыбкое равновесие оказалось нарушено. Венеция была единственным государством, которое стремилось сохранить свою политическую и экономическую независимость, держась в стороне от религиозных распрей. Она по-прежнему продолжала торговать с Портой и поощряла во Франции либеральную политику королевы-матери. Захват Кипра вынудил ее встать на сторону ультракатоликов, и прежде всего Святого Престола, с которым у нее, однако, сохранялась противоположность интересов в Италии. Повергнутый в ужас папа призывал к крестовому походу и бился как рыба о лед, чтобы примирить Австрийский дом и Францию. Пий V был страстным сторонником инквизиции. Как и его предшественник Пий IV, он вел против отступников и язычников жесткую и нетерпимую политику, умышленно игнорируя местные особенности. В частности, в отношении Франции он придерживался устаревшей концепции, где не принимались во внимание последствия страстного духовного спора, разразившегося полстолетия назад. В его глазах основным долгом христианнейшего короля было следовать примеру Филиппа II и поддерживать правую веру, истребляя паршивых овец. Эта несколько простодушная непримиримость приводила к результату, противоположному цели. Позднее она вызвала великие бедствия. Отнюдь не способствуя воссоединению, она ужесточала фанатизм протестантов, устрашала умеренных католиков, а других толкала к мятежу. Колиньи и Гизы равно ненавидели турок, поход против которых мечтали возглавить. И вместо того, чтобы воспользоваться таким состоянием духа, Верховный Понтифик призывал к уничтожению учеников Лютера и Кальвина.
Но племянница двух пап эпохи Ренессанса (Пий V был уже Папой эпохи Контрреформации) госпожа Медичи принадлежала к школе законченных реалистов. Она не собиралась ни разрывать Сен-Жерменский договор, ни отказываться от старого союза, который Франциск I заключил с Высокой Портой. Она недавно приняла от султана новые разрешения, которые исключительно содействовали французской торговле и процветанию города Марселя. Никакая доктрина не превалировала для нее над интересами королевства, над европейским равновесием.
К великому ужасу благочестивых душ, Карл IX оставался другом неверных и отказался примкнуть к Христианской Лиге, созданной Святым Престолом, Испанией и Венецией. Султан даже предложил подарить герцогу Анжуйскому половину острова Кипр. Христианская Лига, в которой верховодил Филипп II, придала новый блеск его величию. Начиная с Като-Камбрезийского мира первенство короля Испании на континенте было неоспоримо. Его штандарты развевались в Мадриде и Лиме, в Брюсселе и Неаполе, в Милане и Мехико. Золото Нового Света текло в его сундуки. Его кузен, император, разумный человек, который знал, как сохранять мир с немецкими княжествами, почитал его как главу своего дома. Истинная светская рука Церкви, католический государь, располагал, помимо прочего, в каждой стране многочисленными людьми, решительными и могущественными, которым внушал твердое доверие. К своим 23-м коронам он добавил престиж, которым отличается покровитель международного сообщества. Филипп лично обладал безмерной мощью и, в противоположность Екатерине, руководствовался в своих действиях своим идеалом. Часто недооценивают его стремления ко всемирной монархии. Все было достаточно просто в этой натуре, медлительной, склонной к мистике, подозрительной и мелочной. Сын Карла V желал, когда скончается, быть принятым на Небесах Святой Троицей, как прежде его отец (эта мысль не вызывала у него ни малейших сомнений). Соответственно, ему надлежало, как и отцу, быть «оплотом христианства» везде и всюду, неважно, какой ценой сберегая целостность веры. Он куда меньше помышлял о завоеваниях, чем о сохранении завоеванного, и если доходил до того, что требовал или захватывал какие-либо земли, истинные его намерения ограничивались поддержанием завещанного предками порядка. Его миссия, и в этом он был убежден, состояла в том, чтобы уничтожить неверных, еретиков,41 и прежде всего подавить протестантскую революцию, которая, одержав победу в Англии, раздирала Францию и заражала его собственные владения. Вполне естественно, что его доминирование над различными государствами, пораженными этой проказой, представлялось ему единственно действенным лекарством. В самой Испании католический государь суровыми карами уничтожил подрывные идеи и угрозу гражданской войны. Инквизиция могла гордиться равным успехом в Италии, полностью подчиненной Габсбургам, не считая Венеции и, в известной степени, Тосканы. Но население Нидерландов, будучи не в силах выносить тиранию, дерзко опровергало великолепие системы.
