стр. 171 русского перевода,
Дневник похода в изд. Кояловича pag. 11) подробности несколько отличные: у Пиотровского не упомянуто об участии в экспедиции Сибрика, у Гейденштейна не сказано о порче соляных копей (варниц).
В Дневнике похода (pag. 11, 12) находятся любопытные подробности о советах Баторию Бельского, а у Гейденштейна (стр. 174) просто сообщается только об его переходе на сторону Польского короля, при чем один Гейденштейн называет его Богданом — ошибочно.
Гейденштейн (стр. 179) излагает содержание [LXIII] инструкции, данной Дрогоевскому, старосте Перемышльскому, при отправлении послом к султану, а Пиотровский в дневнике от 17-го июля (pag. 22) прямо заявляет, что она осталась для него тайною.
Пиотровский в дневнике от 22-го июля (pag. 35, 36) дает только краткую характеристику грамоты Иоанна, говоря, что она содержала удивительные аргументы и безпрестанные ругательства, а у Гейденштейна (стр. 182, 183) подробно изложено ее содержание.
При сообщении о тайном совещании 29 Июля относительно дальнейшего направления похода (на Новгород или на Псков) Гейденштейн (стр. 183) гораздо подробнее, чем Пиотровский (pag. 41, 42), излагает содержание различных мнений; видно, что последний пишет только по слуху о результате совещания, а первый имел сведения о самом ходе прений и о мотивах, которые были выставляемы участвовавшими в них. В дипломатической переписке, сопровождающей дневник, находится письмо самого короля к маршалку (№ 59 pag. 329), в котором говорится об этом самом совещании и о мотивах принятого решения, но также весьма кратко; не оно служило источником для Гейденштейна, да и препровождено оно было к Опалинскому, конечно, помимо Пиотровского.
Пиотровский (pag. 42) передает весьма кратко содержание ответной грамоты Батория Иоанну, хотя он сам участвовал в ее составлении и переводе на русский язык; он рассчитывал на то, что будет иметь возможность сообщить своему корреспонденту полную копию документа; Гейденштейн (стр. 186) подробно излагает содержание очень длинного документа. [LXIV]
Артикулы военной дисциплины, о которых говорится у Гейденштейна (стр. 189), сообщаются Пиотровским (pag. 45, 46) в подлиннике; но процедура их обсуждения у Гейденштейна передается иначе, чем у Пиотровского; по первому проект предложен сначала сенаторам, а потом военным людям (ротмистрам), по дневнику же он обсуждается в совете короля в присутствии всех ротмистров.
О назначении Замойского гетманом 10 и 11-го Августа у Пиотровского (pag. 45, 52) говорится гораздо короче, чем у Гейденштейна; Пиотровский ничего не знает о беседе короля с Замойским: это интимные подробности, которые можно было узнать только от канцлера; самое содержание речи Замойского к ротмистрам после избрания сообщается только у Гейденштейна (стр. 190), у Пиотровского приведена одна фраза из нее.
Описание укреплений Острова под 12 Августа у Пиотровского (pag. 57) несколько отлично от того, какое находим у Гейденштейна (стр. 192); Пиотровский: стены не очень крепкия; Гейденштейн: довольно крепкия каменные стены; Пиотровский: четыре каменные башни; Гейденштейн: очень много башен или больверков. Совещания короля с Замойским относительно осады Острова делаются нам известными только чрез посредство Гейденштейна (стр. 192): опять интимные подробности, которые можно было узнать не иначе, как только из благосклонных сообщений канцлера. Первая стычка под Псковом 24-го Августа передана у Пиотровского (pag. 61) в другом виде, чем у Гейденштейна (стр. 194); первый обвиняет [LXV] венгерцев в том, что засада, сделанная Брацлавским воеводою, оказалась безполезною, так как была преждевременно открыта, благодаря их горячности и невыдержанности, а по Гейденштейну было две засады и оне исполнили свое назначение и не были открыты Москвитянами прежде времени, но только первой засады они не испугались, а уже вторая обратила их в бегство. Автор дневника не преминул заметить, что «бранят венгерцев», но Гейденштейн вообще избегает всяких нападок и обвинений против той или другой племенной группы, тем более против мадьяр, выписанных королем с родины.
В описании Пскова у обоих авторов есть сходство, но не на столько близкое, чтобы нужно было предполагать прямую зависимость одного от другого; оно было обусловлено единством самого содержания.
Николай Черкашенин Гейденштейна (стр. 201) у Пиотровского назван Мишкою Черкашенином (pag. 60).
Ответ, данный Турецкому гонцу в лагере под Псковом, сообщается только у Гейденштейна (стр. 205); у Пиотровского под 31 Августа (pag. 69) описывается одна внешняя церемония приема.
Приступ 8 Сентября описан Пиотровским в качестве очевидца (pag. 75–79); всего скорее следы заимствования Гейденштейном могли бы оказаться именно здесь, но этого незаметно. Конечно, есть много общего, так как оба описания относятся к одному и тому же событию, но подробности отчасти расходятся, при том в довольно существенных пунктах: у Гейденштейна (стр. 207) сказано, что Замойский советовал повременить приступом, у Пиотровского этого нет, а [LXVI] сказано только, что гетман считал полезным предварительную разведку местности и пролома, что по Гейденштейну являлось уже его уступкою противоположному мнению о пользе немедленного штурма. Пиотровский ничего не говорит об изменении первоначально указанного порядка приступа, вследствие чего, по словам Гейденштейна, немцы устремились будто бы не туда, куда им следовало по диспозиции; у Пиотровского немцы и венгерцы первые занимают одну из башен, у Гейденштейна (стр. 209) напротив поляки первые пролагают себе путь среди столпившихся у (внешнего) рва немцев и овладевают одною башней, а затем уже немцы и венгерцы занимают другую башню. Как дело было в действительности, всего лучше можно судить по диспозиции, напечатанной в приложениях к дневнику Пиотровского (Кояловича, Дневник похода Стефана Батория стр. 351, 352 № 73), с замечаниями об ее исполнении. Отсюда видно, что относительно нарушения диспозиции немцами Гейденштейн прав, но за то он ошибается относительно первенства поляков: Уровецкий и Выбрановский заняли башню при польском участке стены только тогда, когда увидели, что венгры подняли знамена на своей. Главною причиною неудачи штурма у Пиотровского (pag. 116) является то обстоятельство, что поляки, прошедшие чрез пролом, очутились на обвале стены, соскочить с которой в город было высоко и трудно, тем более, что за стеною стояли массою неприятели; и в этом Гейденштейн не совсем сходится с автором Дневника похода, потому что у него главную роль играет ров, заранее выкопанный русскими [LXVII] (стр. 210). За тем по Гейденштейну москвитяне два или даже три раза стараются поджечь башню, занятую поляками, а о венгерской не сказано, чтобы она была подожжена; у Пиотровского подкладывают порох под обе башни, как под ту, которая занята была поляками, так и под ту, в которой находились венгерцы с немцами, но с большим успехом — под первую. Несомненно, что мы имеем два независимых рассказа, из коих один принадлежит очевидцу, хотя не военному человеку, а другой только основан на показаниях очевидцев, но за то ближе стоявших к делу. Согласить их между собою или же решить, которому следует отдать предпочтение, будет делом критики, а
