Но если проведение реформ было делом трудным, то пустота была немыслима. Волна рабства под влиянием завоеваний и роскоши поднялась слишком высоко. Она переливалась через край благодаря отпущениям на волю, и не было никакой силы, которая могла бы остановить ее. Август, всячески стараясь преградить ей дорогу, не решался открыто бороться с этим течением, и если в своей приписке к духовному завещанию он рекомендовал Тиберию эту политику умеренного сопротивления, то сам он был вынужден плыть по течению, которое вскоре увлекло за собой и империю.
Отныне это стало высшим законом в государстве. Суверенная власть перешла в руки императора. Государство, в силу сложившихся обстоятельств, постепенно с неизбежной последовательностью отождествлялось с императорским двором. Но кем же управлялся этот двор? Вольноотпущенниками и рабами.
Итак, рабы и вольноотпущенники роковым образом забирали в свои руки власть. Август опять-таки сделал попытку отстранить их, прибегнув к хитрости. Произведя переворот в своих интересах, он, однако, не желал ниспровержения классового общественного порядка. Он хотел сохранить прежнюю иерархию, но так как сенаторы вполне справедливо считались со стороны власти, ставшей На их место, элементом неблагонадежным, то Август стал искать себе опору и новых агентов своей власти среди сословия всадников. Всадникам он предоставлял придворные должности, которым предстояло в скором времени стать высшими государственными должностями. Но и его собственный двор был не чем иным, как обычной иерархией организованного персонала рабов и вольноотпущенников с добавлением одной лишней ступени. Но при распределении должностей это различие ступеней не всегда соблюдалось. Вольноотпущенники встречались с рабами как в занятиях ремеслами, так и в личной придворной службе. Они встречались и при исполнении самых высоких функций наблюдения и управления. Вольноотпущенники и даже рабы занимали такие административные должности, которые, казалось бы, должны были быть уделом всадников. После первых двух царствований для них перестали существовать преграды. Они заставляли давать себе всадническое достоинство, невзирая на древний закон, требовавший свободы двух поколений. Клавдий щедро раздавал это звание всем категориям своих прежних слуг. Они заставили открыть себе доступ в сенат, они добивались назначения правителями провинций и целых царств, и даже не покидая службы при дворе, они могли повсюду распространять свое влияние. Будучи прокураторами в императорских провинциях и заведуя доходами императора, они часто захватывали и судебную власть наместников. Занимая должность министра двора и связанные с императором личной службой, заведуя финансами, приемом прошений, рассмотрением жалоб и секретариатом, они забрали в свои руки руководство всякого рода делами. Они управляли от имени Клавдия, они управляли еще и при Гальбе, продавая чины и должности и всюду протягивая свои проворные жадные руки как слуги старого хозяина. Плиний Младший, характеризуя этот период Империи, говорит, что большинство императоров до Траяна было господами граждан и рабами вольноотпущенников.
Кому, на самом деле, неизвестны эти заклейменные историей имена: Каллиста, пользовавшегося огромным влиянием уже в управление Калигулы и фигурировавшего вместе с Паллантом среди управителей Клавдия; Нарцисса и Палланта, о которых по случаю истощения казны говорили, что император был бы богат, если бы эти два человека поделились с ним своим имуществом; Гелия, который во время отсутствия Нерона в качестве доверенного лица выносил приговоры о конфискации имущества и смертной казни всадникам и сенаторам, как будто бы жизнь и имущество высших лиц государства были отданы в его власть; Оцела, человека с грязным прошлым, причисленного в правление Гальбы к всадническому сословию и претендовавшего на должность префекта претория; вольноотпущенника Вителлия Азиатика, бывшего грязной игрушкой его страстей и прихотей, прежде чем сделаться главным действующим лицом его правления; Горма, возведенного в сословие всадников Веспасиа-ном; камерария Домициана Парфения, начальника дворцовой стражи. Кому неизвестны наглость их правления, их бесстыдство, успех их домогательств, смелость их хищений, высокомерная роскошь! Они собирали богатства всякими способами: продажей императорских милостей, продажей просто новостей и нужных сведений. Сестры консулов и союзников императора, дочери царей были удостоены чести разделить с ними ложе. Роскошь их образа жизни не уступала царской. Их чертоги блестели золотом и мрамором, затмевая собой блеск Капитолия: роскошные бани, парки, оранжереи, сады, не уступавшие садам Алкиноя, а после смерти – великолепные мавзолеи, возвышавшиеся рядом с консульскими гробницами вдоль больших общественных дорог. Свидетелем может служить Лициний, прежний раб Цезаря, сделавшийся при Августе прокуратором Галлии, чья гробница своим великолепием оскорбляла общественное чувство нравственности, чем воспользовалась сатира для нападок на богов. Даже Плиний, одобрявший Траяна за то, что он несколько обуздал вольноотпущенников, все же отводит им еще очень большое место. К своим нападкам против вольноотпущенников более раннего периода он примешивает похвалы современным ему вольноотпущенникам, «тем более достойным, – говорит он, – принять оказываемый им почет, что он не является более вынужденным». Чтобы воздавать вольноотпущенникам все эти почести, не требовалось давления со стороны императора. Л. Вителлий, отец императора, поместил золоченые бюсты Нарцисса и Палланта среди изображений домашних богов. Рассказывали, что Адриан, чтобы обеспечить свое усыновление Траяном, не пренебрегал заискивать-перед его вольноотпущенниками. Он сам был менее снисходителен к своим и в этом его примеру следовал Антоний Пий. Но Марк Аврелий, чрезвычайно строгий по отношению к своим собственным отпущенникам, был слишком мягок по отношению к отпущенникам своего соправителя Вера. В правление Коммода вместе с Клеандром повторились, приняв еще более отталкивающую форму, все скандалы времен Клавдия.
Раз вольноотпущенники находились у власти, то само собой разумеется, что представители их класса широко распространялись повсюду. Они заполняли трибы, курии, низшие должности при магистратах и жрецах. Они составляли городские когорты в Риме, они были допущены в легионы, их же мы встречаем в войсках Оттона и в первых рядах офицерства при Вителлин. Раз вольноотпущенники занимали такое большое место в государстве и им подобные диктовали законы, то как могли остаться в силе мероприятия, принятые против отпущения на волю в начальный период Империи? Некогда пришлось издать эдикт, чтобы защитить вольноотпущенника против злоупотреблений господина. После продолжительных сатурналий в правление Клавдия пришлось подумать о средствах защиты самих господ и патронов от наглости отпущенников. При Нероне в сенате было внесено предложение наказывать лишением свободы за проступки, свидетельствующие о проявлении неблагодарности. Но этот проект был отклонен: боялись решиться на общие меры, так как их сословие было слишком могущественно!
Следует ли порицать эти послабления и можно ли разделять негодование римлян несколько более ранней эпохи против этих новых граждан, которые, выйдя из рабского сословия, стали в свою очередь теперь возвышаться над ними? Конечно, нет! Эти законодательные мероприятия в пользу вольноотпущенников были внушены разумной политикой. Мы еще более приветствуем дальнейшее их развитие в юриспруденции под влиянием более возвышенной идеи. Что касается второго пункта, то можно ли опровергать разумную речь, в которой Клавдий, ссылаясь на вождя своего племени, на старого Клавза, пришедшего из Сабинской области и занявшего одно из первых мест в государстве, изображает республику, принимающую в свои недра наиболее выдающихся лиц из покоренных областей, и противопоставляет узкому националистическому духу Греции, подавлявшей и отталкивавшей побежденных, широкую либеральную политику основателя Рима, которая из врага делала гражданина, увеличивала общину, омоложала и укрепляла государство этими новыми элементами, вливавшимися в массы. Но было совершенно необходимо, чтобы эти столь определенно выраженные принципы по случаю допущения галлов в сенат были применены к отпущенникам, чтобы их сотрудничество носило правильный характер, а их возвышение было законно. В силу какого права достигали они обычно свободы и почестей?
4
Многие, без сомнения, возвысились благодаря своей профессии и поневоле продолжали заниматься ею и далее; их мы встречаем среди тех элементов, на которые хотела опереться власть при своей попытке реорганизовать рабочие классы: торговцев, продающих подержанные вещи, ремесленников, деловых людей. Один вольноотпущенник – переписчик, своего рода уличный писец, хвастается в своей надгробной надписи тем, что в течение 14 лет писал духовные завещания без всякой помощи со стороны юриста. Значительно большее число получивших свободу благодаря труду стремилось в дальнейшем освободиться от него: труд благодаря доступности его также и рабам считался своего рода* бесчестием, и можно было без особенного ущерба своему достоинству вступить на путь менее честный, но позволяющий жить в большем довольстве. Те же, которые возвысились именно этим путем, были еще менее склонны променять его на другие. Рабы были не только орудием труда, но и орудием разврата, объектом для разгула; история всех времен ясно показывает нам, за счет какой из этих двух подневольных групп, главным образом, увеличивался класс свободных. Лу-ций, превращенный в осла, долго трудился в пекарне, в садоводстве, на мельнице, не видя конца своей работе. Лишь когда он занял более видное место в штате домашней прислуги и доказал свою развращенность и порочность, на него посыпались всевозможные милости; тогда только он снова мог принять человеческий образ. Таким именно путем рабы легче всего могли войти в гражданскую жизнь и получить свободу.
